– Брехня, – Рон покачал головой. – Если бы эти травки вызывали галюны, вся школа бы записалась на дополнительные к этой Трелони.

– Гермиона слишком умная, она могла это с чем-то смешать, – предположила Джинни.

– Надо проверить, – согласился Гарри.

– Не, Гермиона бы так не поступила, – не согласился Рон. – Идите без меня.

– Мы знали ту Гермиону, но не эту, – возражает Гарри. – Думаю, мы много чего о ней не знаем.

– Зато слизеринцы знают, – зло бросил Рональд.

– Странно, но факт, – Гарри не заметил агрессии Рона.

– Сначала Тео, потом Драко, – покачала головой Джинни. – Она даже не плакала.

– Потому что принцессы не плачут, – сказала проходящая мимо Астория.

– Прости, что? – Гарри вскинул на нее глаза. Это первый случай, когда Астория хоть как-то контактировала с ними.

– Так говорил Тео – принцессы не плачут, – и ушла.

Было над чем задуматься, но не было времени. Рон потянулся за третьей порцией, а вот Гарри и Джинни поспешили к Гермионе.

– Я так боюсь за нее, – вдруг жалобно проскулила Джинни, а затем прильнула к его плечу.

Гарри, конечно, последнее время стал сильно сомневаться насчет Джинни, но сейчас не стал накалять ситуацию, а просто ободряюще и неуклюже похлопал девушку по плечу. Джинни, конечно, надеялась на большее, но не стала возмущаться.

Макгонагалл любезно сообщала Гарри пароль, чтобы тот мог проведать подругу, а Джинни заранее узнала, что Блейза нет в замке. Гермиона снова была одна и беззащитна.

Снова.

Они не нашли Гермиону в ее спальне, но вот из соседней комнаты доносился ее нежный голос. Она что-то громко шептала, а потом смеялась, будто получила ответ, а сейчас забавлялась им.

Гарри и Джинни замерли, не решаясь войти.

– Надо было сбежать, – доносится из-за двери. – Если бы я отказалась от друзей, неужели ты бы не ответил взаимностью?

Это стало триггером. Гарри рывком открыл дверь и замер. Комната была в полумраке, лишь несколько свечей освещали ее.

– Чувствуешь, да? – подала голос Джинни. – Она жгла травы.

– Что вы делаете тут? – возмутилась Гермиона.

– Тебя пришли спасать, подруга, – Джинни с жалостью посмотрела на Грейнджер.

– Это, конечно, здорово, но я хочу побыть одна, – Гермиона сложила руки на груди и глазами указала непрошенным гостям на дверь.

– Я думаю, ты уже достаточно побыла одна, – Гарри робко присел на край кровати.

– Мы не нуждаемся в вашей жалости, – гордо сказала Гермиона.

– Мы… Это кто? – с прищуром спросила Джинни.

– Это я и… и мое сердце. Я хочу почитать.

– В темноте? – не понял Гарри. – Давай хотя бы нормальное освещение сделаем, – предлагает он.

– Нет! – закричала Грейнджер. – Не смей!

– Почему? – удивился Гарри.

– Потому что Драко любит полумрак, – чуть не ляпнула Гермиона, но вслух ничего не произнесла, лишь пожала плечами.

Но Джинни было все равно. Ей было настолько все равно, что она включила свет. Принципиально.

Гермиона с нежной грустью смотрела куда-то за Джинни, если не сквозь нее. Грустная улыбка мелькнула на ее лице, а потом лицо озарилось гневом.

– Довольны? – спросила она у друзей.

– Тебе нужна помощь, – говорит Гарри.

Гермиона рассмеялась. Практически в лицо другу. Она смеялась до тех пор, пока истеричный смех не сменился на горькие слезы.

Как же прав был Поттер, ей нужна была помощь. Но раньше. Сейчас она использовала все способы, чтобы сбежать от реальности и обмануть саму себя.

Гарри неловко раскинул руки в стороны, и Гермиона нашла в его объятиях утешение. Они оба плакали. А Джинни снова стояла в дверях и наблюдала.

Ревность. Ревность жгучей болью выжигала сердце. Разум заволакивала обида, и чтобы не настроить против себя еще и Гарри, Джинни развернулась и вылетела из Башни Старост. Ей нужен был Рон. План уже был в голове, теперь нужно его реализовать.

Возможно, Джинни не зашла бы так далеко, но Гарри провел целую ночь с этой Грейнджер, и воспаленный разум Джиневры целое утро подбрасывал картинки, как руки Гарри ласкали тело Гермионы, а та не стеснялась ответных прикосновений.

