Свет, влившийся в распахнутое окно, хлынул прямо на Робеспьера, и тот съежился на своем стуле, как насекомое под лупой.

- Закройте окно, - попросил он, не оборачиваясь. Нора поднялась было на ноги, но я посмотрела на нее, и она нерешительно замерла. Я ничего не ответила.

- Закройте, - повторил Робеспьер и обернулся. Лицо его было перекошено, глаза - прищурены, как у человека, не выносящего свет. Я смотрела на него холодно: это не было для меня потрясением после того, что я пережила прошлой ночью и утром.

- Натали, - тихо пробормотал он, - я вас прошу, закройте…

- Нет, - яростно выдохнула я, приближаясь к нему; он сжался еще больше, но меня уже ничего не могло остановить - невзирая на протестующий возглас Норы, я схватила его за шкирку и легко, как будто он не весил ничего, подтащила к распахнутому окну, - нет, вы будете на это смотреть!

Он не сопротивлялся, не вскрикнул даже тогда, когда я - на всякий случай, - с силой вывернула ему запястье. Другой рукой я схватила его за воротник - чтобы не вздумал даже трепыхнуться. Но он, кажется, и не думал. Его потемневший взгляд устремился туда, откуда был слышен приближавшийся шум.

- Смотрите! - приказала я, с силой встряхивая свою добычу. - Смотрите, что вы сделали!

Он не ответил, но и не пытался отвернуться, только содрогнулся всем телом и издал звук, похожий на сдавленный стон, когда до нас донесся приглушенный шумом толпы, но узнаваемый громовой голос Дантона:

- Мы скоро встретимся, Робеспьер! Ты последуешь за мной!

Никто не поддержал его, но мне неожиданно пришла в голову ошеломляющая в своей простоте идея: почему еще никто не додумался покончить со всем одним ударом? Робеспьер удивительно слаб, теперь я осознала это в полной мере. Даже я могла бы убить его, если бы захотела - просто схватить за шею и крепко сжать…

- Вы… - прошептала я, разворачивая его к себе и с силой встряхивая за плечи; Робеспьер сотрясся, как лишенная веревочек марионетка, но по-прежнему не произнес ни слова. И это молчание взбесило меня еще больше, чем любая убежденная, как и все его речи, отповедь. Не знаю, что на меня нашло, но на секунду я увидела себя со стороны: как я медленно поднимаю руку и с силой, наотмашь бью его по лицу.

Нора вскрикнула еще раз и, кажется, метнулась к нам, но Виктуар ее удержала. Голова Робеспьера мотнулась в сторону, очки слетели с кончика его носа и разбились, ударившись о подоконник.

- Вы нас всех хотите запихнуть в могилу! - у меня неожиданно прорезался голос, и слова эти я почти выкрикнула Робеспьеру в лицо. Он отступил на полшага, ухватился за стену и начал медленно оседать вниз, как будто его неумолимо засасывала какая-то трясина. Но я была далека от того, чтобы ему сочувствовать - жалея, что не могу еще раз его ударить, я напоследок смачно ругнулась и кинулась в коридор.

Никто не задерживал меня, никто не останавливал, и я ушла из дома, полная уверенности в том, что никогда больше не вернусь туда, гуляла по улицам, плутая в давно ставших знакомыми переулках, говорила с какими-то случайно встреченными мною людьми (все почему-то решали, что я пьяна, хотя я за весь вечер и капли вина не выпила), шла дальше, не соображая даже примерно, куда иду… проще сказать, я не думала вообще ни о чем - только брела, куда глаза глядят, прислушивалась к себе и ощущала, как в такт моим шагам в душу мою по капле начинает сочиться что-то жгучее и ядовитое. Чувство это было мне доселе незнакомо, и я принимала его, но не знала, как его назвать - вплоть до того момента неделей спустя, когда из-под упавшего в очередной раз лезвия гильотины в корзину у ее подножия скатилась голова Люсиль.

Это была ненависть.

Конец третьей части

========== Интерлюдия. ??? ==========

Слезы заволокли плотной пеленой не только зрение Максима, но и его слух; он ничего не ощущал, съежившись возле холодной и влажной стены, обхватив руками колени и безвольно уткнувшись в них лбом. Сил у него не было даже поднять голову, а если бы они и были, он бы все равно этого не сделал. Больше всего он хотел, чтобы его дыхание в один момент остановилось.

