- Иди, посмотри! - позвала его Элеонора и выбежала из дома первая, мгновенно растаяв в заливавшем двор свете свежего апрельского солнца. Максимилиан вышел следом - я, хитроумно изогнувшись, увидела, как Нора берет его за руку и, не прекращая что-то звонко щебетать, ведет вглубь сада.
- Двинутые, - буркнула я себе под нос и, оттолкнув от себя бумаги, подлила в свою чашку еще заварки.
Перед очи Марата я явилась в тот же день, решив не откладывать, и плохую новость озвучила с порога:
- Я ничего не исправила.
- Тогда почему пришла? - ровно осведомился он. Встретил он меня в том же положении, в каком и в первый раз - сидя в ванне, и у меня создалось впечатление, что за все прошедшее с нашего свидания время он вовсе из нее не вылезал.
- Потому что не могу разобрать ваш почерк, - отрапортовала я, кладя бумаги на столешницу перед ним. - Для меня это просто каракули. Вы можете писать разборчивее?
Он посмотрел на листы, затем на меня и тяжело вздохнул, как вздыхает врач, имеющий дело с безнадежным умственно отсталым.
- Специально для тебя, конечно же, буду писать печатными буквами, - сарказм в его голосе услышал бы даже глухой.
- Или озвучивайте свои претензии вслух, а я буду записывать, - миролюбиво предложила я, не желая лишний раз конфликтовать. Марат еще раз бегло проглядел содержание первого листа, барабаня пальцами по столешнице, потом еще раз посмотрел на меня с каким-то непонятным оценивающим выражением, и вдруг рубанул ни с того ни с сего:
- Сядь.
Я опустилась на ставший мне почти родным соломенный стул. Что-то подсказывало мне, что сейчас я услышу нечто очень важное.
- У меня нет времени чесать языком, - решительно заговорил Марат, откладывая мою писанину в сторону: судя по всему, она его больше не интересовала вовсе. - Враги повсюду, и болтовней их не победишь. Хочешь помогать мне - отлично. Я сейчас, как видишь, из дома выйти не могу, а лишние глаза и уши мне не помешают. Поэтому слушай внимательно…
Дверь ванной открылась, и к нам присоединилась Симона. В руке у нее было дымящееся блюдо, доверху наполненное ноздреватыми и неказистыми на вид, но источавшими поистине божественный запах булочками. Я шумно сглотнула слюну, наблюдая, как блюдо опускается перед Маратом, и постаралась сдержать завистливый вздох, но тут Симона с милой улыбкой обернулась ко мне:
- Вы тоже угощайтесь, гражданин. Не стесняйтесь.
- Спасибо, - бормотнула я, хватая верхнюю булочку и впиваясь в нее зубами. Это оказалась даже не обычная сдоба, а пирожок с потрясающе сочной яблочной начинкой, и мне на секунду показалось, что я нахожусь в раю. Марат, недолго думая, последовал моему примеру, прожевал первый кусок и заговорил снова:
- Ты, конечно, слышала про Дюмурье.
- Угу, - больше ничего произнести я не могла, рот был набит.
- Я предупреждал о том, что он нас предаст, но меня, как всегда, не послушали… но это дело прошлое. Главное - в Париже у него остались сообщники.
- А-ха? - я постаралась изобразить искреннее изумление, но со щеками а-ля хомяк, наверное, вышло не очень убедительно. Марат усмехнулся:
- Конечно. Не стал бы он действовать один. И все они получают деньги из одного и того же источника.
- М-м-м… - с трудом, но я все-таки проглотила гигантский кусок пирожка. - Англия?
- Например, - согласился редактор (теперь-то я могла его так про себя называть?). - Или Австрия. Это не так важно. Нам нужны доказательства.
- А-а-а-а, - я начала понимать, к чему он клонит, и заставила себя не надкусывать пирожок опять, а сначала выразить свою мысль. - Какой-то компромат? Вы об этом?
- Не знаю, что такое “компромат”, - он пренебрежительно махнул рукой, - но у меня будет для тебя поручение. Ты часто бываешь в Конвенте?
- Ну… вообще не очень, но если надо…
- Надо, - отрубил он. - Тебе нужен Шарль Барбару.
- Барбару? - переспросила я, пытаясь вспомнить, где уже слышала эту фамилию. - Кто это?
