— Левикорпус! — парень, кажется, не успел ничего понять, когда его невидимой рукой внезапно дернули наверх, а через секунду валуны с грохотом запечатали место его несостоявшейся могилы. На секунду он завис под потолком, а затем взрыв в западной части коридора сбил Гермиону с ног, и Фред полетел вниз, ударяясь головой о камни, вокруг которых еще даже не осела пыль. Девушка на коленях подползла к нему, осознавая вдруг, что ослабла до той степени, что не в силах даже перевернуть его, чтобы осмотреть ее на предмет ссадин и ушибов. С трудом она приподняла его голову, взъерошенную, как и обычно, и в этот самый момент от открыл глаза. Трудно сказал, бредил ли он или нет, понимал ли, что делает, вот только его пальцы судорожно уцепились за рукав ее пиджака, словно от этого зависела его жизнь. Губы, покрытые кровью, зашевелились:

— Джордж, — у него не хватало сил, чтобы произнесли фразу целиком, и это слово он произнес на выдохе, так, словно оно значило даже больше, чем все.

— Джордж, — повторила Гермиона, закусывая губу, утирая тыльной стороной ладони слезы. — Найти Джорджа, хорошо, я найду его, я…

— Н-нет, — он покачал головой, обессиленно прикрывая глаза. — Нет, — ему потребовалась еще почти минута, чтобы собраться с силами и снова открыть их. — Гермиона… Прости.

— Не надо, не нужно, ты ни в чем не виноват! — она совершенно не женственно шмыгнула носом, и на губах Фреда мелькнула тень улыбки.

— Ты… — ему было больно говорить, и следующая фраза так и осталась для плачущей над ним девушки загадкой. — …бл…

— Больно? — она переполошилась, наклонилась, ища рану на его голове и стараясь не поддаваться панике от того, как быстро расползались по его одежде кровавые пятна, однако Фред неимоверным усилием поднял руку, перехватывая ее кисть и заставляя замереть.

— У тебя… кровь… — и правда. Гермиона и сама не знала, где успела так разбить локти, вот только кровь стелкала по ним вниз, пачкая за собой и одежду распростёртого Уизли, и девушка поймала себя на мысли, что была счастлива, потому это эта кровь была ее, а не его.

— Фред… — она плакала, и горячие слезы капали на его грязную рубаху, оставляя буроватые развод там, где еще не запеклась ее кровь. — Фред…

Но он ничего больше не произнес. Его глаза закрылись.

Потом, когда Джордж нес бесконечную вахту у кровати своего близнеца, он сказал Гермионе, что чувствовал, что в буквальном смысле ощутил, когда Фред упал. Они провели почти две недели, сидя в больнице Мунго, ожидая, когда рыжий парень, что тенью лежал в одной из палат реанимации, очнется. И однажды ночью их молитвы были услышаны. Рон, который ранним воскресным утром пришел навестить брата, выронил из рук поднос, который он нес, потому что тот, кому прочили смерть, открыл глаза, слабо улыбаясь.

— О, Ронни, как дела у Падмы?

Когда Гермиона влетела в палату, Фред наградил ее долгим-долгим взглядом.

С того дня он больше ни разу не смотрел ей в глаза.

Он снова затянулся, выпуская неоновый дым, и Нью-Йорк услужливо ответил ему отдаленным гамом улиц. Сейчас он был совсем не тем парнем, который еще пару месяцев назад чуть было не умирал на ее руках. Он был чужим. Далеким. Тем, кто растворился в никотине и неоне.

— Дай и мне, — внезапно решительно попросила, почти потребовала Гермиона, делая шаг вперед. Юноша изумленно обернулся к ней, выгибая бровь. Она ожидала, что он переспросит, и уже приготовилась повторить сказанное, но он спросил кое-что другое.

— Совсем обалдела? — девушка даже растерялась. Она ожидала чего угодно, но никак не этого вопроса. Фред смотрел на нее так, словно она его ударила.

— Почему? — промямлила она, совершенно не зная, что сказать.

— Не дам я тебе эту дрянь! — Уизли щелчком отправил недокуренную сигарету вниз, словно боялся, что девушка может наброситься на него и отобрать ее. — Ты же сама знаешь, как это вредно. Ты же не думаешь, что я позволю тебе портить легкие?

— Но ты же портишь! — как в добрые старые времена, только вместо публики вокруг — холодные немые небоскребы.

— Это другое, — он отмахнулся, словно не желая развивать тему. — Ты не поймешь.

— Пойму! — Гермиона закусила губу, обиженно хмурясь и топая ножкой. Какое он имел право говорить с ней, словно она несмышленок какой?!

— Я не буду в качестве благодарности изливать тебе душу, — он спрыгнул с парапета и развернулся, чтобы уйти, и тут Гермиона и сама не поняла, как оказалась рядом. Схватила за плечо, разворачивая к себе лицом.

— Прекрати попрекать меня тем, что я спасла тебя, — она действительно была в ярости. — Если ты хочешь знать, я просто вернула тебе долг, вот и все.

— Долг? — теперь, кажется, растерялся уже он.

— Тогда, когда на пятом курсе ты взял на себя нашу с Джорджем вину и две недели ходил к Амбридж. Ты что, думал, что я не знаю?!

— Знаешь, странные у тебя мерки долга. Или ты считаешь с процентами? — он попытался улыбнуться, но его грубо перебили.

— Ни капли не смешная шутка, Фредерик! Просто представь, была бы я сейчас жива, отчисли меня тогда? Ни секунды! Все знают, что я подруга Гарри. Разве не убили бы меня в первую же неделю? — конечно, она преувеличивала. Орден бы не позволил этому свершиться, однако сейчас истинная правота значила так мало по сравнению с тем, чтобы наконец-то вывести этого скрытного, странного парня на разговор.

Они молчали с полминуты, стоя друг напротив друга на плоской крыше высотки, и рыжие волосы отсвечивали, словно в ультрафиолете. Слишком близко для друзей. Слишком далеко для тех, кто был связан такой химией, как они.

— Ты так ревновал Джорджа, так ненавидел меня, но все равно взял всю вину на себя, — тихо произнесла волшебница, опуская взгляд. Фред, напротив, запрокинул голову, глядя в засвеченное небо мегаполиса.

— Я никогда не ненавидел тебя и никогда не ревновал Форджа, Гермиона, — медленно произнес он, словно признаваясь в чем-то. — Я был рад за него, правда. И я был рад за тебя. Я знаю, что вел себя, как полный козел, — он начал говорить быстрее, словно набирая обороты, — но это было не потому, что я испытывал ненависть или ревность. Если я кого-то когда-то и ненавидел, то только себя, — он усмехнулся, печально улыбаясь одними глазами. — Только не спрашивай, почему, ладно?

— Я хочу узнать у тебя другое, — Гермиона нахмурилась, словно решая сложное уравнение. Кажется, она нащупала к нему ключ. — Что ты говорил тогда, перед тем, как потерял сознание? Если ты не помнишь, то…

— Помню, словно это было мгновение назад, — перебил юноша. Он перекатился на носки и обратно на пятки, прикрыл глаза и снова грустно усмехнулся. — Я хотел сказать тогда, что рад за вас с Джорджем. Что мне жаль, что я портил вам жизнь и что я извиняюсь за это. Что ты тут не причем, то есть, конечно, причем, но дело не в антипатии, просто мне было обидно. Вот и все…

— Ты спрашивал, почему я не пошла с Джорджем и остальными в город, — невпопад ответила колдунья. Ее лоб разгладился, словно то уравнение, та загадка была решена. — Так вот мой ответ: я не пошла, потому что между мной и Джорджем нет ничего. Он мой друг, но не больше, влюбленность в него прошла, и я уже давно отдаю себе отчет в том, что влюблена в другого человека, — Фред попробовал отвернуться, но холодная маленькая ладошка не дала ему этого сделать. — Ты нравишься мне, Фредерик Уизли. Нравишься, несмотря на то, что ты самый язвительный и колючий из всех, кого я знаю, несмотря на то, что ты — двойник моего бывшего и брат лучшего друга, и даже несмотря на то, что ты никак не скажешь мне правду, что ты пытался произнести тогда, когда разбивал мое сердце, умирая на моих же руках. И я повторю: ты нравишься мне. Возможно, я даже люблю тебя.

— Я хотел сказать, — его глаза смотрели прямо ей в душу, и теперь она знала точно и готова была заявить это хоть бы под присягой: это его глаза провожали ее на свадьбе Билла. — Я хотел сказать, что дело было в том, что я был влюблен в тебя. А ты была с Джорджем, и я не имел права даже глядеть в твою сторону. Вот и все. Так глупо, правда?