— У ваших ссор же срок годности максимум сутки! — Римус выгнул бровь, Лили нахмурилась. — Что-то серьезное? Что натворил Блэк?
Римус чуть не закашлялся. Даже приятно, что она на него и не подумала. Зато впервые за месяц подумал он. Вопрос Лили ворвался, подобно стражу порядка, в ворох хулиганских мыслей, бьющих ногами лежащего.
А что сделал Сириус? Был собой? Ему нужно было вернуться к семье, и он не говорил почему — чистый свежевыжатый неразведенный Сириус Блэк. Он так вёл себя пять лет, и с чего бы ему в тот раз поступать по-другому? Потому что Римус требовал от него ответов? Потому что Римус влюбился в него, как дурак, и хотел, чтобы Сириус открылся ему?
— Знаешь, вообще-то ничего, — Лили понимающе склонила голову, — это я вспылил.
— Нет, даже не думай! Это прерогатива Поттера — накрахмаливать мантию Сириуса. Я люблю Блэка. Издалека, очень-очень издалека, не говори ему, а то зазнается. Но он тот ещё мудак. — Римус прыснул, и она тоже усмехнулась. — И ведет себя как настоящая сволочь весь день. Не смей спускать ему этого. Даже если вы кричали оба, а наверняка так и было, он тоже виноват. Вы однозначно разберетесь, но не греби на себя. Ты не экскаватор.
— Ладно, — Римус уклончиво отшагнул и развернулся в сторону лестниц. Лили поравнялась с ним. — Откровение за откровение. Что за смущения за завтраком?
— Не понимаю, о чем ты.
— Ну, знаешь, я о щеках цвета помидора, когда ты смотришь на Джеймса.
— Тшш! — Лили лупанула его книжкой. — Ничего подобного!
— Да, и твоя реакция ни капельки не странная, — Римус уже откровенно по-доброму смеялся, пока Лили продолжала наносить тяжкие телесные.
После ужасно усыпляющего сборища Римус решил всё-таки пропустить ужин и отсидеться в библиотеке. К следующему понедельнику нужно было написать эссе на шесть листов по Истории магии, и он не видел причин его откладывать. Обложившись книгами и пообещав желудку, что заглянет перед сном на кухню, он погрузился в переселения великанов четырнадцатого века. Что может быть увлекательней?
К счастью, он смог сконцентрироваться. Римусу нравилось учиться. Нравился сам процесс сбора информации. Пропускать её через фильтры и оформлять на бумаге, приправляя собственным мнением. Он не переживал из-за оценок, они его почти не волновали — какая разница, как ты сдал Ж.А.Б.А, если ты оборотень и твоё будущее — сдохнуть в канаве. Но пока у него была возможность, он наслаждался получением знаний. И окупалось такое отношение самыми высшими оценками.
Обстановка в их комнате не имела ничего общего со вчерашней. Ещё не отворив дверь, он понял, что за ней творится полнейший хаос. До ушей доносились вопли, смех и грохот. Они же позволили ему незаметно проникнуть внутрь, и только когда он уже подошёл к кровати и кинул на неё тяжеленную сумку, за что его ключица заплакала от благодарности, на него обратили внимание.
— Лунатик, мы уже думали хватать карту и искать тебя! — «Мы», охотно верю. — У нас тут Берти Боттс, присоединяйся, мне только что попался червяк!
— Только Лили об этом не хвастайся.
— Не-ет… — запищал Питер, — не надо про Лили, мы только его отвлекли.
Но Поттера уже было не остановить.
— Ох, похитительница-моего-сердца-Лили! Она была бы в восторге, она шарит.
— В червях? — Скривился Сириус. Римус рефлекторно взглянул на него, и он почти уверен, что Сириус чуть не сделал то же самое, остановив себя.
— В веселье, олухи! Римус?
— Не, Сохатый, я спать.
Римус прошёл в ванную. Можно было бы поведать о собрании, рунах, Нумерологии, напомнить им об эссе, но он чувствовал себя лишним на этом празднике жизни, и хотелось поскорее с него убраться. А ещё его гордость просто вставала на дыбы. Подыгрывать Сириусу, вести себя как ни в чем не бывало? Бегу и спотыкаюсь. Нет, если он чувствует себя дерьмово, то пусть Сириус тоже хапнет этих сладких ощущений.
