Посвящается моей жене Лилии и всем, кто ещё не разочарован в человечестве

Квартира антиквара поражала воображение. Картины старых мастеров соседствовали с раритетной мебелью, античная бронза – с антикварными часами, египетские статуэтки – с китайскими вазами, а древние книги, которых на полках шкафов насчитывалось не менее десятка, – с бутылками винтажного вина. Антураж интерьера дополнял рояль. В центре гостиной трое грабителей в масках, ослепленные обилием позолоты, озадаченно озирались, рассматривая предметы антиквариата. Один из грабителей, человек лет тридцати пяти, профессионал в области безопасности, разложив на столе приборы – квантовый комплекс мониторинга, – приступил к сканированию и цифровому анализу подслушивающих устройств, скрытых видеокамер и прочего специального оборудования. Через несколько минут сигнализация, интернет-линии, радиосигналы, датчики движения и вся прослушка были заблокированы. Сотрудники фирмы, установившей все эти устройства, явно солгали, убедив хозяина квартиры – известного в Москве коллекционера, – что система безопасности супертехнологичная, последний писк на рынке гарантированной защиты.

– Все чисто, – сказал спец.

– Прекрасно, – отозвался главный. – Думаю, можно снять маски.

Он первым стянул балаклаву с лица. Олег Фомин, богач, московский коммерсант шестидесяти лет с породистым лицом, шелковистыми светлыми волосами и ухоженной короткой бородкой излучал спокойствие и уверенность.

– Не разрешайте обилию красивых предметов завладеть вашим рассудком. – Он криво усмехнулся: – Энергетика чужих вещей ослабляет способность к рациональному мышлению.

– И что же мы ищем? – спросил специалист.

– Скорее всего что-то исключительное, не так ли? – женщина, третий член команды, продемонстрировала проницательность.

Фомин отреагировал:

– Ты права, Эмма. Весь этот антикварный хлам не должен отвлекать внимание от поиска потайной кладовой, где скрыты подлинные шедевры. Перчатки снимать не рекомендуется.

Специалист по безопасности тоже стянул маску. Сергей Климов, мужчина с приятной внешностью и повадками удачливого авантюриста, был по натуре искателем приключений, всегда шел на риск без каких-либо сомнений. Его наняли на дело, а любая сумасбродная задача вызывала у него не только бурление адреналина, но и желание испытать пьянящий азарт преследователя. Подойдя к дубовому буфету, он открыл створку и, взяв бутылку «Шато Латур» 1865 года, с интересом стал ее разглядывать.

– Аккуратнее! – укорил Фомин: – Бутылка красного вина – настоящий раритет. Стоит баснословных денег.

Сергей с осторожностью сапера поставил вино на место и, чтобы занять себя, стал прохаживаться по комнате, осматривая экспонаты, словно в музее.

Эмма скрепя сердце сняла маску. Ее, как и Сергея Климова, нанял Фомин, предложив каждому по десять миллионов рублей. Недавно Фомин показал ей клинописную глиняную табличку – сообщение на шумерском из четвёртого тысячелетия до нашей эры, – и устоять перед соблазном заполучить мифический артефакт, о котором шла речь в тексте, не было никаких сил. Специалист по древностям, знаток мертвых языков Эмма Павловская, ученый-археолог тридцати двух лет, дала себя уговорить на авантюру. Но сейчас жалела об этом. То и дело в ее голове мелькали неприятные мысли типа: «Поддавшись искушению, не избежишь неприятностей».

Она подошла к Фомину:

– Олег Борисович, здесь много древнеегипетских статуэток, следовательно, хозяин – знаток египтологии, а такие люди, как известно, обожают устраивать ловушки…

Не успела она договорить, как раздался отчетливый щелчок. Собеседники насторожились и одновременно повернули головы в сторону Климова. Сергей, застыв как изваяние, растерянно стоял, держа в руке золотую фигурку Анубиса, бога смерти с человеческим телом и головой собаки. Раздался звук сработавшего реле, и через форсунки на потолке повалил углекислый газ, стремительно заполняя помещение.

– Я предвидел! – вскричал Фомин. – Эмма, Сергей, возьмите это! – Достав из сумки небольшие желтые баллоны с загубниками, он протянул их помощникам.

Растворенный в крови углекислый газ воздействует на определённый центр мозга, и при большой концентрации приводит к остановке дыхания. Эмма, удерживая баллон губами, судорожно набирала в лёгкие воздух и была на грани паники. Фомин, опытный ныряльщик, привыкший выкручиваться из любой ситуации, жестами показывал женщине зажать нос пальцами, а Сергею – открыть окно. Тот как истинный дайвер дышал из баллончика ровно; бросившись к окну, сдвинул шторы и стал неуклюже возиться со старинными задвижками с секретом. Хотел было разбить стекло, но Фомин пришел на помощь. Окно открыли, и свежий воздух ворвался в комнату.

Газ выветрился. Убрав баллоны в сумку, Фомин, сказал:

– Идя на риск, не стоит забывать о людском коварстве.

– Простите, Олег Борисович. – Сергей потупил взор. – Благоразумное поведение мне иногда не свойственно. Больше не повторится.

– Ты нас чуть не погубил! – задыхаясь от возмущения, зашептала Эмма. – Какое благоразумие? Распущенность и бесчувствие!

Сергей, бросив на нее умоляющий взгляд, виновато улыбнулся.

Фомин предупредил:

– Ничего не трогать!

Он подошел к роялю, открыл крышку и одним пальцем застучал по клавишам в четвертой октаве. Девять нот. «Танец феи Драже» из балета Чайковского «Щелкунчик» привел в действие спрятанный механизм: секретная дверь приоткрылась.

– Осмотрим кабинет хозяина, – прокомментировал Олег. – Знаете, я ведь здесь уже бывал.

Три недели назад известный коллекционер, меценат и предприниматель Иван Петрович Елисеев давал прием для знатоков искусства. В гостиной своей московской квартиры на Пречистенке представил гостям картину Караваджо «Поцелуй Иуды». Полотно в золоченой раме поражало контрастом оттенков и совершенством исполнения. Лунный свет выхватывал из темноты роковой ночи фигуры Христа, Иуды и стражника в черных доспехах. Увидев, что один из богатейших людей Москвы – Фомин, забыв о недопитом бокале шампанского, в полном восхищении застыл перед картиной, Елисеев вкрадчиво спросил:

– Нравится?

Фомин, облаченный в соответствии со светским этикетом в смокинг и галстук-бабочку, медленно повернул к нему голову:

– Предал за тридцать сребреников.

Иван Петрович улыбнулся:

– Сюжет о вероломном предательстве: ученик предает учителя.

– Жаль, что это подделка, – Фомин разочарованно вздохнул. – Оригинал, как известно, находится в Национальной галерее Ирландии.

– Ну, зачем же вы так, Олег Борисович? – с обидой в голосе посетовал Елисеев. – Не подделка – авторская копия.

– За сколько продаете?

– Вам отдам за двадцать миллионов долларов.

– О, дешево! Так картина еще и краденая.

– Тонкий ценитель живописи должен наслаждаться прекрасным, а цена и происхождение полотна – какая разница – должны волновать его в последнюю очередь!

– Все равно сюжет навевает тоску и грусть. Нет ли у вас чего-нибудь жизнерадостного?

– Для вас всегда найдется. Минуточку…

Елисеев подошел к роялю, открыл крышку и наиграл девять нот из «Танца феи Драже». Гости, шумно восторгаясь раритетами, потягивали шампанское и не поняли, что это было. А хозяин, взяв под локоток Фомина, препроводил его к секретной двери. Они вошли в кабинет и там, закрыв дверь, Елисеев подвел богача к станковому мольберту, на котором была установлена картина Рубенса «Портрет дамы».

– Как вам?

– Это подлинник? – заволновался Фомин.

– Несомненно! Питер Пауль Рубенс, XVII век.

– Сколько?

– Пятьдесят миллионов долларов.

Фомин поднял бровь:

– Мне придется нанять искусствоведа, чтобы проверить картину.

Елисеев лукаво улыбнулся:

– Конечно, мой друг. Растопить недоверие – значит прекратить соперничество и проявить дружелюбие.