— Чего нам только и не хватает для полного счастья, — буркнул он.
И был прав. Штрафы отбытия достигли девятисот, и на их подсчет ушло полчаса. Затем Булт потратил еще полчаса, чтобы нагрузить своего пони, решить, что без зонтика ему никак не обойтись, все снять, разыскивая его, а затем вновь все навьючить. К тому моменту Карсон пустил в ход неуважительную манеру и тон, а также швырнул шляпу на землю, и нам пришлось подождать, пока Булт добавлял новые штрафы к общему итогу.
Было уже десять, когда мы наконец тронулись — Булт впереди под зонтиком с огоньками, который он привязал к лукокости, мы с Эвом, а в арьергарде Карсон, откуда ему было труднее поносить Булта.
КейДжей высадила нас в конце небольшой долины, и теперь мы направились по ней на юг, держась ближе к Языку.
— Отсюда много не увидишь, — сказала я Эву. — Но долинка кончится через км, и откроется вид на Стену. А через пять кмов Стена подходит к самому Языку.
— А почему река называется Языком? Перевод с бутери?
— У туземов для нее названия нет. Как и для половины всего, что имеется на планете. — Я указала на горы впереди. — Возьмите Кучипони. Самая большая естественная формация на всем материке, а у них для нее нет названия, да и для большей части ф-и-ф. А те названия, какие существуют, не имеют никакого смысла. Багажников они называют цсухлкахтты. В переводе «дохлый суп». А Старший Братец запрещает нам давать осмысленные, пристойные названия.
— Вроде Языка? — сказал он с ухмылкой.
— Он длинный, розовый и тянется, словно доктор хочет заглянуть в горло. Как же еще назвать такую реку? Да это и не название, а обозначение для нас самих. На карте она значится как река Конгломерат в честь пород, между которыми она течет в том месте, где мы ей дали название.
— Неофициальное название… — задумчиво произнес Эв.
— Этот номер не пройдет, — сказала я. — Мы уж назвали Жопка-Каньон в честь КейДжей. Она хочет, чтобы в ее честь было дано официальное название. Принятое, одобренное, нанесенное на карту.
— А! — сказал он разочарованно.
— Ну, а если так? — сказала я. — Самцы других биологических видов, кроме гомо сап, вырезают женское имя на дереве, чтобы тарарахнуться?
— Нет, — ответил он. — На Чооме есть водяная птица… Самцы сооружают гипсовые плотины вокруг самок, похожие на Стену.
Кстати, вид на Стену уже открылся. Долина, уходя вверх, расширялась. Мы поднялись на гребень — и вот, пожалуйста, — на другом берегу словно один из аэроснимков КейДжей.
До самых Кучипоней простиралась равнина, и Язык прорезал ее, точно граница на карте. Окислов железа на Буте не меньше, чем на Марсе, хватает и киновари, а потому равнины там розовые. На западе виднелись столовые холмы и парочка пепловых конусов, выглядевшие в голубой дали нежно-зелеными. А вокруг них и через холмы, спускаясь к Языку, вновь уходя от него, изгибалась Стена, белая, сверкающая на солнце. Во всяком случае, о проломе Булт не соврал — на всем своем видимом протяжении она казалась целой.
— Вот Стена, — сказала я и оглянулась на Эва.
У него отвисла челюсть.
— Не верится, что ее построили бутери, правда?
Эв кивнул, так и не закрыв рта.
— У нас с Карсоном есть теория, что они к ней касательства не имели, сказала я. — Мы полагаем, что ее воздвигли какие-то иные несчастные туземы, обитавшие тут прежде. А затем Булт со товарищи заштрафовал их до полного исчезновения.
— Какая красота, — сказал Эв, не слушая меня. — Я понятия не имел, что она такая длинная!
— Шестьсот кмов, — отозвалась я. — И продолжает удлиняться. В среднем на две новые камеры в год, согласно снимкам КейДжей, не считая заделанных проломов.
Из чего следовало, что нашу теорию можно сбросить со счетов, однако идея, что всю эту работу проделывают туземы, тоже ни в какие ворота не лезла.
— Она даже красивее, чем в выпрыгушках, — пробормотал Эв, и я чуть было не спросила его, что это, собственно, такое, но поняла, что он меня не услышит.
