- Обязательно, вот только время будет, - пообещала я и удалилась.
Город и не думал просыпаться, даже уличная суета была какой-то ленивой и заторможенной, поэтому у меня не было желания торопиться. До гостиницы, где жил Антуан, я дошла пешком, с наслаждением вдыхая пропитавшийся пришедшим летом воздух. Мысли в голове бродили неразборчивые и неясные, но в основном приятные, ибо большинство из них было связано с событиями вчерашнего вечера. Вспомнив о Марате, я поняла, что начинаю глупо улыбаться. Интересно, а он сейчас обо мне думает?..
- Эй, гражданка!
Кричал мне босоногий мальчишка-лоточник, продающий цветы, коих в маленький деревянный ящик на его шее уместилось великое множество. Я смогла различить и гвоздики, и розы, и фиалки, но внимание мое привлек один-единственный куцый букет, который затолкали в самый угол лотка и безжалостно задавили пышными соцветиями его соседей: букет из ярко-красных, почти бордовых, как кровь, нарциссов.
- Купите цветы, гражданка! - подмигнул мне мальчишка, приближаясь. - Красивые, прямо как вы!
“Типичный француз”, - мелькнуло у меня в голове, и я невольно вздрогнула, как будто меня пронзило какой-то тонкой иглой. Я уже оказывалась в точно такой ситуации, и мысль у меня всплывала точь-в-точь такая же. Или нет?
- Скажи-ка мне, - как слепая, я протянула мальчишке купюру и, отмахнувшись от протянутой грязной ручонкой сдачи, выудила из лотка нарциссы, - мы раньше с тобой не встречались?
- Это я не знаю, гражданка, - серьезно проговорил пацан, пряча в карман деньги. - Раньше - вряд ли. Разве что потом…
И, прежде чем я успела что-то сообразить, припустил вниз по улице, почти мгновенно скрывшись в одном из переулков. Первым моим порывом было броситься следом, но я не смогла и ноги от земли оторвать и осталась стоять, отупело глядя малолетнему цветочнику вслед. Нарциссы я продолжала крепко сжимать в руке и чувствовала, как дрожат тонкие стебли от любого движения воздуха.
Гостиницу “Соединенные штаты”, где жил Антуан, едва ли можно было назвать презентабельной. По уровню комфорта она мало чем отличалась от обыкновенного общежития, даже запах грязного белья и чего-то протухшего с кухни был точно такой же. От хозяйки я узнала, какую комнату занимает Сен-Жюст и, давя искушение зажать нос, почти побежала по узкому, грязному коридору.
Он открыл не сразу, мне пришлось барабанить в дверь несколько минут, прежде чем она приоткрылась, и на пороге возник хозяин - бледное воплощение всех страданий, какие могут выпасть на человеческую долю. На приветствия он решил не размениваться, только мутно пробормотал:
- А, это ты.
- Привет, пьянь, - поздоровалась я и, юркнув внутрь, закашлялась от густого запаха перегара, наполнявшего небольшую комнатушку. Обставлена она была небогато, единственным выдающимся предметом мебели был слегка потертый диван ярко-синего цвета, беспорядочно заваленный вещами, книгами и бумагами. Сам хозяин этого скромного обиталища, полураздетый, повалился на разобранную кровать, где, судя по складкам на простыне, и лежал до моего прихода. Рядом с ним на тумбочке стоял наполовину осушенный графин с водой и лежало скрученное полотенце, которое Сен-Жюст немедленно водрузил себе на лоб. Судя по страдальческому стону, легче ему от этого не стало.
- Ну и духан у тебя, - сказала я, приоткрывая форточку. - Хоть в обморок падай.
- Падай, - согласился Антуан. - Чего пришла?
- Тебя навестить. Сколько ты вчера выпил?
Его лицо мучительно скривилось.
- Спроси что-нибудь другое, Натали. Я не хочу вспоминать.
Благодаря задернутым занавескам в комнате царил полумрак, и я, только приблизившись к бедняге, смогла увидеть, что на скуле его налился пурпурным огромный синяк, оставленный Маратом. Я не знала, видел ли уже Антуан этот фингал и помнит ли о его происхождении, но решила пока не огрочать страдальца еще больше. Он и без того, казалось, вот-вот отдаст концы:
- Как мне плохо… ты даже не представляешь…
“Ну еще бы”, - подумала я с некоторой мстительностью, вспомнив его вчерашние попытки ко мне пристать. Но долго злорадствовать мне не удалось, уж слишком у Антуана был жалкий вид, и я быстро прониклась сочувствием к несгибаемому ангелу смерти, павшему жертвой зеленого змия.
- Если будешь так лежать, до утра в себя не придешь, - сказала я, садясь рядом с ним на постель. - Надо тебя как-нибудь воскресить. Есть у тебя проверенное средство?
- Понятия не имею, - прошептал он, с явным усилием поворачивая голову вбок. - Только еще пить не предлагай. Для меня это что мертвому припарка.
По моему мнению, Антуану не помешала бы порция аспирина и еще пара часов сна, и я в который раз пожалела, что торчу в эпохе, когда до изобретения анальгетиков остается добрая сотня лет. Чем еще можно было облегчить мучения Сен-Жюста, я даже не представляла, но ничего не делать для меня было равносильно тому, чтобы бросить в одиночестве утопающего. И я, скорее от безнадежности, чем от мысли, что это как-то поможет, протянула руку и зарылась пальцами в его волосы, густые, удивительно мягкие на ощупь.
Антуан удивленно распахнул глаза.
- Ты что это делаешь?
- Массирую, - мгновенно нашла объяснение я и с наслаждением пропустила локоны между пальцами. - Некоторым помогает.
Какое-то время он лежал тихо, пока я гладила и перебирала его волосы, а потом вдруг резко сбросил мою руку и приподнялся. Я испуганно отпрянула:
- Что такое?
Но Антуан уже подвинулся и устраивал голову у меня на коленях, приговаривая при этом:
- Женские коленки - лучшее место в мире…
- Начинаю тебя узнавать, - засмеялась я, проводя кончиками пальцев по его макушке и слушая удовлетворенное мурчание, - я тут уже десять минут, а ты не отмочил никакой шутки в этом духе.
- Заметь, - не открывая глаз, блаженно произнес он, - я сказал только про коленки, а не про что-то еще…
Я усмехнулась:
- С тебя бы сталось.
- Какого же ты низкого обо мне мнения, - бормотнул Антуан, переворачиваясь и подставляя мне загривок; от прикосновения к основанию шеи он вздрогнул и даже хихикнул: видимо, ему было щекотно. - Лучше расскажи мне, что со мной было вчера.
- А ты не помнишь? - вскинула брови я.
- Очень, очень смутно. И то только до того момента, как начал пить вторую бутылку. Так что, может, ты меня просветишь?
Я недолго молчала, размеренно поглаживая его шелковистые кудри, соображая, что можно было сказать, чтобы расквитаться с ним за его вчерашние непотребства. Идея пришла удивительно быстро и показалась мне до жути остроумной:
- Помнишь вчерашнего корсиканца? Ну, которого Огюстен привел?
- Этого-то? - молвил Антуан с презрением. - Помню, конечно. Не знал, что у Бонбона такие друзья. Вел себя, как…
- Ты с ним переспал.
Антуан замер. Я почувствовала, как все его тело медленно каменеет, и еле удержалась от того, чтобы рассмеяться. Но это провалило бы мой розыгрыш сразу, а я решила растянуть удовольствие до максимума. Сен-Жюст издал непонятный придушенный звук, который мог обозначать сразу все, и я, радуясь, что он не может видеть моего лица, решила его добить:
- Я помню, как ты трепал его по щеке и называл корсиканской шлюхой, а потом вы свалили в сад, где… судя по звукам… в общем…
- Натали, - Антуан неожиданно ожил и заговорил своим почти что нормальным голосом, решительным и твердым, разве что чуть-чуть подрагивающим, - можешь оказать мне услугу?
- Какую? - насторожилась я.
- В верхнем ящике стола, - он поднял руку, но указал почему-то на заставленный флаконами с одеколоном комод, - лежит пистолет…
Я не дала ему договорить, схватила за плечо и с силой встряхнула.
- Что это ты удумал?!
- Неважно, - бесцветно ответил он. - Просто дай мне пистолет.
Звучал его голос до того серьезно, что мне стало не на шутку страшно. Тут, убедившись, что я не собираюсь выполнять его просьбу, Антуан попытался встать самостоятельно, но мне удалось его удержать и толкнуть обратно на подушки. На его лицо вновь набежала мученическая гримаса - очевидно, резкое изменение положения тела принесло за собой новую волну головной боли.
