– В Андеадлинге.

– Но… я ведь даже никогда не был там просто так. Только на съёмках. Как же мы могли тогда встречаться?

Кокетка-спутница Хэндсома победно глядела на Корнелию чуть ли не сверху вниз. Весь её вид только говорил о том, чтобы фея поскорее убиралась. Девушка смачно поцеловала своего бойфренда в идеально выбритую щёку, хотя тот и не обратил на это действие никакого внимания.

Корнелию же поразил ступор. Она запуталась в том, что знала сама, и в том, что утверждали ей эти люди. Она точно встречалась с Хэндсомом в прошлом году. Они точно познакомились в Андеадлинге, потому что он приезжал в школу спонсировать её в честь благотворительной акции. И они точно ходили на свидание в Безмолвный Лес.

– Я не… я не понимаю.

Тут вовремя подоспела Ривер и подхватила пошатнувшуюся было Корнелию под локоть.

– Уходим отсюда, – прошипела она фее, потянувшись к её уху.

Брайан почти что с безразличием смотрел на эту сцену. Впрочем, ему безразлично было всё происходящее вокруг.

Корнелия молча, видимо, ещё не до конца оправившись от этого потрясения, позволила Ривер вывести её из клуба. Оказавшись на улице, девушка прислонилась к стенке и потёрла лоб рукой, хотя ей это было несвойственно.

«Наверное, она так думает, – решила Ривер. – Не стоит её отвлекать».

Но прошло уже, однако, минут десять, а Корнелия не предпринимала никаких действий и не выдавала никаких идей. Она просто стояла столбиком у розово-зелёной стены клуба, почти сливаясь с ней в темноте.

– Может, закажем такси?

– А? – фея подняла на гнома пустой взгляд.

– Такси-и. Или как оно называется для перемещения в космосе?

– Таксолёт. Вроде бы. – Корнелия продолжила потирать лоб рукой. – Ну, не могло же мне это присниться, в конце концов…

– О чём ты?

– О моём романе.

– Ты писала книгу? – удивилась Ривер.

– Какую книгу?

– Роман.

– Да нет же, любовный роман с Брайаном Хэндсомом. Мы встречались. Только он утверждает, что ничего не было.

«А, так вот как это у них называется. Ну, ладно».

– Надо будет поговорить с сестрой. Она специалист во всякой мистической фигне.

Глава

IV

Мама мы-ла ра-му. У Шу-ры ша… Нет, не так! Сначала. Ма-ма мы-ы-ы… А это что за буква, подождите? Сначала. Мама мы…мы-мы-мы…

Лирри с глубоким вздохом закрыла потрёпанный советский букварь. Ничего у неё не выходит. Зачем вообще нужно учиться читать?

В большую комнату постучался и тихо проскользнул её папа. Он любит её, конечно. Но постоянно заставляет делать разные не сильно приятные вещи, которые не заставляли делать Хабиту и Ипокатастина. Например, расчёсывать ветки-волосы по утрам или следить за осанкой (прямотой ствола). Или вот, читать эту ужасную книгу. Самое неприятное – это узнавать, что книги делаются из сородичей тех, кто тебя воспитывал первый год твоей жизни.

А ещё папа постоянно делал замечания по поводу её речи. Но Лирри было очень сложно привыкнуть к тому, что она всё-таки не растение.

– Получается? – Гармен присел на бежевый мягкий диван рядом с дочерью и приобнял за плечо.

– Нет, – покачала головой та. – Зачем это вообще нужно?

– Чтобы пойти в школу. Ты же хочешь учиться, узнавать об этом мире всё-всё-всё? При нашей первой встрече ты так и сказала.

«Если для этого нужно уметь читать и причёсываться, то лучше я возьму свои слова назад».

– Лирри, мы: я и бабушка, желаем тебе только добра.

– Почему Лулу не живёт с нами?

– Мало места и до её школы довольно далеко добираться. Несколько часов на космолёте. Это жутко неудобно. А так она живёт прямо в школе.

– Я думала раньше, что это из-за того, что у вас маленькое жильё. Зачем вы вообще запираете себя в этих бетонных коробках, напичканных пылью и мусором?