Мне вспомнилось, как я сама впервые увидела Стену. На Буте я провела всего неделю. И все это время мы пробирались вверх по долине под проливным дождем, и я не переставала удивляться, как это я позволила Карсону втянуть меня в подобное. Затем мы поднялись на столовый холм, заметно более высокий, чем место, где мы находились сейчас, и Карсон сказал: «Вот она! Вся твоя!»
И заработал нам касательную о некорректной империалистической тенденции «касательно идеи собственности: планеты никому не принадлежат».
Я посмотрела на Эва:
— Вы совершенно правы, вид у нее презентабельный.
Булт кончил записывать штрафы, и мы двинулись по равнине. Он по-прежнему держался поблизости от Языка и каждые полкма доставал бинок, смотрел в него на реку, качал головой, и мы ехали дальше.
Полдень уже миновал, и я хотела было перекусить чем-нибудь из сумки, но пони начинали волочить ноги, а Эв был поглощен Стеной, которая тут приблизилась к Языку, и я решила подождать.
Стена скрылась метров на сто за холмом, а потом ее изгиб почти спустился к реке. Тут пони Карсона, видимо, решил, что с него хватит, и остановился, пошатываясь.
— О-ох! — сказала я.
— Что случилось? — Эв с неохотой отвел глаза от Стены.
— Привал. Помните, я говорила вам, что они неопасны? — сказала я, наблюдая, как Карсон спешился и отошел в сторонку. — Так и есть, пока они не хлопнутся на землю, подмяв ваши ноги. Сможете слезть с него быстрее, чем садились?
— Да, — ответил Эв, соскочил и отпрянул, словно ждал, что Быстрый взорвется.
Я затянула ремни компьютера, спрыгнула и отступила назад. Впереди пони Карсона перестал пошатываться, а Карсон зашел сзади и пытался отвязать сумки с провизией.
Мы с Эвом подошли и начали наблюдать, как он возится с веревкой. Пони наложил кучу почти на ногу Карсону и снова зашатался.
— Поберегись! — сказала я, и Карсон отпрыгнул. Пони сделал пару неуверенных шажков и хлопнулся на бок, выставив прямые, как палки, ноги.
Сумку он придавил, и Карсон принялся извлекать ее из-под неподвижной туши. Булт распрямился, грациозно сошел с пони, держа зонтик, и остальные пони похлопались, как костяшки домино.
Эв подошел к Карсону и остановился, глядя на него сверху вниз.
— Избегайте внезапных движений, — сказал он.
Карсон протопал мимо меня.
— Ты-то чего регочешь? — сказал он.
Мы перекусили, заработали парочку-другую штрафов, но я так и не улучила минуты поговорить с Карсоном с глазу на глаз. Булт ходил за нами как приклеенный, бормоча в журнал, а Эв сыпал вопросами о Стене.
— Значит, они строят по камере за один раз, — сказал он, глядя за реку. С нашего места нам видны были только задние стенки камер, выглядевшие так, словно их оштукатурили и покрасили в розовато-белый цвет. — А как они их строят?
— Неизвестно. Никто не видел, как они этим занимаются, — ответил Карсон. — Или вообще чем-либо стоящим, — добавил он мрачно, смотря, как Булт подводит итог. — Например, подыскали бы для нас способ переправиться на тот берег и продолжать экспедицию.
Он направился к Булту и заговорил с ним в неуважительной манере.
— Но что такое камеры? — спросил Эв. — Жилища?
— И склады для всего, что накупает Булт, и свалки. Некоторые украшены цветами над входным отверстием и костями кусак, разложенными узорами на полу. Но в подавляющем большинстве они стоят пустые.
— И второй пролом заделан?
— Нет. Теперь он ссылается на что-то в воде. Цси митсс.
Я поглядела на Язык. Река текла тут по кварцевым пескам и была прозрачной, как стекло.
— Знаю не больше тебя. В переводе — «не тут». Я спросил, сколько нам еще добираться, но он заладил одно: «Саххтх».
Видимо, «саххтх» означало полдороги до Кучипоней, потому что он даже не взглянул на Язык, когда мы подняли пони и снова тронулись в путь, и вообще махнул нам с Эвом ехать впереди, а сам присоединился к Карсону.
Ну да заблудиться мы не могли: вся эта территория уже была нанесена на карту, и нам требовалось только держаться ближе к Языку. Стена тут отодвинулась от воды в сторону холмов, мы поднялись по склону через стадо багажников, пасшихся в пыли, и оказались на новой обзорной площадке.
