— Лаванда говорит, что она почти все время сидит на своей кровати, задернув полог, — добавил Рон. — Но нам она ничего не говорит, мы даже не знаем, что у нее произошло, не говоря уж о том, что не можем помочь, если что-то правда случилось.

— Зато она уже нас месяц не пилит, — шепнул Фред на ухо Джорджу, и тот расплылся в понимающей улыбке.

В начале ноября Джордж вернулся с очередного свидания с Анджелиной рано, он был мрачен и молчалив.

— Что случилось? — спросил Фред, как только ему удалось сплавить Джордана играть в комнату девочек в карты. Джордж в ответ только тяжело вздохнул, отмахиваясь. — Фордж, я же вижу! Говори!

— Кажется, я нравлюсь Грейнджер, — тихо ответил он, садясь на кровать брата и сжимая голову руками. — Черт возьми…

— С чего ты решил? — старший Уизли нахмурился, тоже подсаживаясь рядом.

— Да со всего, Моргана меня подери!.. Мерлин, она ведь хорошая, я не хочу обижать ее.

— Расскажи по порядку, Фордж, — из комнаты Поттера и компании послышались громкие вскрики, кажется, Симус снова что-то пытался наколдовать, но результат оказался обычным. Фред поморщился, зная, что теперь запах горелого еще долго будет витать по башне.

— Сегодня она поймала нас с Анджи в коридоре третьего этажа. Глупо получилось, если честно, но мы готовились, что она отчитает нас или хотя бы снимет баллы, а она просто убежала. А на прошлой неделе, помнишь, она отобрала от нас партию Обморочных леденцов, но во вторник она их мне вернула. А после нашего первого с Анджи свидания она со слов Джинни плакала. А в позапрошлый понедельник…

— Все, я понял, не продолжай, — поморщился Фред. Дело и правда было дрянь — маленькая, но от того не менее пылкая и верная девчонка по уши втрескалась в Джорджа, но, со свойственным ей упорством, пыталась скрывать это ото всех, даже от своей лучшей подружки, и, наверное, не в последнюю очередь потому, что сама подружка была Уизли.

— Фредди, и что мне делать? — несчастным голосом спросил Фордж, отвлекая брата он размышлений.

— Не знаю, — покачал он головой. — Хочешь, я поговорю с ней?

— Не стоит. Вряд ли ей будет приятно, что кто-то знает о ее чувствах.

— Ты прав.

На том они и порешили, однако с того дня Фред никак не мог перестать украдкой наблюдать за Грейнджер. К его удивлению, он действительно в первый раз смотрел на нее именно как на Гермиону: когда она была совсем маленькой, он попросту не замечал ее, она была просто девочкой с младших курсов, необходимым дополнением к комплекту Рона и Гарри, всезнайкой, которой Флитвик интереса ради дал написать тестовую версию СОВ, по которой она набрала больше баллов, чем почти все пятикурсники. Потом был шестой курс и бал, на котором она блистала, только вот все равно оставалась все той же Грейнджер, пусть и на славу причесанной и одетой: Лаванда как-то потом рассказывала, что она потратила почти два часа, укладывая волосы однокурсницы. В этом году Грейнджер получила значок. Если раньше она только хмурилась на изобретения, шалости и нарушения близнецов, то теперь ее недовольство получило, как сказать, юридическую силу, и она уверенно стала Перси, версия 2.0. Даже в Норе на каникулах Фред никогда не смотрел на нее как-то иначе, чем на одну из прочих, поэтому сейчас, невольно следя за девушкой, он ощущал, будто смотрит за незнакомцем. Влюбленность — такая простая человеческая слабость — сделала Гермиону больше реальным человеком, чем четыре года знакомства, и Уизли с удивлением замечал, что, оказывается, она не всегда учится или выполняет обязанности старосты. Она много читала, причем чаще это были даже не какие-то научные труды или трактаты о магии, а простые романы или сборники: юноша своими глазами видел, как она зачиталась какой-то «Одиссеей капитана Блада» настолько, что ушла спать только в половине пятого. Она кривила губы в улыбке, когда Невилл что-то рассказывал в лицах, и все вокруг хохотали. Фред готов был поклясться, что она действительно с трудом сдерживала смех, но никак не понимал, почему. Еще Гермиона часто рисовала на полях черновиков. Уизли выяснил это случайно, когда заглянул ей через плечо в эссе про свойства папоротника, с которого хотел списать: практически треть пергамента была изрисована набросками моря, по которому плавал корабль, на носу которого стоял высокий человек. После он заметил, что и конспект по Истории магии у Грейнджер тоже весь в иллюстрациях — страшные тролли, маленькие острозубые гномы, горбатые ведуньи и хрупкие на вид эльфы сплетались в единый узор, образуя фантастическую картину, которая объединяла в себе битвы, заговоры, легендарные открытия и приключения.

