- Вы убили невиновного!
Действительно, в руке у него был бубновый туз. Я ощутила некоторую неловкость, как всегда, когда на суде Линча убивали не того, кого следовало.
- Проиграете, и поделом вам, - обиженно проговорил Камиль и скрестил руки на груди. Сколько помню, его всегда выкидывали из игры одним из первых, и его это всегда ужасно задевало. Но тем временем начался следующий ход.
- Город засыпает…
В этот раз заговорщики умудрились убить Шарлотту Корде, которой оказался лысоватый мужчина, занятый больше уничтожением закусок, нежели игрой, а врач в кои-то веки попал в точку, так что среди мирных жителей, чьи ряды после первого хода поредели вдвое, обошлось без жертв. Меня это приободрило, и я решила взять слово первая:
- Мне кажется, что…
- Робеспьер - агент Питта, - медленно сказал, почти что смакуя каждое слово, Дантон.
Воцарилось молчание. Несерьезное обвинение прозвучало так значительно, словно было настоящим. И очень, очень опасным.
- Интересно, - ответил Максимилиан, разом закаменев, - почему ты делаешь такой вывод?
- Ты в прошлом туре, как мне помнится, многозначительно молчал…
- Я не видел достаточных оснований для того, чтобы отдать свой голос в чью-то пользу.
- Ну да, ну да, - усмехнулся Дантон, с хрустом разгрызая кусок яблока. - Только мирняков уже двое, а заговорщики почему-то в полном составе.
- И что дает тебе повод обвинять меня?
- Так всегда и происходит, - прищурившись, заявил Дантон. - Ты вроде как не при чем, а головы почему-то летят.
Мягкая пелена умиротворения, окутавшая меня, спала в одно мгновение, будто ее разрезали сотни ножей. От нее не осталось ничего, даже маленького обрывка, за который я могла ухватиться, как за соломинку. Реальность вновь обступила меня, холодная и угрожающая, и я вцепилась в стул, не понимая, что происходит, но чувствуя, как подрагивает сгустившийся между Робеспьером и Дантоном воздух.
- Тогда, возможно, мне стоит заговорить? - Робеспьер оставался спокоен, но я видела, что он уже оторвал у своей карты один угол и собирается сделать то же самое со вторым. - Я обвиняю тебя.
Я повернула голову и натолкнулась на панический взгляд Люсиль, где без труда прочитала короткое “Все очень плохо”. Да, все было плохо, как никогда. Хуже и быть не могло.
- Послушайте, - пропищала я, хотя пытаться предотвратить надвигающуюся бурю было все равно что закрывать пробоину в тонущем корабле при помощи замазки, - это же просто…
- Не нервничай, Натали, - добродушно обратился ко мне Дантон, - мне даже интересно, что он скажет. Максим, ты сам-то понимаешь, как глупо это звучит?
- Понимаю, - согласился Робеспьер. - А ты понимаешь?
Дантон в ответ лишь ухмыльнулся:
- Ты снова думаешь всех запутать, верно? Подставить кого-то вместо себя? Но со мной такое не пройдет, ты же знаешь. Если меня осудят, то и тебя, причем, - у него вырвался сдавленный смешок, - на следующем же круге.
Даже при свете свечей было видно, что Робеспьер смертельно побледнел. Он поднялся со стула, пошатнувшись при этом так, что мне на секунду показалось, будто он сейчас упадет. Никто, впрочем, не пошевелился, чтобы поддержать его, и он смог устоять на ногах, схватившись за край стола.
- Я прошу меня извинить, - бесцветно заговорил Робеспьер, глядя на помертвевшую от ужаса Люсиль, - но я вынужден вас оставить.
- Но… но…
- Позже, - Максимилиан выговаривал слова с трудом, будто что-то мешало ему дышать. Надорванную карту он бросил на стол. - Благодарю за приглашение, Камиль.
Демулен промычал что-то, вновь уставившись в скатерть, и в следующий миг я приросла к стулу, услышав, что Робеспьер обращается ко мне.
- Пойдемте, Натали.
Я посмотрела на Дантона - тот сидел, усмехаясь, и разве что пальцем у виска не крутил. Остальные, кроме Камиля с Люсиль, его поддерживали, и на Робеспьера косились, то ли как на зачумленного, то ли как на опасного сумасшедшего. Люсиль стояла неподвижно и, казалось, не верила в то, что видит. Ее муж подавленно молчал.
Я посмотрела на карты, на незаконченные бутылки, на мирные, не шелохнувшиеся огоньки свечей, а затем - на окно, за которым меня ждал холод и снег, колючий и отдававший, попав на язык, густым металлическим привкусом.
- Знаете, - проговорила я, - вы идите, а я еще посижу.
Последние слова я произнесла отчетливо, чтобы Робеспьеру в голову не пришло меня переспрашивать. Но он все равно переспросил, черт бы его побрал:
- Вы остаетесь?
Я чувствовала, что Дантон смотрит на меня с одобрением, и это придало мне сил:
- Да, я остаюсь.
Робеспьер посмотрел на меня с непонятной горечью, как будто я в чем-то его обманула. Но добился он этим лишь того, что я укрепилась в своем решении: с ним я не пойду. С ним мне вообще не по пути.
- Удачного вечера, Натали, - тихо сказал он и, круто развернувшись, ушел. Молчание длилось до тех пор, пока до нас не донесся хлопок закрывшейся двери, затем все немного отмерли и как будто с облегчением выдохнули. Я, ощущая, как судорожно дрожит и колотится о ребра сердце, налила себе вина, сделала глоток и чуть не подавилась, потому что как раз в этот момент подошедший Дантон хлопнул меня по спине.
- Вот это по-нашему! Знаешь, давно уже на тебя смотрю и думаю…
- О чем? - я от души понадеялась, что выступившие на глазах слезы - это от того, что вино пошло не в то горло.
- Какого черта ты вообще забыла рядом с ним? - спросил Дантон задушевно, подавая мне салфетку, от которой я коротким жестом отказалась. - Ты же живая, а он…
- А он - какой? - вдруг спросила я, поняв, что меня отчего-то очень волнует то, что сейчас скажет мне Дантон. - Мертвый, что ли?
Попытка пошутить оказалось дурацкой, никто даже не улыбнулся. Дантон тоже - он вообще был серьезен, мне редко когда доводилось видеть его таким.
- Нет. Он - намного хуже…
- О чем ты? - я ничего не поняла, но на всякий случай испугалась.
- Мертвые хотя бы безобидны, - хмыкнул он и отошел, сев на свое место. О том, чтобы продолжать игру, речи идти не могло, и поэтому решили устроить более привычную всем партию в баккара. Я прибрала брошенную Робеспьером карту и, конечно, не смогла удержаться от того, чтобы заглянуть в нее.
Изумленный вздох вырвался из моей груди. На меня смотрела ехидная физиономия короля пик.
- Дантон был прав? - Пьер, которого убили первым, оказался рядом со мной и заглянул мне через плечо. - Вот жухало. Я так и знал, что с Робеспьером что-то не так.
- Да с ним все не так, - беззаботно откликнулся Дантон, с увлечением тасующий колоду. - Люсиль!
Хозяйка дома, поникшая и поблекшая после ухода Максимилиана, дернулась, будто кто-то резко потянул ее за ниточку.
- Я, конечно, понимаю, что ты хотела нас с ним помирить, - улыбнулся ей Дантон, - только ты больше так не делай. Ладно?
- Ладно, - эхом откликнулась она и устало откинулась на спинку стула. Но только она не поддерживала общее настроение возродившегося веселья, даже необычно задумчивый Камиль отставил в сторону размышления и с присущим ему азартом присоединился к игре. Я колебалась недолго, решив в итоге, что лучше будет не думать сейчас ни о чем. Тем более, изменить что-то, как выяснилось, действительно уже не в моих силах.
Домой я вернулась заполночь, не забыв прихватить с собой шарф, забытый Робеспьером впопыхах. Шарф, к слову говоря, был чудовищный: серый, с красной каемкой, связанный не меньше десяти лет назад, в нескольких местах криво заштопанный, еще в нескольких - зиявший прорехами, оставленными вылезшими нитками. По моему мнению, вещичку давно уже следовало отправить в помойку, но хозяину она, очевидно, была чем-то дорога: только этим я могла объяснить то, что Робеспьер продолжает носить этот чудовищный шарф. Мне его, на самом деле, даже в руках держать было противно, поэтому я обрадовалась, когда вернулась в дом и обнаружила Робеспьера сидящим на диване в гостиной.
- Натали, - напряженно сказал он, завидев меня; взгляд у него был странный, стеклянный и немигающий, - давайте поговорим…
