Единственный способ определить пределы возможного – это набраться смелости и проникнуть на ту сторону – в невозможное.

Книга 1

На краю Перемирия

Часть 1. Героями не рождаются.

Будь у героев время подумать,

героизма вовсе не было бы.

Серый смрадный дым тянулся низко над поверхностью по грудам битого камня, вывороченной земли, остовам искореженных боевых машин… Он ласково огибал останки стен зданий и торчащие кое-где столбы и расщепленные стволы деревьев. Дым был как живой, будто впитав в себя души сгоревших в пламени войны людей. Он насыщал атмосферу, скрывая своим покрывалом от взора Божьего, то что сделали с Его творением неразумные дети Его.

Лейтенант Артемьев напряженно всматривался в серую пелену, которая растворяла в себе весь окружающий мир буквально за десять шагов вперед. Тени руин, как надгробия, вырастали из месива обломков, обильно политых кровушкой атакующих интервентов. После двух суток сумасшедшей гонки, которую называли наступлением, они просто потерялись. Ни сигнала со спутников, ни радиопеленга. Командование будто тоже растворилось в этом вездесущем дыму, смешанном с радиоактивной пылью. Даже Солнце не решалось взглянуть на этот позор человечества, укрывшись стыдливо и скорбно в сером небе.

Пять дней назад, после долгой обороны Белогорода, поступил приказ о начале операции «Меч Вседержителя». Полковые дьяконы завопили о великом предназначении священных воинов Руси и фронт двинулся на запад, полоща хоругвями и «триколорами», в дыму и пламени освобождать исконно славянские вотчины Восточной Ойкумены, неся на штыках истинную веру и сея вокруг вечные ценности из стволов орудий и минометов, попирая гусеницами танков развращенных безнравственных захватчиков.

Ярослав Артемьев не выбирал себе судьбу на этой войне. Конечно, он рвался на фронт, какой бы то ни было. Переживал за «наших» на Ближнем Востоке и в Ойкумене, видя, что Мировой Жандарм, прикрываясь кризисами и эпидемиями, сеет по всей планете раздоры и смуту. Он понимал, что настает время, о котором он тайно мечтал и которое ждал, возможно, всю свою сознательную жизнь.

Их, студентов пятого курса военной академии, срочно, под покровом ночи, прямо из общежития собрали и вывезли, не дав даже собрать вещи. Без объяснений и возможности связаться с близкими их эвакуировали и поместили в какой-то подземный бункер…

Ярослав отлично помнил те тревожные чувства, терзавшие его. Но была и радость, ожидание приключений. Все ждали. Полевых учений… Но грянула мировая война!

Она пришла незаметно. Не было в начале войны для Ярослава ни величественных атомных грибов, разрывающих небеса, ни кромешных кровавых атак или геройской обороны от вероломного противника. После суток тревог и волнений к ним в секцию бункера вошел майор и произнес усталым негромким голосом первые за долгое время слова, прозвучавшие из уст военного:

– Господа офицеры. Приветствую вас. И новости у меня печальные…

Ярославу каждое произнесенное им слово врезалось в память, как раскаленные осколки разорванной старой жизни. Он понял тогда, что пора забыть про родных и близких, оставшихся там, в несуществующем уже мире. Надо отдать всего себя, все свои навыки, умения и силы для возмездия врагу, для восстановления справедливости. И он готов был к этому.

Как ни прискорбно осознавать, но только беды рождают героев. Именно в катастрофах люди становятся сами собой, обретая либо великую благородную силу, либо жуткую постыдную слабость. Неисчерпаемый генератор адреналина. Время проверки на прочность тел и душ. Разрушение, горе и боль вместе со смертью неразлучно следуют вслед за войной. Потери неизбежны. И, как бы ни была велика радость побед, она никогда не будет сильнее горечи потерь. Ни один триумф, ни одна достигнутая цель не стоит слез и крови, пролитых на пути к ним.

