Но в тот год, в июне девяносто пятого, он уехал назад, а Гермиона осталась плакать над разлукой в объятиях Джорджа Уизли, и, пожалуй, именно тогда уже можно было сказать, что все пошло не так.
А дальше было лето: долгое, тягучее, наполненное бессмысленным — впервые Гермиона могла употребить в данном контексте это слово — чтением, потому что оно никак не могло бы спасти ни ее, ни ее друзей от Волан-де-Морта, который воскрес, словно зомби в старых американских фильмах ужаса. Впервые в жизни книги раздражали ее. Раздражал и аккуратный пригород, где они с родителями жили, и излишне дружелюбная девчонка-соседка, которая непременно хотела подружиться с Грейнджер, и чертовы законы чертового Министерства, которые не позволяли ей практиковаться в защитных и боевых чарах. Летний зной давил на плечи, и Гермионе хотелось плакать. Письма Виктора — единственное, что действительно держало ее на плаву в тот бесконечный июль — приходили дважды в неделю, в понедельник и в пятницу, и девушка часто запиралась в своей комнате, закрыв окно, из которого веяло душной жарой, и перечитывала их, испытывая болезненную ностальгию и тоску по долгим разговорам с ловцом, который был куда более чутким и ранимым, нежели кто-то мог предположить. А однажды в дверь постучали, и на пороге показался Ремус Люпин, близнецы Уизли и Рон. Они пришли забрать Гермиону с собой на площадь Гриммо, где был устроен временный штаб Ордена Феникса, и где (со слов Джорджа) миссис Уизли уже узурпировала власть, заставив даже Грюма магией очищать старинные портреты. Пока Люпин убеждал миссис и мистера Грейнджер, что Гермионе будет весело провести время в доме друзей, где, к тому же, есть потрясающая фамильная библиотека, близнецы, Гермиона и Рон упихивали вещи девушки в чемодан. Фред и Джордж уже получили разрешение на магию вне школы, а потому они торжественно приняли на себя обязанность укладывать вещи, а на младшего брата свалили отлов и транспортировку Живоглота, чем оба — и кот, и Рон — были очень недовольны. Гермиона старалась не думать о случайных столкновениях пальцами и локтями с Джорджем, который, как ей казалось, сидел к ней чересчур близко.
Кажется, никто даже не удивился, когда через две недели Джордж и Гермиона стали парой. Только, наверное, Гарри, который приехал еще на неделю позже, и который попросту был поставлен перед фактом. Рон здорово повеселился, глядя на ошарашенное лицо лучшего друга, который переводил взгляд с близнецов на Грейнджер и обратно, не понимая, где именно спрятан подвох. Миссис Уизли, как и обыкновенно неимоверно счастливая при виде Поттера, в конце концов утянула его на кухню, и только тут младший Уизли позволил себе рассмеяться в голос, чуть ли не хрюкая. Только через минуту он смог прийти в себя настолько, чтобы что-то произнести:
— Пожалуй, только то, что ты стала встречаться с моим братом и смогло исправить тот репутационный урон, который ты понесла после газетных отношений с Гарри!
— Но мы с ним никогда не встречались! — возмутилась Гермиона, гневно складывая руки на груди и хмурясь.
— Знаю, знаю, — беспечно отмахнулся Рон. — Вот только маме-то на это все равно, она уже давно сосватала тебя за кого-нибудь из своих сыновей, а за кого конкретно — по-моему, это ее не особо волнует.
— Ты сам-то не обижаешься, что, ну… — осторожно, не зная, как правильно подобрать слова, начала Гермиона, однако Уизли ее перебил, понимающе улыбаясь.
— Что ты теперь с Джорджем? — она утвердительно кивнула. — Не-а. Ну, а что! Он хороший парень, и кто как не ты сможет держать его в рамках? К тому же, у меня была отличная стрессотерапия в виде Крама!
Ровно в этот момент огромная серая ворона Виктора по своему обыкновению дважды постучала в окно, требуя впустить себя внутрь, и подростки сложились пополам от хохота, опираясь друг о друга и только поэтому не падая. Сириус, Ремус и миссис Уизли, выглянули из кухни, удивленно глядя на сходящих с ума от смеха тинейджеров.
