- Не скажу, - лукаво улыбнулась я, отводя взгляд. - Только есть одна нестыковка… можете мне помочь?
- Ну, это смотря в чем.
- Дайте адрес хорошего аптекаря, - попросила я. - Мне нужно обзавестись снотворным.
Секунду Марат молча смотрел на меня, а потом протянул, будто сам не веря тому, что понял:
- Ты собираешься попасть к Бриссо домой, напоить его снотворным, а потом найти эту сумку и проверить, что в ней?
- Ну да, - немного смущенно ответила я. Марат издал короткий смешок.
- Да ты шутишь.
- Нет, не шучу, - тут же обиделась я, поняв, что меня опять не принимают всерьез. - А что, по-вашему, это глупо?
- По-моему, это требует изрядной наглости, смелости и авантюризма. В первом я насчет тебя не сомневаюсь, что до второго и третьего… как ты собираешься познакомиться с ним, кстати?
Я ощутила, что у меня начинают пылать уши. Ну уж нет, что бы там ни говорил Марат про наглость, ее явно было недостаточно, чтобы посвятить его в подробности моего плана.
- Секрет, - отрезала я. - Если получится, тогда расскажу.
- Как интригующе, - хмыкнул он и, подвинув к себе чистый бумажный лист, принялся что-то быстро писать. Перо летало по бумаге с такой скоростью, что я не успевала следить за его кончиком. Спустя пару минут мне вручили лист, весь в невероятных каракулях. Я попыталась разобрать хоть слово, но не смогла - вдобавок ко всему, написано было даже не по-французски, а на каком-то другом, незнакомом мне языке.
- Сходишь и отдашь в аптеку, она через улицу за углом, - приказал Марат и потянулся. - Что получишь, принеси обратно. Остальное я сам сделаю.
- У меня денег нет, - пискнула я, подумав мимоходом, что милому парнише из дома Ролана хорошо бы набить как следует морду. Марат махнул рукой:
- Скажи, что от меня. Дадут в долг.
- А что потом? - уходить я не торопилась. Марат, судя по его виду, подавил искушение с силой прижать ладонь к лицу и ответил даже ровно:
- Тебе же нужно снотворное? Сильное, чтобы его быстро свалило?
- Ну да…
- Я его тебе сделаю, - снисходительно сказал он. - И вообще, ты все еще здесь?
- А вы умеете? - я попятилась к двери. Он глубоко вздохнул, явно думая, откуда еще можно черпануть терпения.
- Да, умею.
- А еще что вы умеете? - не удержалась я.
- Ты все еще здесь?!
Решив не дожидаться, когда мне в голову прилетит чернильница, я бросилась в коридор, едва не споткнувшись о собственные ноги.
Антуан чертыхнулся и в очередной раз поправил красный колпак - тот был ему явно велик и регулярно сползал на переносицу.
- Объясни мне, - в который раз завел он, - за каким чертом нам с Бонбоном надо было переодеваться в санкюлотов и переться сюда посреди ночи?
- Увидите, - таинственно ответила я, стараясь идти ровно и не путаться в подоле. Все-таки мне пришлось вырядиться по этой жуткой моде, выпросив у Бабет одно из ее платьев: за это я получила пару комплиментов от Огюстена и восхищенное цоканье языком от Антуана: “Натали, ты девушка? Почему раньше не говорила?”. Последнему мне при этом резко захотелось заткнуть рот кляпом, но ничего подходящего под рукой не было, и я ограничилась лишь язвительным замечанием, что именно я думаю о качестве его чувства юмора. Это, как оказалось, было ошибкой: Антуан, ответственно и даже творчески подошедший к моей просьбе переодеться и явиться в нужное время в назначенное место, шутить бросил, зато начал без остановки ныть. Видимо, день у него выдался не очень, поэтому всю дорогу до дома Бриссо я слушала жалобы на то, что он окружен идиотами, что ему пришлось отдать за аренду костюма бутылку превосходного вина, что он устал и хочет знать, зачем я тащу его в такую даль. Огюстен, слава богу, почти все время молчал, и за это мне с каждой секундой все сильнее хотелось расцеловать его.
- Ну правда, - все-таки подал он голос, когда мы пришли на место и остановились, - что мы тут будем делать?
- Вы сейчас будете… - я посмотрела на часы и прислушалась: уже почти полночь, вот-вот подъедет экипаж, - вы сейчас будете…
- Тебя заело, Натали? - издевательски осведомился Антуан. - Или ты стесняешься?
