- Ф-ф-фух, - Антуан отнял платок от лица и сделал несколько глубоких вдохов, - я думал, сам там помру… ты как?

- Нормально, - бесцветно ответила я, не глядя на него. Мне хотелось убраться отсюда, дойти до дома, лечь на постель и умереть самой, тихо и незаметно, до того мучительной была мысль о том, что Марата больше нет. Я никогда больше не заговорю с ним, не услышу в свой адрес колкие и неизменно попадающие в цель замечания. Никогда больше не буду с увлечением слушать рассказы о его прошлом - а на интересные истории он был неистощим. Никогда не возьму его за руку. Никогда не скажу, как я благодарна ему за то, что он возился со мной. Никогда…

- Ты!

На меня налетел обжигающий вихрь, вцепившийся в меня и с силой рванувший за волосы. Не понимая, что происходит, я рванулась, но это не принесло освобождения. Наоборот, стало только больнее, и чья-то рука, до сего момента сжимавшая мое плечо, схватила меня за горло.

- Это ты! - я узнала голос, он принадлежал Симоне. - Ты виновата, что он мертв!

- Ч… что?.. - прохрипела я, глядя в ее жутко сверкающие глаза; она всерьез хотела убить меня, в этом не было никаких сомнений. Антуан что-то воскликнул, но я не услышала - меня с такой силой прижали к стене у входа в церковь, что я с силой ударилась затылком о щербатые кирпичи и окончательно утратила способность что-то соображать. Я даже защититься не подумала. Все, что я могла делать - беспомощно смотреть в лицо схватившей меня женщины и ждать, когда она закончит начатое.

- Ты виновата в этом, дрянь! - рявкнула она, все крепче сжимая хватку на моей шее. - Тебя надо было арестовать вместе с ней!

Ничего не понимая, я почувствовала, что теряю сознание, но неожиданно кто-то ухватил Симону за шиворот и оттащил в сторону, а мне в легкие хлынул воздух, настолько плотным потоком, что я закашлялась и осела на каменные плиты паперти.

- Гражданка, - оказывается, это Антуан держал за локти беснующуюся женщину, - гражданка, полегче! Мы все скорбим по…

- Вы слышали меня! - кричала она, вырываясь. - Арестуйте и ее! Это она виновата!

Ее вопль оборвался, сменившись пронзительным рыданием. В один миг растеряв всю свою злость, Симона обвисла в руках Антуана, склонив голову, и всем телом затряслась. Дрожала и я, с трудом поднимаясь на ноги. Слова Симоны не укладывались у меня в голове - за ними стоял такой кошмар, что все мое существо протестовало против того, чтобы примерить его на себя. Только одно могло оправдать то, что она говорила, но я даже думать об этом боялась, не то что произнести вслух: одна тень этой мысли заставляла меня всю покрыться холодным потом.

- Что тут происходит? - из церкви вышел закончивший прощаться Робеспьер в сопровождении младшего брата. - Антуан, что за свалка?

- Она на Натали кинулась! - возмущенно отозвался Сен-Жюст, не прекращая на всякий случай сжимать руки Симоны, но в этом не было уже никакой нужды: я видела, что воли к продолжению скандала у нее вовсе не осталось. Робеспьер повернулся ко мне:

- Что вы ей сказали?

- Я ей ничего, - просипела я, машинально ощупывая свою шею, - это она сказала…

- Что?

Я не могла молчать: его взгляд вытаскивал из меня правду, подцепив ее, как крюком. Голос отказался мне служить, но я ценой неимоверных усилий смогла выдавить из себя:

- Что я виновата в том, что он умер…

Антуан, наверное, покрутил бы пальцем у виска, если б у него не были заняты руки. У Робеспьера глаза полезли из орбит.

- Что вы сказали, Натали?

- Может… - как слепая, я сделала пару шагов к нему, и тут у меня подломились колени; меня успел подхватить Огюстен. - Может, это я его убила?

На секунду вокруг меня воцарилась гробовая тишина. Мне это показалось, конечно, гул множества голосов вокруг и не думал смолкать, но от того, как замолчал Робеспьер, у меня зазвенело в ушах.

- Натали, - я готова была поклясться, что его голос дрогнул, - немедленно прекратите на себя наговаривать.