Лейтенант встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Похоже, задремал. Они там, в пелене дыма. Он представляет их, сидящих в своих укреплениях. Их глаза, полные страха, напряженно всматриваются в серую мглу, ожидая возмездия. Глаза крыс, загнанных в угол…

Сражение надвигалось. Ярослав чувствовал это, как приближающуюся благодатную очистительную грозу. Позади нарастал гул артиллерии и трубный глас ракетных установок.

Наконец-то! Вот оно! Еще вчера батальон лейтенанта Артемьева стремительным и внезапным броском, исполненным силы и ловкости, захватил этот населенный пункт и приспособил к обороне. Они слились с развалинами, вошли в камень и в землю, создали классическое произведение обороны. Незримые для противника ходы сообщения и траншеи связали боевые порядки батальона в единый железный организм. Огневые точки, насаженные на концы траншей, как смертоносные наконечники, уставились в самую грудь противника.

Померк, а затем исчез дневной свет, словно вернулась ночь. Дым и пыль поднялись над полем боя так высоко и густо, что осветительные ракеты не могли прорвать эту мощную черную стену, сомкнувшуюся с облаками и разогнавшую вездесущую серую мглу.

Но в этом аду существовала жизнь, чудесная и неповторимая. Пехота поднялась над своими окопами. Сняв каски, бойцы радостно кричали небесам, черные от дыма и гари их лица сияли счастьем.

Прижимаясь к огневому валу артиллерии, в дыму и пыли, батальон рванулся в долгожданную атаку. Несметная сила росская поднялась по всему фронту и хлынула вослед с тысячеголосым «ура!». Рык боевых машин огласил все многокилометровое протяжение линии фронта. Как в стародавние былинные времена, единым духом поднялась святая рать, ломая все стратегии и законы войны, всё сметающим, полным праведной ярости, валом двинулась на врага, очищая землю-матушку от черного змеиного племени.

Реальность стушевалась, обретая очертания полусна, какой-то сверхреальной игры. Ярослав бежал в дыму и пыли окруженный яростью боя. Бесчисленные трассы пуль рассекали пространство, ухали взрывы, стучали по земле падающие обломки, ревело пламя. Но все это будто обтекало бегущего навстречу смерти героя, не касалось его, служа лишь декорациями его жизни.

Вот впереди засверкали размытые завесой мрака вспышки вражеских выстрелов. Он перебежками, от укрытия к укрытию, стал аккуратно пробираться вперед. Осталось уже два десятка метров до вспышек, когда шквальный огонь пулеметов прижал лейтенанта к осколку стены, до которого тот дотянул. Рядом упал, переводя дыхание, какой-то молодой конопатый сержант и громко надрывно закашлял. Сплюнув изо рта черный сгусток, он беззвучно выругался одними губами.

В дыму, застилавшем все вокруг, не видно было наступления, но чувствовалось, что пехота залегла под мощным огнем уцелевших укреплений. Сквозь гул боя пробивался усиливающийся рокот наступающей бронетехники.

Вой летящих снарядов схлестнулся с шипением ракет и пулеметные гнезда захлебнулись в огромных цветках яростного пламени. Ярослав, крикнув сержанту, бросился в этот адский хаос. От едкой гари и пыли он надвинул на лицо респиратор шлема. Осколки забрала, разбитые еще вчера, только мешали обзору, поэтому их пришлось убрать вручную.

Его оглушило накрывающим все грохотом, несколько раз подкинуло и бросило на земь. Горло и грудь удушающе забило гарью. Не помог даже респиратор. Сплевывая, кашляя, он сорвал с лица ненужную маску, испытывая отвратительное чувство своего бессилия, со слезами, застилающими глаза, Артемьев едва поднял налитую звоном голову, и как будто в лицо ему ударило низким, давящим, захлебывающимся клекотом пулеметных очередей.

Что это? Неужели смерть? Не может быть! Я не хочу! Нет, нет! Это стучит сердце? Нет, это стучат пули вокруг меня… И сердце… Я еще думаю – значит не убит. Ох, как я не хочу умирать!.. Столько всего еще надо сделать!