— И тебе.

Годрик, почему это так тяжело и неправильно? Теперь голова Римуса была чугунной, он не мог быть с ней честным, не мог радоваться за неё, не мог поддержать. Ничего не мог. А Марлин, не заслуживала такого отношения. Но одна вещь всё же не дала ему занести ногу над ступенькой.

— Марлин, — её уже вовсю штрихующая рука замерла, — чужие семейные трагедии не обесценивают твою. Делиться с друзьями переживаниями — это не жалобы. Не нужно справляться со всем в одиночку.

— Ты хороший друг, Римус, — кивнула она.

И проглотив выступившее на языке «не такой уж и хороший, Марлин», Римус отправился спать.

— Сегодня объявят! — Понедельник.

— Сегодня точно объявят! — Вторник

— Сегодня сто процентов объявят! — Среда.

— Отвечаю, сегодня двести процентов объявят! — Бил себя в грудь Поттер, несясь впереди всей компании к стенду.

— Очень надеюсь, я задолбался просыпаться под эту пластинку, — несильно пихнув Римуса по левую руку. Правая рука Блэка была закинута на Марлин, и Римус даже не удостоил его натянутой, трещавшей по швам улыбкой. Сириус цокнул.

Цокай сколько влезет.

— А я надеюсь, что они пришлют кого-нибудь адекватного, — обернулась через плечо Мэри.

— А есть основания для сомнений? — Сразу отозвался Римус с деланной вовлеченностью.

— Кори рассказывал, что в прошлом году им прислали какого-то вкрай пришибленного старика, который всех девушек называл «Кэрол».

— Да пусть хоть ко мне обращается Кэрол, лишь бы уже покончить с этим, — фыркнул Блэк, и Мэри, выразительно приподняв бровь, отвернулась.

И тут завернувший за угол первым Джеймс резко остановился и взглянул на них сумасшедшим взглядом.

— Объявили! Я же говорил! — Ломанулся он со всех ног.

— Он же говорил! — Повторил Хвост и рванул за Поттером.

Макдональд и Эванс, следовавшие следующими в колонне, переглянулись и поспешили за ними. Но вдруг Мэри вернулась и за руку увела Марлин на прицепе. Римус точно услышал «Блэк», «достал» и ещё что-то явно нецензурное.

— С такой лучшей подругой, как Макдональд, и три старших брата не нужны, — судя по интонации, тот закатил глаза. Римус равнодушно угукнул и ускорил шаг, оставив Сириуса позади.

Как Сохатый понял, что его мечта сбылась, с другого конца коридора? Очевидно, столпотворение возле доски объявлений не было обыденным для Хогвартса явлением. И в начале второго полугодия такой ажиотаж могло вызвать только одно событие.

«НАБОР НА КЛАСС ТРАНСГРЕССИИ ДЛЯ ВСЕХ ЖЕЛАЮЩИХ УЧЕНИКОВ ШЕСТЫХ И СЕДЬМЫХ КУРСОВ ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ОТКРЫТЫМ!» — смеялся в лицо Римусу виднеющийся поверх голов заголовок.

Где-то в глубине подпрыгивала шевелюра Сохатого, уже, наверное, вписавшего имена всех Мародёров и Ко. И Римусу нужно было лишь дождаться, пока тот, ослепленный эйфорией, утопает на обед, чтобы удалить своё.

— Всё! Начало в понедельник! Скорей бы экзамен, гарантирую, этим летом я ни шага пешком не сделаю. Даже в туалет из своей спальни!

Лили смирила Римуса многозначительным взглядом, и он ответил ей тем же, мол, да, это любовь всей твоей жизни. Когда взбудораженная толпа постепенно начала расходиться, Джеймс ещё раз пробежался по промежуточному списку, и даже фамилии слизеринцев не омрачили его день. Он отпустил в их сторону лишь парочку комментариев и наконец-то заявил, что теперь можно и пообедать, тем более, времени до урока оставалось в обрез. Римус, кинув «я вас догоню», изобразил, будто он ищет что-то в сумке.

Стенд удачно находился рядом с поворотом к ведущему в Большой зал коридору, и как только друзья скрылись, Римус, поправив ремешок [у него скоро в ключице образуется вмятина от веса учебников], подошёл к объявлению. Теперь, когда его никто не загораживал, ему удалось прочесть информационную сводку под заголовком с условиями прохождения курса. И отыскав строчку о цене, Римус кивнул сам себе, достал из прорези мантии палочку и только начал замахиваться, как…

— Ты что задумал? — Раздался в метре от него стальной голос.

— Исправить десять ошибок в моём имени. Не волнуйся, я справлюсь без твоей помощи, — не поворачиваясь и снова замахиваясь палочкой. Блэк шумно выдохнул.

— Лунатик, я дам тебе двенадцать галлеонов, — вполголоса и подойдя сбоку, — для меня это не существенно, — Сириус положил руку на плечо, и Римус чертыхнулся, стряхивая её с себя.

— А для меня существенно. Бродяга. Мне не нужны твои подачки.

— Да какие подачки? Скажешь, поменяйся мы местами, ты бы не сделал то же для меня? — И Римус, всё-таки не выдержав, повернулся к нему всем телом.

— Нет, Сириус. Поменяйся мы местами, я бы никогда не делал то, что делаешь ты, — с ударением на каждом слове. Пофиг, удалит имя после уроков.

И он направился вперед, ещё не определившись, с какой силой ему задеть Блэка, как тот толкнул его обратно.

— На что ты так злишься?

— О, да вообще ни на что. Всё великолепно. Давай продолжать ломать комедию, — на этот раз Римус решил обойти его от греха подальше, но когда они поравнялись, Сириус схватил его за бицепс, не дав сдвинуться с места.

— Хватит уже меня наказывать, — процедил тот, смотря перед собой, — ты сам сказал мне всё забыть.

— А ты у нас такой послушный, Бродяга. Молодец, хороший мальчик.

Римус уже сам давился своей же желчью, но он больше не мог держать себя в руках. Это было слишком. Он уже даже не видел в Сириусе своего друга — только красную тряпку, которую хотелось разорвать в клочья.

И это было ошибкой.

Римус поймёт это позже, перематывая раз за разом всю прошлую неделю. И не только. Поймёт, насколько сам закрылся от него, методично на протяжении долгого времени выстраивая стену отрицания — глухого, безразличного, холодного. Поймёт, что он, по сути, перестал слушать Сириуса. Перестал пытаться услышать. И главное, забыл о том, что у него тоже могут быть чувства. И одно из них чувство собственного достоинства.

Но это позже.

А сейчас Римус конкретно просчитался, думая, что ему сойдёт похвалить Блэка, как покладистую псину, потрепав по волосам, и спокойно уйти.

И когда он почти убрал пальцы из гладких шелковистых волос, Сириус вывернул его запястье и силой потащил его по коридору до ближайшего кабинета, пихнув Римуса внутрь так, что он налетел на парту, согнувшись пополам и еле успев выставить руки, чтобы не разбить себе нос.

— Какого хера, Римус?! Для тебя это такая проблема? — Ударилось в спину.

— Для меня это охуенных масштабов проблема! — Развернулся он, врезаясь в пышущие яростной-обидой почерневшие глаза. Но Римус видел только ярость.

— Да что тебя так задело?!

И у Римуса отказали тормоза, только мчался он навстречу обрыву.

— Задело? Задело?! Серьезно, Сириус? Ты знал. Ты знал и измывался надо мной всё это время! Это мой Лунатик? Да ты ждал этого больше меня, Лунатик? Первый раз должен быть особенным? Ты орал «я хочу быть твоим псом», смотря мне прямо в глаза! Ты сливал мне все свои воздыхания по Марлин, зная, как мне больно! Ты вечно меня касался, как не касаешься никого из парней! Кто ж знал, что волк может привязаться!? Ты знал, что я влюблён в тебя, нахуя ты это делал? Ты что, реально садист, Сириус? Вот что меня «задело»! Я, блядь, видеть тебя не могу!

Барабанные перепонки пульсировали от тупой боли, а перед глазами всё размывалось из-за какой-то мутной пелены. Римус был не в состоянии находиться здесь ещё хоть одну лишнюю секунду. И сквозь слой белого шума до него добрался голос Сириуса, но не суть вопроса.

— Ты влюблён в меня?

— Поздравляю, был рад потешить твоё самолюбие, — кинул он, отталкивая Блэка в сторону.

— Римус, стой! — Пошёл ты. — И ты даже не дашь мне оправдаться?!

Он схватился за ручку, и тут его предало собственное тело. Он не смог её опустить. Потому что та каша, что сейчас была вместо мозга, таки переработала полученные данные и развернула на полпути отправленные в руку сигналы.

И ему показалось, что он сейчас выблюет на пол своё сердце.