- И она её сняла? - с восторженной дрожью в голосе спросила девочка с рыжими косичками. - На де-мо-ра... де-мо-сра...
- На демонстрации, да, - помогла ей певица, и невесело улыбнулась. - Был праздник, посвящённый столетней годовщине создания небесных городов. Все люди собрались на самой большой площади, на краю летающей платформы - так, чтобы видеть внизу изуродованную землю и радоваться тому, что они живут в комфортном и безопасном мире. Тиэли очень боялась, она не хотела умирать. Но ей казалось, что жить так, не слыша музыки, не имея возможности играть самой, ещё страшнее. И тогда она решилась. И, выбрав момент, когда самый главный правитель выступал на трибуне, тайком пробралась на самый верх, туда, где стояли софиты... Это такие огромные фонари, чтобы освещать сцену.
- И сняла маску? - недоверчиво спросил кто-то из детей постарше.
- И сняла маску. И удивилась тому, как, оказывается, легко дышится без неё. И так обрадовалась, что забыла даже о полицейских, которые получили сигнал о нарушении закона и уже бежали к ней. Просто приложила к губам свою флейту и начала играть. Свою самую любимую мелодию, которую древние написали, ещё когда мир не был залит бетоном и застроен заводами. И люди, стоявшие внизу, на площади, с удивлением поднимали головы и переставали слушать что-то заученно декламирующего правителя.
Флейтистка ласково провела пальцами по собственному инструменту - неосознанно, словно думая о чём-то своём. Улыбнулась заворожено смотрящим на неё детям:
- Это была первая песня за много, много лет. И люди на площади словно просыпались от дурного сна. Они оглядывались - и видели вокруг себя такие же, как у них самих, изумлённые, полные восторга лица. А Миэ... Извини, - флейтистка улыбнулась тому мальчишке, что спорил по поводу имени Поющей, - Тиэли закончила играть свою любимую мелодию, и начала другую - ту, у которой была не только музыка, но и слова. Она не могла одновременно и петь, и играть, но тогда, охваченная восторгом от своей долгожданной свободы, даже не думала об этом.
- Но ведь она нарушила закон... - тихо, испуганно спросил кто-то из девочек.
- Да, конечно, - легко согласилась рассказчица. - Наверх уже лезли полицейские, чтобы застрелить её. Но она не видела этого, она играла и была в тот момент совершенно счастлива...
Молодая воспитательница встревоженно взглянула на своего пожилого коллегу. А тот в ответ только неуверенно пожал плечами. Детей берегли от слишком страшной правды; но пока что они не выглядели особо испуганными - разве что заинтересованными даже больше, чем обычно...
А маэстри, подняв свой инструмент, поднесла его к губам и легонько дунула, выпуская на волю несколько протяжных нот. Дети восхищённо, в один голос, вздохнули: перед их глазами колыхалось людское море, бежали по металлическим лестницам вооружённые полицейские, и в упоении играла, застыв на самом верху осветительной рамы, юная флейтистка...
- Поющая играла, а люди внизу потрясённо слушали её. Многие пытались подпевать, но маски мешали им, коверкали голоса. И тогда кто-то первым, не осознавая, возможно, что делает, сорвал её с себя - но полицейские, сами ошеломлённые происходящим, даже не заметили, что кто-то ещё нарушает закон. На трибуне вопил, требуя замолчать, правитель небесного города, но его больше никто не слушал... Кроме полицейских, конечно. Первый из них уже забрался наверх - но замер, не решаясь выстрелить. Стоящая на фоне закатного неба, с распущенными волосами и флейтой в руках, Тиэли была тогда, наверное, очень красива...
- Как вы? - доверчиво спросила рыжая девочка.
Флейтистка рассмеялась.
- Намного красивее. Счастье и свобода делают людей прекрасными, особенно в последние минуты жизни - если они знают, что совершают что-то важное...
Воспитатели переглянулись. И тот, что старше, украдкой улыбнулся, хитро прищуриваясь: он-то видел, что светловолосая рассказчица в этот момент, охваченная волнением, подсвеченная сзади восходящей золотистой луной, была невероятно хороша.
- Первый полицейский не мог решиться выстрелить, и второй, выбравшись наверх, тоже заколебался, очарованный музыкой. И тогда их командир оттолкнул их и первым нажал на курок.
Дети слитно, в один голос, ахнули в ужасе.
Флейтистка умолкла, опустила веки, словно отдавая честь минутой тишины много лет назад погибшей коллеге.
- Пуля пробила Поющей грудь, и она, отшатнувшись назад, рухнула с софитов вниз... туда, где в тумане лежала изуродованная заводами земля. Упала к ногам убийцы осиротевшая флейта. - В стайке детишек кто-то горько всхлипнул. А рассказчица, украдкой вздохнув, негромко продолжала: - Флейта замолчала, но песня, почему-то, продолжала звучать...
Она окинула взглядом притихших, не смеющих даже вздохнуть детей, завороженно глядящих на неё. И тихо пояснила:
- Она звучала снизу, с площади. И с каждой секундой её подхватывали всё новые и новые голоса. Люди срывали маски и, с изумлением вдыхая непривычно свежий воздух, вплетали свои голоса в песню. Многие не помнили слов. Многие не попадали в нужные ноты. Но замолчать они уже не могли... Не могли и не хотели. Командир отряда полиции, в ужасе от происходящего, приказал открыть огонь по толпе, и даже первым направил своё оружие вниз - но песню подхватили уже рядом с ним, и кто-то из его подчинённых вырвал у него из рук пистолет, в то время как другие заламывали ему руки за спину...
Флейтистка замолчала, задумавшись о чём-то.
- И маски отменили? - тихо спросил кто-то.
- Нет, наоборот, ужесточили наказание для всех снявших, - рассеянно откликнулась рассказчица. - Но это лишь приблизило конец хозяев небесных городов. Люди в гневе бросились громить полицейские участки, срывали с себя маски, пели прямо на улицах. Кто-то из служителей власти выполнял распоряжение расстреливать всех протестующих, кто-то, наоборот, присоединялся к ним... Неизвестно, что было бы дальше. Но люди не успели совершить больше никакой глупости. В тот же день, когда возмущённые жители пошли на приступ дворца правителя, над городом внезапно появилось огромное, прекрасное существо, сияющее всеми оттенками огня. От него струилась прекрасная музыка - и там, куда долетали её звуки, порох переставал загораться, а излучатели в бластерах превращались в бесполезные куски железа.
