- Не ты первая и не ты последняя, кто будет задавать этот вопрос.

- Отвечай, - потребовала я, думая, что с каждой секундой эта девица повышает свои шансы не дожить даже до гильотины. - Почему ты его убила?

Она засмеялась, будто я рассказала смешной анекдот:

- Убила? Убила? О, нет. Я всего лишь уничтожила безумное чудовище, которое не знало пределов своей кровожадности и пожирало…

Монолог обещался быть достойным Шекспира, но я оборвала его, стоило голосу Шарлотты поползти выше:

- Безумное чудовище? О чем ты?

- Что? О чем я? - не передать словами, как меня бесила ее манера говорить с придыханием. Наверное, она считала, что это придаст ей больше драматичности. - Как будто мне надо объяснять. По указанию этого монстра всю Францию залили кровью, и…

- Ну, насчет всей Франции ты погорячилась, - стараясь говорить спокойно, сказала я. - И ты решила, что он один в этом виноват? Был…

Корде подскочила со своей постели и сделала шаг ко мне. Мне поневоле пришлось отступить - я совсем не хотела оказываться с этой сумасшедшей лицом к лицу.

- Не один! - необычайно убежденно заговорила она. - Но за мной придут другие! Я колебалась между Маратом и Робеспьером, но в конце…

“Не забыть обрадовать Максимилиана”, - сделала я мысленную заметку. А Корде продолжала наступать, и я испугалась, что она сейчас кинется еще и на меня.

- …сама судьба указала мне на то, кто достоин ее кары!

Неприятно это, скажу я, когда вам на повышенных тонах втирают что-то, особенно на расстоянии в несколько сантиметров. Я оттолкнула ее, и она едва не упала с коротким вскриком.

- О, так ты у нас, оказывается, у судьбы на побегушках? - внутри у меня все клокотало, и мой голос от этого подрагивал. - Странно, почему она тогда тебя не уберегла?

Шарлотта побледнела. Кулаки ее сжались, комкая потертую ткань юбки.

- Я была готова принести себя в жертву! - почти прокричала она. - Ради блага Франции!

- Убить одного, чтобы спасти всех? Он мыслил похожим образом, - оскалилась я, наблюдая, как меняется ее лицо, и удивляясь, как мало, оказывается, разделяет решимость и отчаяние. - Отрубить несколько голов, чтобы остальные были счастливы. Вы с ним даже похожи.

Он льда в ее глазах и следа не осталась. Теперь там полыхала ненависть.

- У меня нет с ним ничего общего, - прошипела она, как разозленная кошка, явно жалея при этом, что у нее нет с собой ножа. - Он кровавый тиран! Он это заслужил!

Я долго смотрела на нее, ничего не отвечая. Вспоминала Симону и саму себя, мокрую и дрожащую после вынужденного купания в реке, удерживаемую чужой, твердой и уверенной рукой. Жаль, уже никогда не узнать, что именно сказал мне Марат тогда, при нашей первой встрече. На смену этим картинам пришли другие - яркие и обжигающие, принадлежащие тому памятному вечеру, когда редактор так бесцеремонно выкрал меня с вечеринки у Дантона. Я до сих пор не могла придумать, как называть произошедшее тогда хотя бы про себя, но четко знала, что ничего подобного в моей жизни не было и, скорее всего, никогда не будет.

- Знаешь, - произнесла я, глядя в искаженное лицо Шарлотты, - даже кровавых тиранов тоже кто-то любит.

И, подняв кулак, ударила в гулко зазвеневшую дверь три раза.

Мы с Антуаном сидели в забегаловке на улице Ришелье и молчали. Я смотрела в стол, он - куда-то в пространство, катая между ладонями стакан с вином. Первый он уже выпил, к следующему пока даже не притрагивался. Пила больше я - большими глотками, надеясь, что опьянение как-то заглушит перегорающую на душе боль. Легче пока не становилось, но я упорно продолжала терапию алкоголем, думая, что рано или поздно количество перейдет в качество.

- Антуан, - черт дернул меня начинать эту тему, но ни на какие другие разговаривать я была не способна, - ты когда-нибудь убивал людей?

Он вздрогнул и медленно перевел взгляд на меня. У него мелко дернулось веко.

- Капета считать?

- Нет, - я качнула головой, - своими руками.

Антуан снова опустил взгляд в бокал, где плескалось вино, и нахмурился, что-то вспоминая. Я терпеливо ждала.

