— Конечно, дорогой. Теперь, если тебе понадобится ухаживать за ядовитой тентакулой, ты не растеряешься, так?

— Так, профессор. Большое спасибо, — механическим тоном ответил Римус. Не дай бог ему это когда-нибудь понадобится!

Спешно сняв перчатки и положив на стол, Римус поторопился к двери, пока Стебль проверяла другие выстроенные в ряд ведра, с любовью помешивая длинной ложкой содержимое. Смирись, Римус, некоторые вещи за гранью твоего понимания.

— Ой, дорогой, пока ты ещё здесь, — [блядская тентакула!] — будь добр, отнеси те два ведёрка нашему Хагриду.

Римус проследил за траекторией, куда ткнула тучная ведьма, и едва не захныкал. Возле выхода стояли два «ведерка» литров по десять, полные кухонных отходов. Не став задавать никаких вопросов вроде «зачем они лесничему?» — Римусу явно будет спокойнее без этого знания — он схватился за подозрительно хиленькие железные ручки и, толкнув, плечом дверь вывалился наружу. Последний рывок и всё.

Прощайте теплицы.

И плетясь к ведущей с холма лестнице, он бессознательно остановился, краем глаза задев ту, в которой проходят практические занятия. Ту, в которой пуффендуйцы устраивают свои вечеринки. Ту, в которой он провел несчитанные часы наедине с другим человеком. Приятные ведь часы. Но сейчас всколыхнувшееся чувство заставило его только скривиться и тряхнуть головой, выбрасывая из неё подкидываемые ни разу не ностальгией картины.

Хижина Хагрида, виднеющаяся у границы Запретного леса, была последним рубежом на пути к свободе, и Римус, смотря под ноги, преодолел уже половину ступенек, как их разом приклеило к бетону от хлестнувшего по загривку оклика.

— Римус! — Первым же инстинктом было бросить балласт и сбежать в тот же лес. Любая живущая там тварь лучше того, кто безжалостно быстро нагонял его. Однако второй подавил трусливые потуги и принадлежал скорее не Римусу, а ощетинившемуся проснувшемуся по такому случаю волку. И он крутанулся навстречу замершему примерно в двух метрах Беллу. — Помощь нужна? — Нерешительно спросил тот, заглядывая сверху в вёдра. У Римуса взлетели брови.

— Нет, — с застрявшим в трахее не то утробным смехом, не то рычанием. — Не нужна. Не от тебя.

Блондин, словно одновременно ожидав и не ожидав подобного ответа, отвел взгляд, выдыхая в сторону и втянул скулы.

— Ладно… Римус, послушай, — спустился на ступеньку префект.

— Не подходи! Клянусь, Нейт, ещё один шаг, и я вылью на тебя эти помои. Эскуро всё очистит, но чудесные ощущения тебе обеспечены надолго, — прям как и от их прошлой встречи. Видимо, выражение лица Римуса не оставило причин сомневаться в его словах, и Белл, вняв предупреждению, вернулся на прежнюю позицию.

— Хорошо-хорошо, — поднял тот настороженно ладони, — Римус, я хотел извиниться, — о боже, кажется, сейчас нездоровый смех таки прорвется наружу, — я…

— Не утруждайся, — оборвал он. Ему просто смотреть на Белла было тошно, не то что слушать. — Если ты трясешься из-за того, что я кому-то расскажу про твои успехи в тёмных искусствах, то выдохни и вали в свои подземелья. Я бы даже посоветовал тебе переселиться в гостиную по соседству.

— Римус…

— Что? — Неожиданно вскипел Римус. — А на что ты рассчитывал? Окей, я мудак каких поискать. Я не был с тобой честен, не делился тем, чем нужно было поделиться, а потом было уже поздно, но без спроса влезать в мою голову? А че, сразу не изнасиловал? Хотя подожди, по сути, ты это и сделал. — В немигающем взгляде сверкнуло холодное лезвие. Правда глаза колет? — И я знать не хочу, где ты и за каким хером научился легилименции…

Да кто ты вообще такой? — не смог он озвучить последнюю часть, лицезрея покрывшую незнакомца маску. Или это было его настоящее лицо?

— Люди видят тьму в том, чего боятся, — почти пренебрежительно. Вот тебе лояльность и размытые границы Пуффендуя. Раз так, Римус предпочтет вернуться к черно-белой категоричности Гриффиндора. — Неспроста ведь таких, как ты, зовут тёмными существами.

И тут уже он не сдержался и откровенно рассмеялся, запрокинув голову. Глухо. Практически замогильно.

— Знаешь, что на самом деле забавно? — Вполоборота к блондину. Через утихающие судороги в горле. — Ты сказал тогда, в ванной, что не собираешься облегчать мне задачу, но на этой неделе облегчил её дважды. Не приближайся ко мне больше, — зыркнул он напоследок на Белла и, не дожидаясь ответа, пошёл вниз.

Без ведер с отходами было бы, конечно, эпичнее, но и так сойдет. Может быть, он был чересчур груб — ещё два месяца назад Римус и предположить бы не смог, что они станут настолько чужими друг для друга. Никакой симпатии, хотя бы нейтралитета. Одна неприязнь. И перед дверью хижины он нашёл то не дававшее ему покоя эти дни чувство, вступающее в конфликт со всем его нутром, обычно любящим купаться в самоуничижении. Вину. Он обвинял себя, без конца повторял, что заслужил то, что сделал Нейт. А сейчас наконец-то понял.

Их отношения изначально были провальными. Самообманы, ревность, замалчивания, тайны, компромиссы. Они оба в равной степени ответственны за логичный горький исход. Вот только есть грани, которые просто нельзя переступать. Как бы ни было больно, обидно, нельзя и всё!

И переступил её не Римус.

…в конце пути значение имеют только наши решения, действия и полученный результат, — всплыл на поверхность хриплый уставший голос.

Что ж, Нейт, ты тоже разбил мне сердце. Надеюсь, тебе от этого легче.

Вежливо отказавшись от предложения Хагрида отведать его не внушающих доверия кексов, Римус с «чистой» совестью направился в башню Гриффиндора. Звон колокола оповестил о наступлении шести часов вечера, следовательно, времени до начала праздника было меньше чем в обрез. Учитывая, что ему желательно минимум час простоять под душем, чтобы смыть с себя запах отработки, сгоревшей выпечки и липнущую остаточную злость от короткого разговора.

— Эй, мелюзга! Руки прочь от конфет! Питер, тебя тоже касается, я всё вижу! — Сшиб его высокий голос Макдональд, стоило портрету отвориться.

Вступив внутрь, Римус не тешил себя иллюзиями, что ему удастся незаметно проскочить в спальню. По-любому, его сейчас опять чем-нибудь запрягут. Он уповал только на свой изможденный видок, вызывающий жалость. Однако задача прилетела вовсе не от руководящей украшающими западное окно бедолагами Мэри, которая, очевидно, затылком следила за ошивающимися у накрытого фуршета первокурсниками [и Питером].

— Римус, не поможешь? — Поманила его к себе балансирующая на камине Маккиннон. Сперва он оглянулся, нет ли за ним другого парня по имени Римус, и недоумевающе покосился на девушку. Марлин, улыбаясь, закивала, мол, да-да ты. Придерживая один закрепленный на стене конец гирлянды из красных флажков и золотых шариков, она указала на собравшуюся в спутанный клубок на полу всю остальную часть. — Вдвоём будет быстрее.

К слову, в гостиной было ещё валом слоняющегося без дела народа.

— Не хочу придираться, но мы как бы в школе волшебства, — принялся распутывать самодельное украшение Римус.

— Ага, видишь ту кучу мусора возле кресла? — Кивнула она на ошмётки той же расцветки, что и гирлянда в его руках. — Первая попытка использовать магию. Шарики слишком чувствительные.

— Ты посмотри, какие неженки, — осуждающе покачал головой он, и Маккиннон уперлась в него таким серьезным взглядом, что Римус моментально начал анализировать, что он опять не так ляпнул, как вдруг она звонко переливчато засмеялась. Странно. И снова общаться в том числе. Она простила его?

— Марлин, всё в порядке?

— Да, не обращай внимания, просто ассоциации сыграли, — убрала с лица волосы девушка и с явно не предназначающейся Римусу улыбкой приклеила на ленту очередное звено гирлянды.

Зафиксировав второй конец на торчащем из стены штыре, на котором висел герб факультета, она отряхнула ладони друг о друга. Римус помог ей спуститься, и они, отойдя на пару шагов, с гордостью посмотрели на плоды своей слаженной работы. Вышло криво, но чувствовалась душа.