- А откуда… откуда вы знаете, - я попыталась вырваться из рук Огюстена, но он держал меня крепко, и я поняла, что сейчас наконец-то заплачу, - вас там не было! Откуда вам знать?

Свершилось - узел, натянувшийся у меня в груди и до сих пор разраставшийся, как опухоль, давя на сердце и легкие, лопнул, и я, от облегчения, что моя тоска наконец-то найдет выход, ударилась в слезы. Рыдала я, совершенно никого не стесняясь, не хуже деревенской плакальщицы, срываясь то и дело на надрывные смешки, и в конце концов совсем перестала понимать, смеюсь я или плачу, когда вдруг почувствовала прикосновение прохладных ладоней к своим запылавшим щекам.

- Натали, - раздался возле меня спокойный голос Робеспьера, - Натали, прекратите, посмотрите на меня.

Я попыталась отвернуться, но он не желал меня отпускать: чистой воды паук, нашедший жертву.

- Посмотрите на меня, - непреклонно повторил он. - Ну же.

Мне ничего не оставалось, кроме как исполнить, что он говорил. Мой взгляд пересекся с его - прохладным и неподвижным, который до сих пор не вызывал во мне ничего, кроме ужаса, но теперь, что удивительно, заставил в одно мгновение успокоиться и замолчать. Не способная отвести глаз, я замерла. Очередной всхлип застрял в горле, так и не найдя пути наружу.

- Вот, так лучше, - удовлетворенно произнес Робеспьер, так и не выпуская меня. - Слушайте меня внимательно, Натали. Вы слышите?

- Да, - бормотнула я, беспомощно кивая.

- Хорошо. Перестаньте брать на себя вину за то, чего вы не делали. Шарлотту Корде поймали на месте преступления, и она призналась. Призналась, слышите?

- Но… мало ли…

Робеспьер вздохнул.

- Я устрою вам свидание. В Консьержери. Вы своими глазами увидите, что эта особа не стала бы на себя наговаривать.

- Почему?.. - прошептала я. Лицо Максимилиана на секунду исказила гримаса презрения. Он поправил очки и отступил.

- Потому что она гордится содеянным. Вы сами все увидите, Натали, завтра же.

Открывая скрипящую дверь камеры, охранник почтительно осведомился:

- Зайти с вами?

- Нет, - глядя, как завороженная, в щель между дверью и стеной, откуда пробивался слабый огонек свечи, ответила я. Охранник не стал настаивать:

- Когда надо будет выйти, постучите три раза. Я открою.

- Спасибо, гражданин, - вежливо ответила я и зашла внутрь.

Можно ли было назвать Шарлотту Корде красивой? Вряд ли, она была из той многочисленной породы девиц, на которых и не подумаешь обернуться, если пройдешь мимо них по улице. Но две черты отличали ее от других и поневоле притягивали взгляд: во-первых, ниспадающие на плечи густые золотисто-рыжие волосы, которым, как я знала, совсем скоро предстояло быть безжалостно срезанными, а во-вторых, прямой и уверенный взгляд человека, долго стремившегося к поставленной цели и наконец-то ее достигшего. При виде меня она не показала и толики волнения.

- А, я так и знала, что ты придешь, - сказала она с легкой усмешкой и махнула на свою убогую постель. - Присаживайся.

- Я постою, - я старалась говорить холодно, ничем не выдавая того, что внутри у меня все дрожит. Корде продолжала смотреть на меня, и у меня в голове не укладывалось, как эта хрупкая девушка могла, не засомневавшись ни на секунду, одним ударом наповал убить Марата.

- Зачем ты пришла? - рублено спросила она, поняв, что я не собираюсь начинать разговор первой. - Ждешь раскаяния за то, что я прикончила его? Долго же придется ждать.

Робеспьер был прав. Это она убийца, в этом не было никаких сомнений. Но я не ощутила облегчения, несмотря на то, что узнала то, за чем пришла, с первых же секунд. Мне можно было разворачиваться и уходить, никогда больше не задумываться о том, что наговорила мне Симона на паперти старой церкви, но я не стала этого делать. Кое-что я утаила от Робеспьера, а именно: даже больше, чем вопрос “кто?”, меня интересовал вопрос “почему?”.

- Почему? - спросила я в такт своей мысли. - Почему ты сделала это?

Корде поправила волосы - то ли по привычке, то ли в стремлении выглядеть эффектнее, - и раздраженно повела плечом.