Однако отношения с Джорджем, несмотря на то, что были чудесны в своей легкости и открытости, на корню разрушили взаимоотношения с Фредом. Если раньше они с Гермионой относились к друг другу ровно, пусть и были фактически незнакомцами, которые вынужденно часто тусили в одной компании, то сейчас они стали накаляться с каждым днем. Кажется, хотя это было только предположение Гермионы, дело было в ревности: если раньше близнецы проводили практически все время вместе, то сейчас младший из них предпочитал в свободную минутку сбежать к своей девушке, оставляя брата одного. Поначалу тот отшучивался, ходил на чердак к Клювокрылу, играл с Джинни в «кто разозлит портрет мамы Сириуса сильнее», бегал гулять в город, и вообще, кажется, наслаждался жизнью, однако уже с середины сентября все стало меняться. Если в августе, живя на Гриммо, Фред относился к Грейнджер положительно, разве что подшучивая над ее романом с его братом, во всяком случае, не хуже, чем к Джинни, то в школе все изменилось.
С началом сентября, когда школьники вернулись в Хогвартс, Гермиона так или иначе стала все больше времени проводить с компанией близнецов. Ее приняли довольно легко: Ли отпустил пару сальных шуточек, Алисия дала ему учебником по макушке, Анджелина сказала не обращать на придурка внимания, братья Уизли заржали, Кэти запустила в них подушкой, и началась шутливая драка, после которой остаться чужой в компании у пятикурсницы не было ни шанса. Когда она утром рассказала об этом Рону, тот весело рассмеялся, в лицах разыгрывая тут же эту сцену, при этом за локоть таща в Большой Зал Гарри, который завис при виде Чжоу. С ним такое случалось. С тех пор так и повелось: днем девушка ходила на пары, проводила время с лучшими друзьями, безуспешно пытаясь свести Поттера с неприступной когтевранкой, по которой тот сох, ругала на чем свет стоит Амбридж, а вечером вместе с семикурсниками играла в карты, слушала байки, объясняла, почему метро идет под землей и вообще всячески получала удовольствие. Ей нравилось сидеть вот так вот: прижавшись спиной к теплому боку Джорджа, дружески посмеиваясь с Анджелиной над Джорданом, который из кожи вон лез, чтобы понравиться Алисии, слушая треск камина и всем своим существом ощущая, что здесь, в этой высокой башне, она в безопасности.
Если поначалу, на Гриммо, шутки Фреда относительно старосты были миролюбивыми и забавными, на третьей неделе сентября произошел слом. Гермиона не знала, в чем тут было дело, повлияло ли количество времени, которое она проводила с Джорджем или что-то еще, вот только остроты парня становились все более и более ядовитыми, полными злого сарказма и иронии. Это заметила не только она. Кэти удивленно вздернула тонкие брови, Ли и Алисия переглянулись, Анджелина распрямилась, готовясь вступить в перепалку, защищая девушку друга. Первые несколько раз Гермиона попросту проглотила это, однако потом уже попросту не могла терпеть. Она всю свою школьную жизнь оттачивала остроумие на соседках по комнате, которых откровенно недолюбливала, и поэтому в очередной раз на колкость Фреда ответила симметрично. И больше вечера, когда они пересекались, не были спокойными. Они схлестнулись, словно две волны, идущие в противоположных направлениях, и ни разговоры Джорджа с братом, ни занятия от Джинни по медитации для Гермионы не могли помочь и не помогали. Это была буря. Постепенно конфликт, словно вода из-под закрытой двери, стал выползать из башни Гриффиндора, и скоро вся школа уже знала о том, что один из главных шутников школы воюет с девушкой своего брата. Несчастный Джордж совсем не знал, что делать, однако здесь мнения оппонентов удивительно сошлись, когда они в один голос заявили ему, чтобы он попросту не обращал внимания:
— Понимаешь, он же вечно провоцирует меня! Я не могу сдержаться, прости, — Грейнджер виновато закусывала губу. — Просто попробуй не обращать на это внимания?
— Да она бесит меня, бро! Это, конечно, твое дело, с кем встречаться, но я держать все внутри не собираюсь, уж прости, — эмоционально, даже, пожалуй, слишком эмоционально говорил Фред. — Ты лучше забей, мы уж как-нибудь сами разберемся. Ты тут не при чем.