Гермиона ничем больше не выдавала своих чувств: она вела себя с близнецами ровно, разве что только больше не кричала на них за их проказы, а тихо, даже как-то печально снимала баллы. К удивлению Фреда, это было куда более эффективно, чем ее привычные нотации. Шалить действительно хотелось меньше. Он чувствовал даже, что ему не хватает старосты Грейнджер, покрасневшей от ярости, обрушивающейся всем своим гневом на него с братом, ругающей за тестирование новой продукции на младших ребятах. Это было, пожалуй, странно.

Впрочем, стоит сказать, что девушка стала мягче не только к Уизли, но и вообще ко всем нарушителям: все в той же тихой, лаконичной манере она отбирала баллы и разгоняла студентов по гостиным, молча разнимала стычки в коридорах, неодобрительно качала головой, но молчала, если какие-нибудь парочки слишком пылко проявляли свои чувства на публике. А Фред невольно наблюдал, и подмечал эти изменения. Или она всегда была такой, просто он не видел? Теперь это было уже не проверить.

Однажды вечером, в конце ноября, он застал в гостиной в темном углу ее и Невилла. Он хотел было пройти мимо, но любопытство пересилило, и он замер за поворотом лестницы, прислушиваясь к разговору и осторожно выглядывая. Гермиона гладила однокурсника по плечу, что-то говоря ему, и пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.

— … не хотели бы, чтобы ты страдал. Они очень любят тебя, ты же знаешь, даже если не могут узнать.

— Боюсь, если бы они могли видеть меня сейчас, они были бы разочарованы, — покачал головой Долгопупс. — Я имею в виду, посмотри на меня! Я и колдовать толком не умею, один из худших на курсе, к тому же, я такой трус… Я боюсь Сама-Знаешь-Кого даже здесь, в стенах школы.

— А вот и нет! — возразила девушка, придвигаясь чуть ближе к нему. — Ты один из самых храбрых волшебников, которых я знаю. Конечно, все чего-то боятся. Я, например, ужасно боюсь высоты, хотя знаю, что это глупо. Уж всяко глупее, чем бояться Волан-де-Морта! Но ты можешь наступить на свой страх и побороть его, если твоим друзьям нужна помощь, ведь я права, ты знаешь. И ты очень талантлив, просто кому-то лучше даются Чары, а тебе, например, Травология.

— Ты правда так думаешь? — он поднял взгляд, с какой-то щемящей надеждой глядя на подругу.

— Конечно! — она воскликнула это, пожалуй, даже слишком звонко, но в ее голосе не было фальши. — Если честно, я всегда старалась равняться на тебя на занятиях профессора Стебль, просто удивительно, как легко тебе дается все, что мы на них проходим!

— Спасибо, Гермиона… — он порывисто наклонился к ней, обнимая, и Фред почему-то подумал, что, кажется, никто никогда не говорил с ним вот так, как Грейнджер сейчас говорила с Долгопупсом.

— Невилл, тебе не за что благодарить меня, я ведь твой друг, а друзья для этого и нужны, правда?

— Да, — его голос был хриплым. — Знаешь, у меня никогда особо не было друзей.

— Не выдумывай! Я, Гарри, Рон, Джинни, Симус и Дин — мы все твои друзья. И, знаешь, — вот теперь в ее голосе зазвучали какие-то искусственные нотки, но Невилл этого, кажется, не заметил, — я в прошлом году с удовольствием пошла бы с тобой на бал. Я все надеялась, что ты или кто-нибудь из мальчишек позовет меня. Идея идти с Виктором была провальной с самого начала, я знала, что что-нибудь точно пойдет не так.

— Тогда пошли вместе на Рождественский бал в этом году, — тихо рассмеялся в ответ гриффиндорец. — Или могу написать Краму и позвать его.