- Я вообще не спал, - признался Филипп, зябко ежась и обхватывая себя за плечи. - Я так волновался, что…

- Понятно. Идиот, - приговорил Антуан, усмехаясь. - А теперь ты уснул в какой-то помойке, вот, полюбуйся, - вытащив из волос Леба покрытую пылью травинку, он откинул ее в сторону и со снисхождением уставился на незадачливого друга. - И что теперь с тобой делать? У тебя, напомню, еще первая брачная ночь впереди. Ты же не хочешь огорчить прелестную Бабет?

- Не хочу, - произнес Леба испуганно. - И что мне делать?

Антуан скользнул по нему взглядом, оценивая масштабы катастрофы, и со вздохом ответил:

- Я сейчас притащу воды, попробуем привести тебя в порядок. Заодно успокою Бабет, а то она, того и гляди, упадет в обморок. Натали, посиди пока тут, я сейчас.

Всем, наверное, знакомо то неловкое чувство, когда ваш приятель уходит, оставляя вас наедине с другим своим другом, с которым вы до сих пор едва ли словом перемолвились. Вот и в тот момент я нервно сглотнула и ощутила, что вообще не знаю французского. Я бы в тот момент даже элементарной фразы не поняла бы, но Леба, наверное, ощутил то же самое, что и я, и поэтому не стал ничего мне говорить и молча принялся вычесывать из волос застрявший там мусор. Я сидела, ничего не говоря, до того момента, когда молчание стало совсем неловким.

- Наверное… - мне потребовалось несколько секунд, чтобы выстроить фразу, - наверное, вам снилось что-то хорошее.

- Мне снилась какая-то бессмыслица, - проговорил Филипп, отвлекаясь от своего занятия. - Что-то про вечность. Как вам кажется, в мире существует что-нибудь вечное?

Вопрос был не из тех, на который у любого человека сразу найдется ответ, но передо мной он лежал как на ладони, и я в нем не сомневалась ничуть.

- Конечно, - сказала я. - Конечно, существует.

Филипп вздохнул и приготовился что-то ответить, но обещавший быть интересным разговор оборвался, едва начавшись, потому что вернулся Антуан.

- Не забудь извиниться перед женой, - наставительно произнес он, ставя на скамейку кувшин с водой, - бедняга действительно переволновалась, что ты исчез. Эй, что это у вас с лицами?

Мы недоуменно уставились на него.

- Что?

Антуан недолго вглядывался в нас.

- Показалось, наверное, - наконец выдал он. - Говорю же, нельзя так пить…

И первую порцию воды из кувшина выплеснул себе в лицо.

Всякий раз, когда я вспоминала разговор с Антуаном, мной овладевала глухая печаль, и в такие моменты мало кто мог меня развеселить. Исключением был Дантон, с которым я последнее время все чаще сталкивалась, заходя вечерами к Люсиль и Камилю. Его шуточки мало кого могли оставить равнодушными, и моя грусть легко разгонялась в стороны, как тучи под порывом ветра, стоило мне посидеть рядом с ним хотя бы десять минут. Неудивительно, что у Демуленов я стала частой гостьей, благо против этого никто не возражал - Робеспьера я почти не видела, он дневал и ночевал на работе, Сен-Жюст тоже готовился к отъезду и редко когда мог уделить мне хотя бы пару минут. Но в доме Камиля меня всегда ждали и принимали с раскрытыми объятиями, поэтому я летела туда, когда представлялась возможность, не медля ни минуты, как бабочка на огонек.

- Натали, - от теплых объятий Дантона было не укрыться, но я и не пыталась, - какие новости?

- От кого? - я уселась за стол и сразу подвинула к себе бутылку вина.

- От Максима, конечно же, - усмехнулся Дантон, высадив остатки своего бокала залпом. - Что он говорит?

Такие вопросы он мне задавал впервые, и я растерялась.

- Ну… не знаю. Он все время работает…

- Ну еще бы, - добродушное выражение не сходило с лица моего собеседника, - выпнул меня из Комитета и зашивается…

- Выпнул? - о таком я впервые слышала. - Что это значит?

- Ну, выпихнул, слил, еще что, - отмахнулся тот. - Я, собственно, и не обижаюсь. Давно хотел отдохнуть от всего этого.