Вместо ответа он протянул мне несколько сложенных вдвое листов: судя по всему, они у него были заготовлены с самого утра. Я тут же развернула их, но Марат меня остановил:
- Потом почитаешь. Это не я писал, если что, так что проблем не будет. Здесь все, что мне о нем известно. Но этого, как ты понимаешь, недостаточно.
На лицо так и просилась многозначительная улыбка, но я сумела сохранить внимательно-задумчивый вид. Как ни крути, а законы прессы со временем не поменялись, и сейчас я в кои-то веки ощутила себя, как рыба в воде. Не в первый и, как мне хотелось думать, не в последний раз я получала подобное задание от редакции: найти, раскопать, выведать, а потом вытащить обнаруженное на всеобщее обозрение. Любуйся, народ, на своих представителей!..
- Сделаю, - пообещала я, убирая полученные бумаги в карман.
- Замечательно, - удовлетворенно протянул Марат и потянулся за вторым пирожком. - Заодно проверю тебя. Срок - неделя. Просто прилипни к Барбару, как будто тебя приклеили смолой.
========== Глава 11. Проклятые федералисты ==========
В книжной лавке я купила небольшой блокнот, написала на обложке “Moleskine” и, ощущая себя почти дома, со всем возможным рвением начала его заполнять. Совсем скоро я почувствовала себя депутатом - почти каждый мой день начинался с утреннего заседания, где я сидела на привычном месте на галерке и наблюдала, не отводя глаз, за намеченной жертвой. Жертва, к слову сказать, оказалась исключительно хороша собой и по части собираемых при своем появлении на трибуне женских вздохов могла составить достойную конкуренцию Антуану. Один раз я даже видела, как сцепились между собой фанатки Барбару и Сен-Жюста: обошлось без кровопролития, но ругань стояла такая, что впору было уши затыкать. Я на всякий случай старалась не приближаться ни к тем, ни к другим - мало ли, примут за представительницу враждебного лагеря, и тогда мне точно не сносить головы, причем в зверском убийстве примут участие сразу все…
В остальном все протекало как по маслу, меня волновало одно - неделя подходила к концу, а ничего мало-мальски примечательного нарыть мне так и не удалось. То есть, с одной стороны, я стала обладательницей многих сведений, за которые любой нормальный редактор расцеловал бы меня в обе щеки, но на Марата они не произвели никакого впечатления.
- Значит так, - с гордым видом докладывала я уже на третий день, - по вторникам Барбару имеет обыкновение напиваться в компании своих друзей… дело один раз кончилось погромом, хозяин кафе может подтвердить…
- Это я знаю, - отмахнулся Марат. - Дальше?
Немного обескураженная, но решившая не терять присутствия духа, я решила приступить сразу к горячему:
- Отдыхая от своих трудов, он часто навещает публичный дом…
- Тоже не новость. Еще?
- …и, если верить хозяйке, пользуется услугами не только девушек, - я посмотрела на Марата многозначительно, - но и молодых мужчин.
Довольная собой, я раскинулась на стуле и закинула ногу на ногу. Для пущего эффекта не хватало только закурить, но я так и не нашла, чем в этом мире можно заменить сигареты, поэтому усмирять никотиновый голод приходилось чудовищным напряжением силы воли. Зато сейчас я забыла даже об этом зудящем под ложечкой чувстве: я была дествительно окрылена осознанием того, что за каких-то два с половиной дня узнала о Барбару все, чтобы уничтожить его репутацию на корню. Все-таки революционная Франция - страна непуганых идиотов, кажется, они даже не думают о том, чтобы хоть как-то скрываться…
- Это тоже никого не удивит, - вдруг сказал Марат, и я ощутила, что сдуваюсь, как воздушный шарик. Уверенность разом слетела с меня, и голос мой прозвучал беспомощно и даже жалко:
- Не удивит?
- Ни единого раза, - вздохнул он. - Это не то. Ищи дальше.
- Да… да вы… - я поверить не могла, что результат моих трудов так просто и небрежно отправили в мусорный бак. - У вас тут вообще возможно скомпрометировать политика? Или как?
Марат посмотрел на меня, как на дурочку. Но я достаточно успела привыкнуть к этому его взгляду, чтобы не обратить на него внимания.