Гармену, который когда-то был сифом и жил на окраине леса, было сложно ответить на этот вопрос. Он почесал затылок и сказал первое, до чего смог додуматься:

– Вероятнее всего это опять-таки из-за удобства. У многих людей тут работа, родственники, увлечения. И если бы все жили в лесах, то леса давно бы закончились. Ты знаешь, сколько людей на одной только Земле? Семь с половиной миллиардов. А есть ещё волшебные существа, такие как мы с тобой. Невозможно всем жить в одинаковых условиях на одной планете, просто потому что этих условий не существует. Но человекоподобные приспособили непригодные места для себя. Эти квартиры помогают всем нам выживать. В твоём мире разве нет домов?

– Нам это не нужно, – Лирри пожала плечами. Нам нечего скрывать, мы все одинаковые. – И шёпотом добавила: – Иногда я жалею, что оказалась чужой для того мира. – Девочка готова была расплакаться: она почувствовала, как свербит в носу.

– Ну-ну, малыш, не плачь, – Гармен погладил дочку по голове. – Если устала, можем сходить погулять во двор.

– Мы там уже сто раз бывали. Не верю я, что в вашем огромном мире нет ничего другого, на что можно посмотреть.

– Ну пойдём в соседний двор тогда. Там есть тарзанка.

– Ты не понимаешь.

Лирри встала и ушла в маленькую комнату, запершись изнутри на щеколду.

Гармен видел, что Лирри развивается очень быстро физически для обычного ребёнка. И сейчас она будто вступила в возраст раннего пубертата. «Интересно, это проявление вампиризма или генов дракона?»

«Может, при наличии полной семьи у неё отпали бы все сомнения в том, кем она является?»

Гармен, признаться, скучал по Квокхорис и никак не мог смириться с тем, что она ушла из его жизни и превратилась в некое подобие миража.

«Это надо просто переждать. Это всего лишь очередной пройденный этап в моей жизни».

В тот же миг он вновь подумал о своей дочери. Её воспитатели – мирологи, не стоит это забывать.

Мужчина постучался в комнату. Ответа не последовало, поэтому он вошёл внутрь. Лирри лежала на большой двухместной кровати на спине, сложив руки на груди, с закрытыми глазами.

– Э-э-эм, хочешь сходить в музей?

Реакция поступила незамедлительно. Лирри поднялась на локтях и с воодушевлением посмотрела на отца.

– Я не знаю, что это.

– Ну, музеи бывают разные: научные, исторические, краеведческие. Там можно увидеть много нового и даже частично заглянуть в прошлое.

– Я всё ещё не понимаю, что это, но звучит интересно. Пошли!

Гармен решил, что лучшим выбором будет что-то классическое, поэтому они направились прямиком в Третьяковскую галерею. Притом добирались они исключительно на метро, что также для Лирри было в новинку. Хотя девочка и не особенно оценила столпотворение людей и грохот поездов, но это тоже считается за опыт как-никак.

Они ходили по разным залам, двигаясь от эпохи к эпохе, от художника к художнику. Сперва их сопровождала экскурсовод, но затем она отошла по своим делам по истечении времени её оплаты труда и оставила Гармена с дочкой наедине с прекрасным. Народу не было, и они стояли в полной тишине.

У Лирри от восхищения перебивалось дыхание. Казалось бы, это всего лишь картины, которые кто-то нарисовал очень давно, но где-то внутри неё рождались смешанные чувства. Она смотрела на лица героев и словно переживала все их эмоции. «Надо же так ярко передать настроение. Чтобы зритель всё понял».

– А вот это Суриков, «Боярыня Морозова». Любимая картина моей дражайшей сестрицы, к слову.

– Мамы Лулу?

Гармен кивнул, и они замолчали.

– Почему… почему эти люди вокруг такие грустные?

– Это исторический момент. Эту женщину увозят на смерть за то, что она принадлежала к так называемой «старой вере». Её везут в Боровск, где её кинут в глубокую яму и заморят голодом.

«Вера – это должно быть что-то ужасное. Никогда не буду ни в кого верить».

Девочка окинула взглядом ещё пару работ знаменитого художника. Её выбор пал на ещё две картины: «Иллюминация Московского Кремля» и «Зима в Москве».