Возможно, Рон не поддержал бы сестру, но Гермиона провела всю ночь наедине с Гарри, и его больной мозг в красках показывал, как его Гермиона извивалась под подтянутым телом друга, а сам же Гарри безбожно лапал все прелести ее фигуры.

Вдвоем они смогли убедить старую Макгонагалл, что их предложение – самый лучший вариант развития событий. Настойки Помфри не давали нужного результата, а Гермиона была полезна для Ордена – именно так они и сломали сопротивление своего декана.

У Минервы и Гермионы состоялся долгий разговор за закрытыми дверями. Гарри упорно подпирал стену напротив кабинета, где проходил, наверное, самый тяжелый разговор за всю жизнь обеих собеседниц.

Когда Гермиона вышла из кабинета, на ней лица не было. Она даже не взглянула на Гарри, а тут же поспешила в свою комнату. Следом в дверях появилась седовласая женщина.

– Я сегодня пошлю сову Римусу, – обратилась Макгонагалл к Поттеру. – Завтра можете начинать, но, мистер Поттер, не более часа в сутки.

– Хорошо, – кивнул Гарри, которого друзья уже посвятили в план.

– Мистер Поттер, семь дней. Если поможет, то слава Мерлину. Если нет – я не позволю вам мучать мисс Грейнджер, вы поняли меня?

– Да, мэм.

– Донесите это до своих друзей, – и старушка скрылась за дверью.

Для Гермионы начался ад. Ни одна боль не была так ужасна, как то, что придумали ее друзья. Они буквально хотели вывернуть ее нутро, чтобы отутюжить душу.

– Ты готова? – каждый раз, на протяжении семи дней, будет спрашивать Люпин, экс-преподаватель по Защите от Темных Искусств.

Она будет неуверенно кивать, а дальше ад. Семь кругов ада.

Лишь первый день отличался от всех остальных. Тогда она смерит своих палачей обвиняющим взглядом и спросит:

– Кто из вас?

И Рон сделает шаг вперед.

Гермиона искренне не понимала, почему именно Рон Уизли. По ее мнению, он был самым последним человеком, которого можно и нужно было впускать в чье-либо сознание, настолько он был неуклюж. Но за нее уже все решили.

Так оно и происходило.

Рон и Гермиона садились напротив друг друга и смотрели глаза в глаза. Рон дерзко заглядывал в ее синие, когда-то такие любимые карие, а ее выворачивало от его васильковых. Она с самого начала не верила в успех, тем более, когда этот успех зависел от Рона. Ей надо было продержаться лишь семь дней, и она до крови прикусывала нижнюю губы, чтобы не кричать.

Рон был неопытен в легилименции, поэтому обоим доставлял боль, которую можно было избежать. Римус Люпин же стоял чуть поодаль и контролировал процесс, чтобы один не навредил сильно другому. Именно он должен был “извлечь” все ненужное из головы Гермионы, но он был неумелым в этой сфере, а Снегга не было. Именно поэтому вызвался Рон. Джинни держала брата за руку на протяжении часа, чтобы объединить их магический потенциал, а Гарри смотрел в даль горизонта, прислонившись лбом к стеклу.

Они терпели неудачу. Но при этом забирали что-то у Гермионы. Она уже не помнила тембр его голоса и сияние глаз. На второй день она забыла мягкость платиновых волос.

И у них было впереди еще пять дней.

Но сценарий был одинаков. Целый час Рон безжалостно насиловал ее душу, выдирая маленькую частичку, а потом они все уходили, оставив Гермиону совсем одну.

Она даже не переодевалась в пижаму – прямо так сворачивалась эмбрионом, уткнувшись подбородком в острые коленки. Гриффиндорка горько плакала, осознавая, что теперь едва может припомнить какие-то важные моменты. Была пустота, огромная и большая. Друзья думали, что забирают ее боль, но боль на самом деле из груди опускалась ниже. Было все так же невыносимо. А еще мерзко от того, что с ней так поступают ее же друзья.

– Они говорят, что тебя нет, не существует, – горько шептала гриффиндорка в пустоту комнаты. Но лишь тишина была ей ответом.

А на следующий вечер все повторялось вновь. Каждый раз, в конце этого унизительного часа, на вопрос – кто такой Драко Малфой? – Гермиона упорно твердила, что он Пожиратель Смерти и ее парень.