- Ну было дело, - мрачно сказал он. - Только Максиму не говори, ладно?

- Ладно, - я испугалась: а вдруг приятель сделал что-то ужасное, и я заставила его говорить о том, о чем он думать-то не может. - А что случилось?

- Да вообще ничего особенного, - до странности глухо произнес он. - Я был тогда на фронте, зашел в какой-то кабак перекусить… а там сидела пьяная солдатня, человек пять или шесть. Они сначала упились до свинского состояния, а когда хозяин отказался подавать им еще, уложили его выстрелом в упор.

Все это он произносил на одном дыхании, не меняя интонации, и у меня начали медленно леденеть пальцы. Я представила, сколько раз Антуан прокручивал в голове эту сцену, и остро пожалела, что вообще затеяла этот разговор.

- Выбежала его жена и бросилась на них, они и ее пристрелили, - продолжил Антуан и отпил вина. - Потом вытащили из подсобки дочь хозяина и попытались… ну, ты поняла, да? Прямо там, на столе.

- И ты их всех убил? - почти в ужасе спросила я. Сен-Жюст невесело усмехнулся.

- Хватило одного. На самом деле, мне надо было идти к командиру их полка и требовать начать разбирательство, но тогда я просто встал из-за стола, вытащил пистолет и вышиб их заводиле мозги.

Он медленно моргнул, отгоняя от себя химер, поднял бокал и улыбнулся мне своей обычной искренней улыбкой:

- За мгновенную справедливость.

Я не стала пить, меня интересовало другое:

- А что было дальше?

- Ничего, - пожал плечами Антуан. - Остальные разбежались, хотя я, если честно, морально готовился к тому, что во мне сейчас понаделают дырок. Девицу они выпустили… удивительно славная оказалась эта девица, кстати…

Он не был бы собой, если б об этом не упомянул. Я хотела отмочить какую-нибудь шутку среднего пошиба, чтобы немного разрядить обстановку, но тут Антуан заговорил вновь серьезно:

- Знаешь, к чему я это все рассказываю? К тому, что бывают моменты, когда обычные законы не действуют. Максим этого не понимает, но он стеной стоит за все законное, если что-то не соответствует духу и букве - все, он начинает беситься по этому поводу. Но я был на войне и знаю, о чем говорю.

Амплуа умудренного жизнью ему не шло, как не идет костюм с чужого плеча, но я решила его не перебивать. Мне казалось, что сейчас я слушаю что-то необычайно важное, что определит очень многое на месяцы или даже годы вперед.

- Убив Марата и подняв мятеж - ты же слышала, что творится в департаментах, куда они бежали? - федералисты начали войну, - отчеканил Антуан. - Отлично, мы будем играть по их правилам. Но пусть только они не думают, что мы еще раз позволим себя обмануть.

От его слов меня полоснуло холодом от головы до макушек. Перепуганная до смерти, я схватила Антуана за руку - хотела удостовериться, что это он передо мной сидит, а не принявший его облик кровожадный мираж. Несомненно, он понял, о чем я думаю, и проговорил почти горестно:

- Что? Разве я не прав? Больше всего я сейчас хочу защитить то, что люблю - свою страну и своих близких. А если федералисты победят, моей стране грозит развал, а моим близким смерть. Наши враги не проявят снисхождения. А мы один раз проявили, и вот чем это кончилось.

“Он прав, - подумала я, - если бы им всем сразу отрубили головы, Марат был бы жив”. Подумала и испугалась еще больше, поняв, что еще неделю назад в моей голове даже не могла возникнуть подобная мысль. Выходит, что-то меняется? Не сказать, чтобы перемены меня радовали. Было бы более уместным слово “ужасали”.

- Совсем скисла, - подвел итог Антуан, допивая вино. - А что я такого сказал? Или я, по-твоему, кровожадный ублюдок, который получает удовольствие, убивая людей?

- Нет, - пробормотала я, - конечно, нет.

- Ну, хоть за это спасибо, - он перевернул кувшин, чтобы убедиться, что тот опустел. - Так, эта дрянь кончилась, есть в жизни что-то хорошее… Так вот, Натали, когда-нибудь ты поймешь, что бывают такие ситуации: либо мы их, либо они нас. А третьего не дано. Ладно, к черту все эти философские разговоры, я хочу еще выпить.