“Анализируй, - зазвучал у меня в голове знакомый голос, уверенный и язвительный, - ты пропускаешь факты через свою голову, как через решето. Думай, что значит каждое слово, которое ты слышала”.

Я пыталась думать. Последнее время я не читала ничего из политических газет - каждая казалась мне невероятно скучной и не стоящей внимания, - и теперь начинала об этом жалеть. Если то, что говорил Дантон, было правдой, то между ним и Робеспьером наметились какие-то разногласия. Но я не могла представить, из-за чего эти двое могут поссориться. Да, они совершенно разные по характеру и темпераменту, но это не мешает им отстаивать одно и то же дело. Или все не так, и я ошибаюсь?..

- …поэтому зимовать я собираюсь в деревне, - тем временем сообщил Дантон. - Хочу пожить, как обычный, много чего повидавший гражданин. Имею право?

- Как, - изумилась я, - и вы тоже уезжаете?

Дантон мигом обернулся ко мне. Взгляд его стал испытующим.

- “Тоже”? А кого еще ты имеешь в виду, Натали?

Не знаю, какого ответа он ждал, но я решила, что из того, что я собираюсь сказать, глупо делать секрет.

- Анту… то есть, Сен-Жюст уезжает в армию, - проговорила я. - И Огюстен тоже…

- А, - Дантон разом поскучнел, - это мне известно. Ну, скатертью им дорога и удачи на фронте. А я отправляюсь на отдых.

Подведя последними словами черту, он переложил себе на тарелку кроличью ногу и с аппетитом принялся ее поглощать. Ненадолго воцарилась молчание: Дантон был занят едой, Камиль же, кажется, подбирал нужные слова. На лице его была написана необычайная тревога.

- Нам, - это слово он произнес с какой-то особенной интонацией, но я не смогла понять, что бы она значила, - будет тебя не хватать, Жорж.

- О, уж вы, - точно таким же тоном ответил Дантон, - великолепно справитесь и без меня.

Камиль казался задетым его словами, но продолжать беседу не стал и после короткой паузы перевел тему.

Проводы Бонбона и Антуана были какими-то невнятными и прохладными. Особенный вклад в атмосферу вносил Робеспьер, менторски выговаривающий брату:

- Я хочу, чтобы ты писал нам каждую неделю.

- Хорошо, - согласился Огюстен, переминавшийся с ноги на ногу, как под взглядом сурового наставника. Все так же бесстрастно Максимилиан продолжал:

- Благоразумие всегда было одной из главных черт твоего характера, и я надеюсь, что оно тебе не изменит, - а затем обернулся к Антуану, поправлявшему перед зеркалом шляпу с пышным трехцветным плюмажем, - тебя это особенно касается.

- Да я понял, - скучающим тоном отозвался Сен-Жюст. Больше Робеспьер ему внимания не уделил и продолжил препарировать младшего брата:

- Помни о том, что ты - представитель нации, и старайся вести себя соответствующе…

Огюстен слушал все это, склонив голову, и мне неожиданно стало его жалко. Наверное, люди, отправляющиеся туда, где их могут убить, ждут чего-то более теплого, нежели эти монотонные нотации, но ожидать от Робеспьера проявлений чувств было равно ожиданию снега в середине августа. На прощание братья обнялись, и на этом Максимилиан, очевидно, посчитал формальности исполненными и отошел. Чувствуя, как в душу начинает медленно сочиться неприязнь, я шагнула к Бонбону и обняла его - по-человечески, а не по-паучьи.

- Возвращайся поскорее.

- Я постараюсь, - тихо ответил он, вздрагивая от волнения. - Буду скучать.

- Немедленно прекрати быть таким трогательным, - я была не в состоянии не ответить на его улыбку, - иначе я расплачусь.

Невозможно было представить, как я вообще могла когда-то на него обижаться. Вспомнив об этом, я ощутила, что заливаюсь краской, и с удивлением увидела, что на его щеках тоже проступает румянец.

- Знаешь, - пробормотал он, - я…

- Что?

Не стоило мне спрашивать - он сбился с мысли и замолчал, а я в очередной раз ощутила себя кошмарно неуклюжей. Прощание вышло смазанным: мы обменялись короткими поцелуями в щеку, он будто даже мне руку потянулся поцеловать, но вовремя опомнился и отступил к двери.

- Не забывай, - послышался за моей спиной прохладный голос Робеспьера, - каждую неделю.