И кровь же стала первым, что Римус почувствовал, очнувшись утром на полу Визжащей хижины.
Она заливалась ему в глаза, в рот, стекала по подбородку и была буквально повсюду.
Римус захлёбывался ею и собственным застрявшим в горле рёвом.
Это была его кровь.
Он разодрал себе лицо.
====== Глава 1.19 Точка кипения ======
Лихорадочный жар пробирал до костей. У него ныли мышцы, скручивались органы, и даже целительные снадобья, казалось, не справлялись со своей задачей. Римус не спал и не бодрствовал, застряв где-то между. В его личном чистилище. Он не мог провалиться в дарующий избавление от мучений сон. И всё из-за адской боли, наносящей полосы раскаленными лезвиями по его лицу, на котором, по ощущениям, уже не осталось живого места. Только кровавое месиво.
Его руки тянулись остановить её, но каждый раз его запястья перехватывали чужие пальцы, а потом до ушей донослись скулящий плач — его собственный — и взволнованный надтреснутый голос. Римус узнавал того, кому он принадлежал. Римус уже слышал его. На Новый год. Переполненный тревоги, нежности и в то же время совершенно опустошенный. Однако, в отличие от прошлого раза, голос не растворялся, а упорно пробивался в его воспаленное сознание и служил тонкой нитью, за которую Римусу удалось зацепиться. И когда он вырвался, боль совсем чуть-чуть отступила, но у него не вышло открыть ни пересохшие губы, ни слипшиеся веки, и Римус просто сжал держащую его за руку ледяную ладонь.
— Лунатик?.. Ты видел?
— Да. Лунатик, ты нас слышишь?
Римус глухо промычал, и даже такая незначительная вибрация отдалась острой резью. Свободная рука рефлекторно дернулась к ране, и её тут же вернули обратно.
— Нет, не трогай. Наверное, ему надо попить, Сохатый, подай стакан.
В губы уткнулось что-то тонкое, пахнущее пластиком и свежестью, и он, еле разомкнув их, втянул через трубочку пару глотков прохладной воды, оживляющей заржавевшее горло.
— Что, — просипел он, — что с моим лицом…
Римус вложил всю свою полудохлую мощь в импульс, но веки не подчинились, словно они были сшиты. А повисшая пауза вызвала бы раздражение, если бы у него были бы на него силы.
— Всё не так плохо, как кажется, — это было сказано таким фальшиво-оптимистичным тоном, что развеяло любые сомнения — всё ещё хуже, — когда заживёт, будет почти незаметно.
— Тебе нужно ещё поспать. Я позову Помфри, — ладонь стала осторожно выскальзывать из его пальцев, и Римус сжал её сильнее.
— Там была кровь… — выдавил он, — кто-то ранен?
— Нет, вроде бы нет, — Сириус провёл большим пальцем по тыльной стороне, — Римус, не беспокойся сейчас об этом, просто восстанавливайся.
Стул справа скрипнул, и послышались быстрые удаляющиеся шаги — видимо, тот подал сигнал Джеймсу сходить за целительницей — а потом тяжелый скрип входной двери и суматошный топот.
— …стой, тебе нельзя сюда! — Разнёсся голос Эванс, и от залившегося в лазарет запаха, Римус выдернул руку так, что у него аж что-то сместилось в плечевом суставе. Нет, нет, нет, только не это!
— В смысле нельзя? Что с ним?!
— Твою мать, — прошипел Сириус, подрываясь с койки, а Римус почувствовал себя слепым беспомощным детёнышем. Он попытался подняться, открыть глаза, может даже упасть и закатиться под кровать. Но либо остаточный эффект зелья, либо сковывающий страх не дали ему пошевелиться. — Белл, ты её слышал, выход в другой стороне.
— Пошёл с дороги, Блэк, — они были совсем близко, от полного краха Римуса защищала только больничная ширма.
— Да тише вы. Нейт, прошу, ты должен уйти. С Римусом всё в порядке.
— Настолько в порядке, что вы меня не пускаете? Убери. От меня. Свои лапы.
— Что там происходит? — Поспешила к ним мадам Помфри, приближающаяся быстрыми маленькими шажками, похоже, её обогнал Поттер, и этой заминки хватило, чтобы рассеять внимание.
— Стой!!! — Воскликнули три голоса, и от немого прерванного вздохом вскрика всё вокруг замерло. Включая присутствующих, время и сердце Римуса. Он абсолютно точно был без одежды, и одеяло не прикрывало исполосованную шрамами кожу выше груди.
— Немедленно покиньте лазарет, — скомандовала прорывающаяся к нему целительница. — Вы все, живо.
— Римус? — Задрожал голос Нейта, но Римус, как долбанный опоссум, решил прикинуться мёртвым. Он просто трусил. — Что случилось? — Невесомое прикосновение опалило кожу выше локтя, где точно были четыре параллельных следа от когтей. — Что с ним? — И второй сокрушающий вопрос прозвучал как приговор. Определенно, Нейт понял, что с ним.
— Мистер Белл, отойдите и дайте мне сделать свою работу. — Несколько склянок зазвенели, когда она составила их на тумбочку, и Римус не расслышал шёпот за ними. — Я повторяю, все вон. Вы тоже, мистер Блэк.
И спустя несколько мгновений наэлектризованного молчания кто-то направился к двери, в конце едва не сорвавшись на бег.
— Я догоню его, — кинул Сохатый, — ждите в гостиной.
— Это всё из-за меня, — раздавлено произнесла Лили, а затем послышался резкий выдох Сириуса, и дверь захлопнулась.
Римус не проронил ни звука, пока женщина обрабатывала его лицо, хоть это было столь же болезненно, что и при пробуждении в Визжащей хижине, когда он пытался сам остановить кровотечение. Ему хотелось лишь побыстрее отрубиться, и Римус надеялся, теперь у него получится полноценно уснуть. Вроде бы его мозг любил сваливать от неизбежных последствий в равной степени, что и неустанно перебирать уже непоправимые свершившиеся события.
— Мне очень жаль, дорогой, — она аккуратно поправила его подушку. — Заживление длится дольше обычного, рана тяжелая. Я повышу дозировку, проспишь до самого вечера. Возможно, придётся остаться на ночь.
— Я не против проспать до конца жизни, — вылил он в себя два флакона отвара, которые пахли как удобрения профессора Стебль.
— А это уже лишнее, — мягко похлопала его по плечу целительница.
Римус бы хотел спросить у неё, исключат ли его теперь — с таким-то свидетельством на лице — или узнать, обращался ли к ней кто-нибудь ночью, но его уже утягивало в небытие, да и эти вопросы сейчас потеряли значение. Он засыпал под отдалённое эхо вылетевшего из крыла Нейта, голос Сириуса, а пальцы покалывало от фантомного заботливого прикосновения. Хвала Мерлину, они не слепились в фантасмагорический кошмар, и ему даже показалось, что он не спал вовсе — лишь моргнул на секунду.
Когда он проснулся, лицо практически не саднило, а внутренние силы вернулись. И легко открыв глаза, Римус уткнулся взглядом в сосредоточенно читающего и грызущего кончик карандаша Поттера. На улице было уже темно, и, судя по улавливающемуся от друга аромату, на ужин тот ел картофельную запеканку — гораздо более приятный запах, чем исходящий от стоящей рядом тарелки, предназначающейся Римусу.
— Скажи мне, что ты тайком пронёс сюда нормальную еду, — наконец-то он услышал свой голос не искаженным от мук. Джеймс моментально закрыл учебник.
— Мадам Помфри разрешила мне остаться только при том условии, что ты съешь свои брокколи, — добропорядочно заявил тот и, оглянувшись на виднеющийся из-за ширмы кабинет, широко и нахально улыбнулся, кивая в сторону брошенной на пол сумки, — само собой, пронёс.
Сохатый достал небольшой свёрток и, положив его под одеяло, зачистил взмахом палочки вгоняющее в пресное уныние содержимое больничного подноса. Римус, шифруясь за согнутыми коленями и посматривая на расхаживающую боком к ним женщину, развернул его и чуть не прослезился, впиваясь зубами в кусок мясного пирога.
— Ты мой герой, — пережевывая, простонал Римус. Джеймс прыснул и откинулся на спинку стула, дожидаясь пока он закончит. И когда скомканная бумажная обёртка отправилась обратно в сумку, а у Римуса в животе заткнулась урчащая чёрная дыра, он снова повернулся к наблюдающему за ним другу, — давно ты здесь?
— Часа полтора, — уклончивым тоном. Оба чувствовали двойное дно в таком, казалось бы, обычном вопросе. И дело даже не в том, что есть куда более занимательные способы провести вечер субботы, — мы сидели с тобой по очереди. Хвост после обеда, но его хватило на час, потом Бродяга… — уголок губ Джеймса неопределенно дернулся, и он, будто откинув свою же мысль, мотнул головой. — Лунатик, как ты?
