- Наверное, мне снова стоит вас поблагодарить, - негромко проговорил он, когда мы подъезжали к дому Камиля.

- На этот раз за что? - удивилась я.

Он внимательно посмотрел на меня. Лицо его в тусклом свете проплывавших мимо фонарей казалось высушенным.

- Я давно искал повод побеседовать, - сказал он наконец. - И вы наконец дали мне его.

Ничего обидного не было в его словах, но звучали они так, будто я - девочка у него на побегушках. Поэтому я только криво улыбнулась и отвернулась, сама не рада уже, что затеяла все это.

Дверь нам открыла Люсиль - она нарядилась и накрасилась, явно стремясь вернуть себе прежний вид, но неестественным, слишком густым румянцем напоминала мне куклу, а дерганостью каждого движения - марионетку. Судя по лихорадочному блеску глаз, она выпила, чтобы перестать нервничать, но ей это не помогло: даже я чувствовала исходящее от нее напряжение, а Робеспьер и подавно.

- Как твое самочувствие? - спросил он, чуть приподняв бровь. От элементарного, казалось бы, вопроса, Люсиль потерялась окончательно и забормотала что-то непонятное:

- Все хоро… то есть, все замечательно, только вот… да нет, это неважно, теперь кого волнует… просто… нет, все просто великолепно, но… а твое?

Он выслушал ее, не перебивая, и ответил с глубоким, почти горестным вздохом:

- Я в полном порядке, благодарю.

- Тогда проходите скорее, - засуетилась Люсиль, - все уже ждут.

Она украдкой бросила взгляд на меня в поисках поддержки, но я только покачала головой, надеясь, что это прибавит ей уравновешенности. Но Люсиль только поникла, опустила голову, как придавленная чем-то тяжелым, и не подняла ее, даже когда все расселись за столом. Опускаясь на стул, она едва не уронила вилку, и в этом я почему-то увидела дурной знак: добром все это точно не кончится.

Я как в воду глядела. Непринужденному разговору не способствовал ни витавший над столом холод (дрова последнее время были ужасно дороги, и пришлось бы выложить целое состояние, чтобы протопить просторную столовую), ни молчание Люсиль, ни напряжение, которое повисло в воздухе невидимым грузом, стоило Робеспьеру переступить порог комнаты. Он сам, к слову говоря, не притронулся ни к еде, ни к вину, пил одну воду и переводил выжидающий взгляд с Дантона на Камиля. Но первый делал вид, что ничего не замечает, и продолжал делиться с присутствующими способами истребления сорняков, а второй виновато опускал глаза, будто школьник, забывший выучить урок. Так не могло продолжаться долго, я понимала это, но, прихваченная странным оцепенением, не могла придумать, что можно сказать, чтобы хоть чуть-чуть разрядить воцаривашуюся обстановку холодной войны. Люсиль не проронила ни единого слова, даже когда я ощутимо пихнула ее под столом ногой, как вдруг мне на помощь пришел Дантон, изрядно подобревший после выпитой в одиночку бутылки вина:

- Скажи мне, Натали, разве мы не сыграем в ту смешную игру, про которую ты нам рассказала? Мне кажется, нас тут достаточно, чтобы сыграть.

Я окинула взглядом всех сидящих за столом. Вместе с Робеспьером - девять.

- Ну… - протянула я, - наверное, можно…

- Я принесу карты, - поспешно сказала Люсиль и, поднявшись, убежала в соседнюю комнату. Я покосилась на Робеспьера - он продолжал сидеть с непроницаемым видом.

- Я не играю в азартные игры, - непререкаемым тоном сказал он. Дантон только рассмеялся:

- А кто сказал, что это азартная игра?

- В таком случае, объясните мне ее принцип, - ответил Робеспьер холодно. Дантон махнул рукой в мою сторону, и я глубоко вдохнула, собирая разбредающиеся мысли в кучу. Больше всего мне хотелось не сидеть тут, объясняя Максимилиану правила, а сослаться на плохое самочувствие и сбежать из этого дома как можно дальше. Но я сама заварила эту кашу, мне и придется ее расхлебывать.

Робеспьер приготовился слушать.

- Значит так, - начала я, разминая пальцы, - все совсем просто…

По счастью, Люсиль прекратила молчать и обнаружила в себе достаточно энергии, чтобы взяться за роль ведущего. Теперь она, хитро улыбаясь, ходила за нашими спинами и вещала:

- Город засыпает… Жорж, я говорю - засыпает!

- Я сплю! - недовольно прогудел Дантон.

- Ты подглядываешь!

- Не подглядываю я, - попытался возражать он, но, судя по тому, что Люсиль успокоилась, глаза все-таки закрыл. Я крепко зажмурилась, сжав в кулаке карту - ей угрожало промокнуть насквозь, ибо у меня ужасно вспотели ладони.

- Итак, город засыпает, - продолжала Люсиль таинственным тоном, - на улицы выходят заговорщики и агенты Питта… они знакомятся… и они должны убить одного из честных республиканцев…

Повисла небольшая пауза. Я напрягла слух, чтобы уловить малейшее шевеление, но в комнате было тихо.

- Заговорщики сделали свой выбор, - сказала Люсиль, - и тоже отправляются спать. Но ночь еще не закончена, и просыпается Шарлотта Корде…

Я крепче стиснула зубы. Лучший способ справиться со своей болью - это посмеяться над ней.

- И она тоже сделала свой выбор и засыпает. Наступает утро, просыпается врач…

Я продолжала сидеть с закрытыми глазами. Всегда ненавидела быть мирным жителем.

- Врач решил, кого же он будет лечить, - проговорила Люсиль, явно сдерживая смех, - теперь все могут проснуться.

- Ну наконец-то, - сказал Дантон и сразу же потянулся к наполненному бокалу. Я бросила взгляд на Робеспьера - он сидел совершенно спокойный, будто бы даже немного расслабился, и мне снова захотелось думать, что все сейчас как-нибудь выправится и в конце концов обойдется. Люсиль меж тем объявляла итоги:

- Заговорщики и Шарлотта Корде этой ночью обнаружили удивительное сходство во мнениях. Извини, Пьер, но тебя убили, а потом еще и ножом пару раз резанули для верности.

Мужчина, сидящий рядом с Камилем, фыркнул и протянул ей свою карту.

- А теперь городу предстоит решить, - произнесла Люсиль, обводя всех взглядом, - кого отправить под трибунал?

Напряжение, сковавшее меня, начало постепенно растворяться, и я почти блаженно вытянулась на стуле. То ли дело было в вине, то ли смех - лучшее оружие в борьбе не только с болью, но и со страхом, но мне удалось даже забыть на несколько минут о том, что творится за стенами этого дома. Здесь я была в другом мире, спокойном и уютном, где даже разыгравшийся террор не внушал ужаса, ведь он был всего лишь игрой и ничем более.

- Мне кажется, Камиль виновен, - проговорил кто-то, сидящий на противоположном конце стола. Демулен тут же вскинулся:

- С чего это вдруг?

- С того, - ответили ему, - что ты как-то громко шуршал, когда проснулись заговорщики.

- Протестую! - выкрикнул Камиль. - Я делал это во сне!

- Болтай больше, - усмехнулись в ответ.

- Нет, простите, - не унимался журналист, - но это настоящий произвол!

Глядя на мужа с сочувствием, Люсиль объявила:

- У нас есть одна кандидатура, кто голосует за него?

- Извини, что прерываю, - вдруг подал голос Робеспьер, - нам обязательно надо кого-нибудь осудить?

За подругу ответила я:

- Да, таковы правила.

Робеспьер нахмурился, но ничего не ответил. Я хотела добавить что-то, но едва не пропустила неожиданный выпад в свою сторону:

- Это Натали агент Питта! Смотрите, она сидит и молчит!

- Я молчу, чтобы не голосовать за тебя! - ну уж нет, я не могла позволить того, чтобы меня выкинули на первом же ходу. - Но я могу и изменить решение!

- Я тебя раскрыл! - торжествующе воскликнул Демулен. - Поэтому ты отнекиваешься!

Я ощутила, что начинаю раздуваться от ярости, но высказать коллеге по перу все, что я о нем думаю, мне не дала вклинившаяся в наш спор Люсиль:

- Итак, у нас две кандидатуры. Кто за Натали?

- Ну нет, - высказался Дантон, наливая себе еще вина, - ты уж извини, Камиль, но уж больно у тебя рожа хитрая.

В общем, подавляющим большинством голосов в первый день слили Демулена, и я мстительно расхохоталась, но моя радость поубавилась, когда осужденный вскрыл свою карту: