Вокруг дым, пыль, грохот. Он почти полностью оглох и звон в голове перекрывает все звуки. Справа, где три атаковавших его танка попали под огонь, медленно задом пятился русский Т-34. Недолго думая, Курт бросился к нему в надежде продать свою жизнь подороже.

На ходу он сбросил тлеющую куртку и осмотрелся. Справа бушевала атака на высоту. Рейнджеры уже захватили первую линию окопов, за ними подтягивались танки. Слева из леса за небольшой речкой показалась колонная вражеских грузовиков с пехотой и пушками. Мостов через водную преграду не было, но чуть выше по течению явно выделялся брод. Если подкрепление противника переправится, то сможет ударить в тыл наступающим. Боже! Это катастрофа, и он один на один с ней.

Сержант забрался на движущийся танк. Тело командира свисает из люка. Долой его. Внутри еще три трупа. Освободив кресло механика-водителя, Вонемсен поставил рычаг на нейтральную передачу. Педали, рукоятки, рычаги – все то же, что и в его танке, только выглядит немного по-другому.

Скорее к орудию. Фугасный снаряд в стволе. Лязгнул казенник и сержант приник к прицелу. Вот они! Не спеша, стараясь выбрать цель поудачнее, он стал наводить. Головной тентованый грузовик, по-любому, с пехотой. Выстрел! Под автомобилем вздыбилась земля и он перевернулся на бок в вихре взвившегося пламени. К снарядам, потом опять к орудию. Зарядил. Приник к прицелу. Враги отцепили пушку и уже наводят на него. Быстро и четко работают, – отметил про себя Курт. Кто первый? Выстрел! Взрыв расцвел рядом с орудием, забросав его землей. На фоне зеленого щита блеснул огонек и в башню ударил снаряд. Танк содрогнулся, запахло раскаленным железом и сквозь звон в ушах слышно стало, как пощелкивает, отлетая, краска на вогнутой левой стенке башни.

Курт притащил еще один снаряд и вогнал его в ствол. Срочно к прицелу! Но в нем лишь белесый туман из мелких трещинок. Горизонтальное наведение тоже заклинило. Он будто ждал этого и готовился. Не долго думая, дернул затвор и выпустил на волю снаряд. Потом, как можно быстрее, принес новый, но заряжать не стал, а заглянул в открытый ствол орудия. Восьмидесятипятимиллиметровая труба уходила в бесконечность и на конце ее светился маленький кружочек внешнего мира, в котором видна была перевернутая вражеская пушка. Все таки попал! Радость охватила молодого воина, а тем временем пехота из грузовиков рассредоточилась и двинулась в атаку, серо-зелеными тенями приближаясь к берегу.

Курт Вонемсен осознал вдруг, что там человек двести, а он здесь один. И нет способа сообщить своим, кроме как лично. Но тогда придется покинуть рубеж и он может просто не успеть… или погибнуть. Какая мотивация рождает в человеке героя? Что движет им в минуты опасности? Вот он здесь – потомок великих воинов, готов один выступить против двух сотен и, скорее всего, погибнуть. Что это? Ответственность за собратьев и чувство долга? Ненависть к врагу? Или жажда славы? Если он погибнет, как он узнает: зря или нет? Что там – после смерти? Звуки стали гулкими, как в пустом каменном зале. Тело охватила неприятная дрожь, а в голову стал прокрадываться холод страха. В любом случае, деваться некуда. Останется в танке – погибнет. Выйдет – тоже. Только продать подороже свою жизнь! Семи смертям не бывать, а одной – не миновать!

Курсовой пулемет пришлось снять с крепления, потому что заклинившая башня не давала нужного сектора обстрела. Танкист выбрался через люк в днище корпуса и переполз в одну из многочисленных воронок, оставшихся от взрывов крупнокалиберных снарядов. Отличное естественное укрепление позволило ему взять под обстрел весь сектор, по которому продвигались враги.

Загрохотал пулемет и бегущие цепи наступающих припали к земле. Вниз к воде ползли уже осторожно, но стараясь как можно быстрее преодолеть страшный отрезок. Курт бил короткими очередями, прицельно укладывая пули по движущимся в траве далеким телам. Каждый смертоносный снаряд, впившийся в чужую плоть, вызывал необъяснимый восторг азартного охотника. Эти умирающие вдалеке люди, как пораженные мишени замирали на склоне берега. Вот они добрались до реки. Стараясь спешить, преодолевали водную преграду, падали и умирали. Сгруппировались под берегом и, когда добралось большинство наступающих, разом бросились в атаку. Они все ближе. Падают сраженные один за другим, но уже ясно, что через пару минут они достигнут лежащего в воронке солдата.

Несколько гранат упали за спиной Курта. Потянулось бесконечное мгновение боя, когда звуки вдруг становятся долгими и низкими, а сердце будто останавливается между ударами, замирая то ли от страха то ли от восторга. Вонемсен вскочил на ноги и, зажав курок пулемета, бросился в атаку. За спиной из покинутой воронки взвился темный занавес взрыва.

Враг бежал прямо на него. Здоровенный высокий русский офицер. Вот он – вдохновитель этой бойни. Один из тех, кто породил этот смертельный карнавал. Как долго и упорно весь мир боролся с фашизмом. И как незаметно и неожиданно ему на смену пришел коммунизм. Пули рвут его тело, а он бежит, как заведенный автомат, захлебываясь в крови. Ствол пулемета с шипением проткнул его в области живота. Запахло горелым мясом и мочой. На мгновение норвежец увидел в глазах противника угасающую искру жизни… И ни проблеска страха или сожаления. Вот это воины! Они достойны славной смерти… И уважения. Надеюсь, брат, мы встретимся с тобой в Валгалле… Мертвое тело повалило его на земь, прижав и обливая кровью.

Сейчас он умрет. Пожалуй, неплохо повоевал. Бился геройски. Повеселился от души… он цел и боеспособен, многое смог бы еще сделать, но когда-нибудь все заканчивается. Лишь бы в плен не взяли…

Вокруг загрохотало. Свет померк. Сверху густо посыпалась земля. Курта несколько раз подбросило, ударило в затылок мягкой твердью, и он провалился в спокойную тьму беспамятства.

* * *

Солнечные лучи теплыми прикосновениями щекотали лицо. Сквозь прищуренные веки он смотрел на милый и такой родной образ. Мама гладила его по волосам, выбирала соринки из них и слегка улыбалась. Лицо ее осунувшееся, усталое, с тенями вокруг глаз тем не менее было самым прекрасным на земле.

– Ну, что ты, сынок? Ты молодец! Смелый… Славно повоевал – просто герой! А для меня-то ни одной, даже маленькой не оставил…

Может быть, он умер? Курт попытался спросить, чего не оставил, но губы будто клеем слепило. Только мычание вырвалось.

– Как же ты, родной, не приберег для меня? Всем раздал, а маме не хватило.

Солдат силился крикнуть ей хоть что-нибудь в ответ, но лишь натужное «ммммм» рождалось и глохло где-то в груди.

Небо за спиной матери стало темнеть. Курт вдруг содрогнулся, разглядев то, что вначале принял за ожерелье на шее. Жуткая безысходность, удвоенная бессилием, охватила его. Тело матери висело на толстой грубой веревке и раскачивалось на ветру перед его глазами. Губы трупа шевелились и беззвучно молили:

– Хоть одну пулю бы мне, сынок. Дышать не могу. Как же я так? Хоть маленькую…

Он вырвался из небытия и судорожно с хрипом вдохнул воздух. Под ним носилки, стоящие на земле. Слева вздымается захваченный им танк. Справа, чуть поодаль, стоят на коленях десяток пленных со связанными за спиной руками. Рядом никого нет. Двое из них – русские, остальные – китайцы.

Откуда-то сбоку появился полковник Химли. Мундир его весь в пыли, сапоги грязны, а на левой штанине большое темное пятно запекшейся крови. Курт обрадовался, что этот старый вояка выжил. Ведь, несомненно, именно он поднял в атаку потерявшие надежду войска, и именно он совершил то чудо, которое случилось в этом бою. Это его кумир! Даже то, что полковник послал его на верную смерть, не смутило молодого сержанта. Это война, и солдат на ней – разменная монета. Таких, как он множество. И еще Курта не покидает радостное чувство свершенного. Он, только он, стал ключом к победе. Остался жив и боеспособен, а, значит, впереди новые подвиги. Просто чудо какое-то!

Полковник подошел к пленным, не спеша достал пистолет из кобуры и, приставив его ко лбу первого из них, выстрелил. Затем методично стал убивать остальных. Это было именно убийство. Не казнь, а бессмысленная расправа. Он с явным удовольствием вздергивал руку после каждого выстрела и сдувал дымок, струящийся из ствола. Его жертвы недвижно замерли, как парализованные, с безысходной безропотностью выкатывая глаза в ожидании гибели.