- Внимания на него не обращай, вот и все, - слова дядюшки донеслись до него, но Максим не понял их, они показались ему бессмысленным набором звуков. - Пошли, ужин стынет…

Голос его тут же пропал. Голос несчастной, пытавшейся достучаться Шарлотты - тоже. Сгустившаяся тишина начала давить на уши, и Максим крепко зажмурился, будто это могло ему помочь.

“Ничего вечного”, - отдавались у него в голове отголоски брошенных им слов. Все нам придется умереть, а после смерти нас ждет ничто. Та самая пустота, в которую Максим сам себя загнал, чтобы не дожидаться, когда придет и его время: без дверей, чтобы не было выхода, без окон, чтобы не было света, без малейшего проблеска надежды. О том, чтобы выйти наружу, Максим даже не думал. Он останется здесь, пока не придет смерть, которая, как он чувствовал, уже недалеко, и даже не заметит, когда она заберет его - столь мало отличается его теперешнее положение от того, что его ожидает.

И вдруг в тишине, ставшей неожиданно ясной и гулкой, Максиму почудилось, будто он слышит звук приближающихся шагов. Он хотел открыть глаза, но понял, что и без того не спит: еще секунда, и он увидел, как откуда-то издалека приближается к нему покачивающийся маленький огонек. Кто нес его, Максим не видел, но знал точно - находясь вместе с ним в погребе, который можно было легко измерить несколькими шагами, неизвестный точно не смог бы уйти на такое далекое расстояние. Эта мысль, впрочем, не испугала его. Максим не думал, что когда-нибудь еще научится испытывать такое сильное чувство, как страх.

Незнакомец стремительно приближался, и мальчик, сделав над собой усилие, поднялся ему навстречу. Огонек замер невдалеке, в паре шагов, и Максиму удалось разглядеть лицо того, кто его держал: острое и улыбчивое, оно наполовину проступало из темноты, и покачивающийся в руке неизвестного огонек бросал на него короткие и яркие отблески. Максим замер в недоумении. Этого человека он видел впервые.

- Кто вы? - спросил он вслух, хотя язык почему-то отказался повиноваться. Слова вылетели изо рта сами, будто их произнес не сам Максим, а кто-то, сидящий внутри него. - Что вам от меня нужно?

- Не бойся, - у незнакомца оказался мягкий и умиротворяющий голос, странно не сочетавшийся с желчной полуулыбкой. - Я не причиню зла.

- Я не боюсь, - честно сказал мальчик, подходя; теперь он смог увидеть, что одет незнакомец тоже странно, а, проще говоря, одежды на нем вовсе почти нет, только небрежно перекинутый через плечо то ли плащ, то ли какое-то подобие туники. Максим от этого смутился и отвел взгляд, и его тут же настиг короткий смешок:

- Вот как? Сначала звал меня, а теперь отворачиваешься?

- Звал? - мальчик вскинул голову в удивлении. - Я не звал вас, месье. Я не знаю, кто вы.

- Имя мое не скажет тебе ничего или скажет слишком много, - ответил незнакомец, внимательно смотря Максиму прямо в глаза, причем тот стоял, зачарованный этим взглядом. - Но и оно уже не имеет значения. Ты хотел видеть вечность?

- В мире не существует ничего вечного, - сонно повторил Максим то, что уже говорил сегодня. Незнакомец снова усмехнулся и поставил огонь, который держал в руках, на возникшую из ниоткуда подставку; помещение начало постепенно заполняться светом, но пока что ничего было не различить во мгле.

- Я бы хотел, чтобы это было так, - сказал незнакомец с горечью, глядя куда-то в пустоту. - Но у меня есть чем переубедить тебя, маленький искатель истины.

Максим посмотрел в ту же сторону, что и он, и смог различить полуразмытые и неузнаваемые контуры какого-то животного. Зверь был еще жив, об этом говорило его слабое, безнадежное уже шевеление, но Максим не смог понять, кого именно он видит перед собой. Он решился еще раз обратиться к своему безымянному собеседнику:

- Кто вы?

Незнакомец посмотрел на него тяжело, как на человека, который не понимает с первого раза, и произнес с терпеливым видом: