— Ага, легко вам говорить, — страдальчески закатывал глаза Джордж, молясь, чтобы они не дошли до магической дуэли. А они ведь могли…
Так и вышло, что чаще и чаще свидания Уизли со старостой Гриффиндора проходили вне гостиной: они бродили по коридорам школы, ели сладости у огромного окна на последнем этаже южного крыла, сидели у Черного озера, а один раз отправились на прогулку за Запретный лес: туда, к горам и холмам, которые высились за деревьями. Разумеется, это было абсолютно против правил, что приводило в ужас девушку и в дикий восторг Гарри и Рона, которые вечером с открытыми ртами слушали, где пропадала весь день их подруга. А следующим вечером Фред Уизли вернулся в гостиную темнее тучи, таким, каким его никогда и никто, пожалуй, не видел, и, не здороваясь ни с друзьями, ни с братьями и сестрой, пулей пролетел наверх, в спальню, магией запирая дверь. Гермиона с ужасом увидела алые бусинки крови, которые неровным пунктиром прочертили путь от портрета до лестницы.
— Жаба видела, как я утром выходил с территории замка, — сообщил на следующий вечер совершенно убитый Джордж, падая на диван к Гермионе. — Она хотела немедленного наказания, но Фред представился мной и взял всю вину на себя.
Джордж закрыл лицо руками, сгорбился, и девушка сделала то, что интуитивно знала, что нужно ему. Прижалась всем телом, обнимая, заставляя отнять руки от щек, проводя ладонью по голове:
— Шшш, ты ни в чем не виноват, не казни себя… — он внезапно сбросил ее руки, подскакивая.
— Виноват! — его голос был непривычно звонким. — Ты не понимаешь, не понимаешь!
— Тогда объясни мне, — терпеливо попросила Гермиона, хмурясь. — Чего я не понимаю?
— В субботу, — он снова упал на диван, сгорбившись, закрыв глаза и обхватив себя руками, — мы поссорились с ним. Он обвинял меня в том, что я стал слишком мало времени уделять нашим экспериментам над новой продукцией магазина, а я сказал, что он только спит и видит, чтобы рассорить нас с тобой. Он разозлился, ушел, а утром в воскресенье я ничего не сказал ему и ушел с тобой к холмам. Знаешь, мы с Дредом всегда хотели сходить туда, да только случая не было… Если бы он не представился мной, жаба стала бы искать меня, и в конце концов бы поняла, что мы с тобой ушли. А он подставился…
Гермиона в ту ночь так и не смогла уснуть. Перед глазами стоял Фред, придерживающий левой рукой окровавленный рукав правой, глядящий затравленным взглядом на нее. Тем взглядом, каким никогда не должен смотреть ни один из близнецов Уизли.
Он ведь, на самом деле, спас именно ее.
Октябрь и ноябрь тянулись долго, куда дольше, чем сентябрь. Амбридж зверствовала, она явно обожала читать на ночь про испанскую инквизицию, других объяснений ее жестокости у Гермионы не было. Ежедневно Гарри приходил с изуродованным запястьем, и теперь-то Грейнджер понимала, чему мерзкая мучительница подвергала Фреда те долгие две недели, когда он отрабатывал их с Джорджем наказание. К слову о Джордже — несмотря на то, что он порывался и не раз пойти на отработку вместо близнеца, тот ни разу не позволил ему это сделать. Однажды Ли нашел друга обездвиженным на полу комнаты, как выяснилось позже, потому что тот готов был пойти на что угодно, лишь бы заменить Фреда. Тот даже не стал вступать в разговор.
В начале ноября родился Отряд Дамблдора. Рон ободряюще улыбался подруге, когда та произносила речь перед собравшимися в Кабаньей Голове, Гарри потряхивало, но он держался молодцом, Джордж хмурился, оглядывая собравшихся мрачным взглядом. Когда Захария Смит начал выступать, все трое мальчишек напряглись, готовые вступить с ним с спор, однако раньше всех прочих вперед вдруг выступил Фред. В последние недели он все чаще ходил задумчивым или раздраженным, однако в тот момент он был тем самым Фредом Уизли, которого так хорошо знали все в школе. Инцидент был исчерпан почти сразу. Когда все потянулись подписывать документ, Гермиона поймала взгляд старшего из близнецов. Тот дернул уголком губ и передернул плечами, словно говоря, что это ерунда.
С началом тренировок девушка все больше и больше времени проводила с Гарри. Ему нужна была поддержка. Они с Роном лезли из кожи вон, стараясь приободрить друга, однако темные тучи, все сильнее и сильнее сгущавшиеся над школой, отбрасывали тень и на него, и, со свойственной Поттеру самокритичностью, он обвинял себя во всех неудачах и провалах, которые следовали по пятам за гриффиндорцами. Все реже и реже Гермиона проводила время с Джорджем у камина в гостиной, все чаще вместо поцелуя просто крепко обнимала его, прячась на его груди от всего того, что незримой черной стеной окружало студентов.
В конце ноября Деннис Криви, учившийся всего-то на втором курсе, тоже пришел в гостиную с кровавым росчерком на руке. Фред и Джордж переглянулись, и, Гермиона могла поклясться, она уловила то, что промелькнуло между братьями. Это была идея…
— Мы объявляем этой мымре войну, — она подскочила на добрых полфута, когда следующим утром Фред Уизли шепнул ей это на ухо, обгоняя в людном переходе четвертого этажа. Он уже несколько месяцев не говорил с ней так непринужденно и так легко.
— Прости, тебе не остановить нас, — Джордж обогнал ее с другой стороны, мимоходом клюнув в щеку. — Даже не пытайся! — близнецы были явно на подъеме, и Гермиона тоже внезапно почувствовала этот удивительный прилив сил, воодушевление, желание бороться.
— Даже и не думала, — прошептала она, улыбаясь, хотя знала, что братья давно унеслись вперед, и слышать, а тем более видеть, ее не могли. А на следующий день Гермиона расхохоталась, увидев, как прилипла обувь Генерального Инспектора к полу у входа в Большой Зал, и как пытаются Малфой и его дружки отклеить узурпаторшу.
Война развернулась по всему фронту: ученики устраивали массовые диверсии уроков, Плакса Миртл регулярно, чуть ли не по расписанию, затапливала этажи, расписание, зачарованное кем-то, постоянно меняло местами кабинеты, из-за чего творилась ужасная неразбериха, и, хотя профессор Флитвик утверждал, что сделавшего это ждет суровое наказание, Невилл утверждал, что видел, что это сам профессор колдовал у стенда. Близнецы ходили на отработки, как к себе домой, однако, кажется, это только больше раззадоривало их, и, поскольку применять к ним «Прыткорежущее перо», как его окрестили в Гриффиндоре, Амбридж не решалась, в конечном итоге они раз за разом разрывали библиотеку.
— Вероятно, она хочет закончить переучет книг только нашими силами, — шутил Джордж, когда вечером возвращался в гостиную. Фред больше отмалчивался, и только ухмылялся, однако от этой ухмылки становилось жутковато. Воистину, министерской жабе было бы лучше бежать, куда подальше.
А в декабре Гермиона и Джордж расстались. В этом не было какой-то особенной драмы или чего-то в этом духе, того, что обычно ищут сплетники в разрыве ярких пар. Просто однажды, встретившись в гостиной, они оба поняли, что, хотя все еще любят друг друга, это не та любовь, которую испытывают к романтическому партнеру. Их разговор в темной нише второго этажа, который прошел в тот вечер и в ту ночь, был долгим и трудным: таким же трудным, как сложно восстановить дружеские отношения после того, как прошла влюбленность. Они говорили действительно очень долго: когда Уизли провожал свою уже не девушку в ее спальню, уже светало. Тусклые лучи пробивались сквозь закрытые шторы комнаты девочек, и в этом неверном утреннем свете Гермионе вдруг показалось, что и ее собственные руки полупрозрачны. А была ли она в действительности? Или все это лишь сон, как и сном были те полгода, когда она была той, кого Джордж Уизли искал взглядом в коридорах в перерывы между занятиями?
Хотелось бы сказать, что после этого конфликты Гермионы и Фреда выправились, но это было бы ложью. Словно обреченная на смерть, и от того жалящая в два раза сильней змея, так и Фред бросался на Гермиону, и она, справедливости ради, отвечала ему тем же. Безжалостные в своих сатиристических шутках и остротах, они заставляли весь Хогвартс замирать, наблюдая за их противостоянием, которое каждый раз грозило вылиться едва ли не в дуэль. Пожалуй, установить перемирие между ними могла бы лишь Амбридж, и то, потому что она бесила обоих куда сильнее, чем личные разборки.