Лили права, они оба виноваты. Римус отстраняется, показывая, что он бесится, что его нынешнее положение не устраивает. Пусть Сириус тоже сделает хоть что-нибудь, докажет, что ему не все равно.
Римус закрылся занавесками, наложил заглушающие чары, оборвавшие бурный всплеск гогота, и забрался под одеяло. Сна не было ни в одном глазу, ещё и светло.
Он вытянул руку, рассматривая свежий недавно заработанный шрам.
На каникулах отец запирал его на чердаке, чудом уцелевшим благодаря какому-то очень сильному заклинанию. Волк, уже прознавший разницу между полнолунием в компании и в одиночестве, разозлился больше обычного. К хорошему быстро привыкаешь. Привязываешься.
Кто ж знал, что волк может привязаться…
Мерлин, эта фраза вырезалась в подкорке ржавым кривым лезвием, разнося инфекцию по всему организму. Она же была сказана в сердцах? Наверное, в сердцах. Может, Сириус сам о ней жалеет… И она, блядь, до обидного справедлива.
Он привязался. К его заботе, к его искренности, к нему всему. Но Сириусу это не нужно. Ему нужен его друг, Лунатик, дающий иногда списывать, закрывающий глаза на творимую мародёрскую хрень, прикрывающий перед другими старостами и поддерживающий необременяющим молчанием в плохие минуты. Да, именно так.
А влюбиться в Сириуса Блэка было самым невменяемым решением Римуса. И ему нужно было застолбить койку в Мунго в тот же миг.
Не то чтобы это было такой прям неожиданностью. Он подозревал, но успешно бегал от этих мыслей с третьего курса. Но осознание наступило так резко, как удар под дых. Он рассыпался на части от паники, бессилия и буквально задыхался каждый день вплоть до нынешнего.
А главное, какие были, мать их, обстоятельства! Ему нужно было возненавидеть Сириуса, чтобы окончательно влюбиться. Тогда Римус твердо считал, что с их дружбой покончено. Он не сможет продолжать общаться с ним после того предательства, когда этот поехавший нарцисс зашёл слишком далеко, рискнув его жизнью. И жизнью Снейпа. Ради чего? Чтобы проучить. Сколько раскаяний, сколько извинений. Римус был неприступен и неумолим. Сжег все мосты, не общался, игнорировал. На самом деле, поняв в то же роковое утро, что не сможет дышать без чертова Блэка.
Ему пришлось простить. И Сириус подарил ему светлейшую улыбку из своего арсенала.
Признание самому себе далось невыносимо сложно. Ещё сложнее было смириться с ним и стараться жить с этим секретом. Он честно старался держать его в себе, но вот у Поттеров что-то пошло не так…
Свет погас приблизительно час назад, а Римус так и не успел уснуть. И теперь его уши наслаждались симфонией храпа, а у него даже не было сил её заглушить… Брехня. Он не использовал магию по другой причине. У симфонии было две дорожки, и тот факт, что Сириус тоже не спит, не давал покоя. Римус лежал неподвижно, в то время как с кровати Сириуса раздавалось шуршание, будто он ворочается с бока на бок, пытаясь нащупать подходящую позу.
Внезапно в прорезь между занавесками на самом верху залетело что-то белое и приземлилось ему на грудь. Бумажный самолетик. Тупорылая улыбка выпрыгнула сама собой, и Римус тут же её приструнил. На крыле красовалась идеальная каллиграфическая надпись.
Посекретничаем?
Римус почувствовал внутри сгиба необычное уплотнение, развернул оригами, и ему в ладонь перекатилась сигарета. Вот тебе и оливковая ветвь. Он снова подавил взбунтовавшиеся уголки губ и вылез наружу.
Сириус уже стоял, прислонившись к балке, с перекинутой через руку мантией-невидимкой и с уставшим, даже бледным лицом. Словно он позволил ему побледнеть только сейчас. Перед Римусом.
Они дошли до своего места в полной тишине. И только оказавшись в башне и усевшись с ногами на неогражденный подоконник, с которого ничего не стоило вывалиться и совершить первый и последний полет без метлы, они встретились взглядами. Сириус поджёг сигарету, глубоко затянулся и передал её Римусу.
— Это был пиздец, — Сириус надрывно выдохнул, засмеялся и закашлялся одновременно, и что-то подсказывало Римусу, что дело не в подозрительно сладко-приторном запахе дыма. И даже не в их ссоре. Дело в доме. — Полный…