- Заткнись, - шикнула я на него и прислушалась. Сердце куда-то улетело - в конце улицы послышался дробный перестук копыт и шум приближающегося фиакра. Я порывисто обернулась к приятелям. Выражения их лиц были почти неразличимы в тусклом свете почти единственного на всю улицу фонаря, но это, наверное, было и к лучшему.
- Значит так, ребята, - я судорожно сжала кулаки, - сейчас вы будете меня насиловать.
Все-таки хорошо, что я не видела их лиц. Я могла только слышать, но эти двое молчали, и тишина была до того многообещающей, что я невольно поежилась. Первым подал голос Антуан - протянул почти с любопытством:
- Насиловать?
- Да, - начав волноватся, я выглянула из-за угла; экипаж приближался, у меня было не больше двух минут. - Я заору, прибежит один гражданин, а вы смоетесь, понятно?
- Нет, - покачал головой Огюстен. - Я ничего не понял.
- Я понял только одно, - я готова была поклясться, что вижу, как Антуан хищно облизывается, - самое главное. Все должно быть правдоподобно?
- Правдоподобнее некуда, - брякнула я, жалея, что у меня нет еще пары глаз на затылке - отслеживать, когда будет самое время вопить. Антуан и Огюстен переглянулись, и в глазах их загорелся одинаковый нехороший огонек.
- Э-э-э, - поспешно уточнила я, - это же только подстава, вы помните?
- Помним-помним, - ответил Антуан елейно и кивнул Огюстену, незаметно оказавшемуся у меня за спиной. - Подержи ее за руки. Есть все-таки на земле справедливость…
Я даже охнуть не успела, как вокруг моих запястий сомкнулись чужие, крепкие и теплые, ладони, а Антуан с выражением сладкоежки, угодившего в конфетную лавку, с силой рванул на мне корсаж. Я услышала треск ткани и хотела было возмутиться, напомнив приятелю, что платье вообще-то не мое, но тут прохладный майский ветер легко щекотнул обнажившуюся грудь, и я поняла, что дело приобретает совсем неприятный оборот.
- Только посмотри на них, - пропел Антуан, беззастенчиво протягивая ко мне загребущие руки, - достойны внимания, правда?
Огюстен, едва успевший жадно прижаться губами к моей шее, поднял голову. В его голосе послышалось одобрение:
- Замечательные.
Чувствуя себя выставленной напоказ, я вспыхнула всем телом и задергалась уже всерьез, но получила лишь парочку ехидных смешков, а затем ощутила, как мне под юбку - о ужас, - пробираются ловкие, вездесущие пальцы.
- Антуан, - почти в панике пробормотала я, стараясь не обращать внимания, что внизу живота начинает приятно покалывать, - ты что делаешь?
- Как это что? - делано удивился он, почти ухмыляясь. - Насилую тебя, ты сама просила!
- Ты чертов иди… - я не договорила; голос сорвался на слабый вскрик, и я, намертво зажатая меж двух обжигающе горячих тел, затрепыхалась, как бабочка, которую насадили на иголку. Огюстен нашептывал мне на ухо что-то маняще-нежное, но я несколько секунд слышала лишь оглушивший меня звон в ушах, забыв даже о том, что стук копыт за углом прекратился, и шум движущегося экипажа тоже не долетает до меня.
- Милая моя, - с нарочито серьезным видом осведомился Антуан, когда я перестала хватать ртом воздух и даже смогла пробормотать что-то, вроде как в знак протеста, - ты вообще собираешься орать?
- Зачем ты ей напомнил, - буркнул Огюстен, не отрываясь от меня. Антуан виновато пожал плечами - вернее, одним плечом, - и, бормотнув что-то вроде “Больше не буду”, явственно потянулся спустить и так великоватые ему штаны. От этого короткого движения у меня прорезался голос, я вспомнила, где нахожусь, и поняла, что еще секунда - и весь мой план рассыпется прахом. Пользуясь тем, что Антуан замешкался на секунду, я завизжала что было сил на всю улицу:
- Граждане, люди добрые, помогите, спасите, кто-нибудь!
Держащий меня Огюстен содрогнулся от этого вопля всем телом и наконец выпустил мои руки. Антуан отчетливо поморщился, и я хотела было уже поправить ему идеальный греческий профиль, но тут в повисшую на миг тишину между нами вклинился решительный голос явившегося спасителя: