— Кто ты, Римус, — взглянув поверх очков-половинок, поправил Дамблдор, и он, на миг задумавшись, кивнул. Давненько этой оговорки не мелькало. — Арриану многое известно, тебе не о чем так переживать, — Римус ещё раз кивнул, хотя легче не стало. — Вижу, вы с Фоуксом подружились?

— Я часто приходил к башне. Ждал, когда вы вернётесь. Мне… — уставился он на пышные колосящиеся усы [он опять конфету ест?] — Профессор Дамблдор, мне нужно спросить у вас кое о чем.

— Догадываюсь, что тебя тревожит, — причмокнул директор, и враз потускнел, — у меня нет для тебя ответа, Римус. Закон пока не вступил в силу, всё решится на следующем заседании. К сожалению, предварительный подсчет голосов не в пользу здравомыслия.

— Значит, вы против? — Дамблдор нахмурил свои седые брови и поджал губы, полностью спрятав их в усах. — Нельзя же клеймить людей так запросто! Это, — заёрзал Римус, — это бесчеловечно.

— Правительство. Напуганное правительство зачастую слепо, бессердечно и…

— Безмозгло, — перебил Римус, проваливаясь в мягкое кресло. Замечания не последовало, по крайней мере, вслух. Не будь ребенком. — Простите.

— Ты имеешь право злиться, Римус, но не позволяй этому чувству завладеть тобой. Оно может лишить зрения так же, как и страх. Наш рассудок должен оставаться холодным, несмотря на все подогревающие его перемены. Ты понимаешь? — Скорее с нажимом, чем с участием, будто ответ здесь может быть только один.

И Римус, закопав поглубже все пререкания, подсобрался.

— Да, профессор.

— Хочешь сказать мне что-нибудь ещё, Римус? — На этот раз с участием.

Ему было что сказать, но он не был уверен в уместности томящихся на языке слов. Ладно, Дамблдор [как всегда, напустит туману и сидит леденцы жуёт] не поддерживает, теперь очевидно, неизбежную реформу. Но этого же недостаточно… нужно что-то делать… как-то помочь. Ну, не просить же директора выступать в одиночку против Визенгамота. Наверняка у него дел невпроворот в Ордене. А Римус, в принципе, не в том положении, чтобы хоть что-то требовать от Дамблдора. Ему и так уже предоставили шанс, которого нет ни у одного оборотня. Будь благодарным.

— Нет, профессор. Ничего.

— Хорошо, — сменился пристальный пронизывающий взгляд на заботливый. — Мы живём в опасные времена, нельзя давать смятениям пускать корни в наши души, Римус. В моё отсутствие ты всегда можешь обращаться к профессору Макгонагалл. Или даже к профессору Элерсу, он здесь, чтобы присматривать за вами. — Проходили, знаем, как он присматривает. — А теперь ступай. Не стоит проводить День всех влюблённых в компании старого директора.

Спасибо за напоминание.

Навалившаяся за дверью тяжесть качнула к горгулье, и как только лестница спустила его в общий коридор, Римус, потеряв равновесие, рухнул на холодный пол. Гложущее ощущение, что в кабинете умалчивающих информацию было двое, отказывалось покидать его. Он-то думал, с разговором придёт облегчение, а получилось с точностью до наоборот… но и отмораживание почек в планы вроде тоже не входило. Поэтому ему таки пришлось подняться и волоком потащить себя в сторону Хогсмида.

Однако, окинув вывеску тёплого и атмосферного паба, Римус почувствовал, что ещё не готов к новому раунду притворства, и прошёл мимо, дав добрый круг по окрестностям и по итогу оказавшись перед Визжащей хижиной.

Его личное убежище, окутанное распугивающими всяких любопытных легендами. Что будет, когда он закончит школу? Возможно, Дамблдор подыщет ему новое местечко для полнолуний, и вряд ли поблизости от безлюдного леса, в котором он сможет бегать наперегонки с Мародёрами. Там уже будет не до игр. Им всем придётся столкнуться с реальностью за пределами Хогвартса. Пока что их защищают стены замка и мощные заклинания, но там… там, кроме друг друга, у них никого не будет.

Повиснув на трухлявом ограждении, Римус уже не видел хижину, хоть и смотрел прямо на неё. Перед глазами проносились заснятые сердцем колдографии с самыми близкими ему людьми. Всегда вместе, смеющиеся, подкалывающие друг друга, но в тяжелые моменты приходящие на подмогу с полными карманами нужных слов. А ведь каждый носит на груди свою несправедливо свалившуюся ношу.

Джеймс, вынужденный сохранять в себе немыслимый запас оптимизма, без которого они давно бы превратились в кружок анонимных меланхоликов. Джеймс — квинтэссенция их командного духа, и Римус не помнил, чтобы тот хоть на день позволял себе хандрить, опускать руки или давал себе передышку. Никто не может изо дня в день пребывать в хорошем настроении. Джеймс Поттер мог, но, безусловно, это стоило немыслимых трудов.

Лили, внимательная и сочувствующая каждому нуждающемуся, хотя сама нуждается во внимании и сочувствии. Изматывающее непонимание с сестрой. Разрушенная дружба детства. Она не в порядке. Как и все они, но держится ради других.

Невероятно храбрая Марлин. Прячущая ранимую девчонку за амплуа роковой сердцеедки Мэри. Дорожащий ими, несмотря на частое расхождение интересов, Питер.

Сириус.

Вот о ком ему следует думать. О его семье.

И, определенно, не стоило наглеть, пока эта семья его не хватилась, и он не огрёб по первое число за исчезновение.

Напустив на себя подобающий спешащему к друзьям человеку вид — бодрый и запыхавшийся, Римус потянул дверь и ворвался в переполненную таверну. Привычная какофония привычно сбила его с толку на несколько мгновений, и, вернув координацию, он осмотрелся по сторонам, выглядывая поверх снующего народа знакомые лица. И кто бы сомневался, мог не размениваться, их компания сидела за своим узурпированным с пятого года столом.

Однажды Сириус молча пересадил рассевшихся за ним посетителей на другое место, воздействуя одним лишь угрожающим взглядом.

Поймав внимание оглянувшейся в тот же момент Лили, Римус указал в сторону уборных, мол, через минуту подойдет. Она странно сощурилась. Может, не признала его? В любом случае ему нужно было помыть руки и освежиться. Морозной свежести на улице, видимо, не хватило.

Разноголосый гул остался снаружи. Римус плеснул несколько порций прохладной воды в лицо, потренировал пару раз беззаботную улыбку и уже направился обратно, как дверная ручка ушла из-под ладони. А в следующую секунду он уже был впечатан в стену впечавшимися в него безумными зелёными глазами.

— Что задумал Поттер?! — Набросилась на него взвинченная Эванс. Ловушка! Он в ловушке! — Я уже извелась вся. А ну колись!

— Ничего, — обхватил он сжимающие его рубашку кулачки, — честное слово.

— Что значит «ничего»? Мы говорим о Джеймсе Поттере!

— Ничего значит «ничего», Лили. «Ничего» и есть его подарок. Без подвохов.

— Да?.. — Римус быстро закивал. — Но… — она ослабила хватку и с растерянным выражением отступила. Что «но», ей, похоже, самой нужно было ещё определить для себя.

Римус оттянул вниз задравшуюся рубашку, искоса следя за сменой эмоций на её лице — от смущения до чего-то отдалённо напоминающего огорчение. Официально, Сохатый чертов гений! Римус, силой удерживая все лицевые мускулы, чтобы не выдать даже намёк на ликование за друга, подбирал подходящее под ситуацию действие, но ничего, кроме похлопывания по плечу и утешающего «ну-ну», мозг не генерировал. Как вдруг они резко повернулись на спасительный скрип дверцы дальней кабинки.

Спасительный, ага.

— Да-боже-ж-ты-ж-мой! — Провыл Римус, закрывая глаза и запрокидывая голову.

— Нет, это всего лишь я, — с иронично-извиняющейся интонацией прояснил Белл, — а это — мужской туалет, — уже обращаясь к Эванс. Оцепенение спало, и она, покраснев, выскочила за дверь.

Впрочем, и не повозмущаешься особо, но вставить пять копеек для профилактики просто необходимо.

— Остроумно.

— Ну, я не в лучшей форме, — парировал Нейт, наклонившись к раковине, — если что, я не стремлюсь попадаться тебе на глаза. Хотя это, и правда, выходит на уровень фантастики, — не поднимая взгляда, невесело усмехнулся блондин.

А Римуса словно пригвоздило к чертовой стене. Словно что-то не давало ему уйти. Почему он опять не может уйти? Нейт оттряхнул руки и зашуршал бумажными салфетками, слишком громко задаваясь тем же вопросом.