…можно испытывать одни чувства к разным людям.

Великолепно, Римус! Давай теперь оправдывать своё слабоволие словами Нейта. Так потом, если что, ему и скажем: нечего было давать лазейку своими прогрессивными взглядами.

Это неправильно. Паршиво, паскудно и погано.

Совсем скоро он перешагнёт порог дома. Дома, из которого пять месяцев назад он умчался впопыхах, проспав первый поезд, не попрощавшись с отцом и чуть не опоздав на Хогвартс-Экспресс, а Сириус не явился вовсе. Пять месяцев назад состоялась самая отвратительная поездка в занятом Мародерами с первого года купе, и это при учете той, что была сегодня [уж лучше испепеляющий взглядом всех троих комок ненависти, чем пустующее место]. И спустя пять долбанных месяцев страданий, самовнушений, взлётов и падений, он возвращался ровно с тем же, с чем и ушёл.

Он всё ещё любил Сириуса Блэка.

Полнолуние, как несложно догадаться, прошло дерьмово. Римус вылез из постели только под конец второго дня. Зверь каким-то образом умудрился разодрать заднюю поверхность бедра, а без должного ухода мадам Помфри рана затягивалась гораздо медленнее, и спуск по лестнице казался непреодолимым препятствием. Спасали только выданные три флакона сонного зелья. «Римус, напоминаю, принимать с перерывом в три часа минимум» — «Конечно, мадам». И он выпил их все разом.

Когда он пришёл в себя, на тумбочке рядом с кроватью стояла тарелка с сэндвичами — хлеб успел заветреться, но в принципе было съедобно. Отца же, судя по гробовой тишине в доме, не было. Теперь он предпочитал накидываться в баре. Социализируется. С возвращения Римуса они сказали друг другу, наверное, слов десять и это можно было считать практически рекордом при условии, что в день приезда Римус его вообще не застал.

Нацепив домашнюю растянутую футболку и такие же хлопковые штаны, он через режущую боль в ноге спустился вниз и прошёл на кухню. Пока он валялся в коме, в раковине скопилась гора посуды, в которой ещё немного и завелась бы жизнь, столешница вся была в хлебных крошках и липких пятнах, а возле мусорки тусовались пустые бутылки из-под рома — в любом деле главное стабильность.

На наведение порядка ушла пара часов. И вытирая с полок в гостиной пыль, уже обзаведшуюся документами, подтверждающими место жительства, Римус думал только об одном. Скорей бы к Поттерам. Но у него впереди было ещё три долгих дня и задача подстеречь отца в относительно вменяемом состоянии для неприятного разговора, и Римус надеялся, он так же не превысит лимит в рекордные десять слов.

Римус приготовил стандартные макароны с сыром — сразу целую кастрюлю, и прохромал к потертому дивану. Пришлось постараться занять такое положение, при котором пружины не впивались бы в область… во всё тело. А также пришлось постараться, чтобы найти что-нибудь не бесящее по телевизору. «Разум и чувства». «Грозовой перевал». «Доводы рассудка». Теперь Римус думал о другом. Скорей бы совершеннолетие. Тогда он сможет использовать магию вне Хогвартса и запустить в себя Авадой. Одни мелодрамы для домохозяек! И когда он уже почти впал в отчаяние, в очередной раз переключая канал, ему наконец-то попалось что-то не насилующее слёзные железы. Повтор рождественского выпуска «Доктора Кто».

И следующий час прошёл в блаженном забытье. Но после окончания серии Римус заметил под ножкой журнального столика подложенную книгу и у него задергался глаз. «Сердца трёх».

Ладно, вселенная, я понял! Отъебись!

Выключив телевизор с третьей попытки, Римус замочил свою двухлитровую тарелку и протопал наверх, забыв о ноге, которая тут же начала кровить. Он раздраженно выдвинул стул, отыскал в столе чистые листы, конверт и достал чернила. Вдох-выдох, поехали.

Дорогой

…

Милый

…

Привет, Нейт.

Надеюсь, твои каникулы проходят лучше моих

…

Привет, Нейт.

Как твои каникулы? Мои полная лажа. Дух Рождества, видимо, сдуло шквальным ветром, из-за которого мой дом скоро улетит в Страну Оз, и меня разорвут летучие обезьяны. Так что это моё первое и последнее письмо.

…

Привет, Нейт.

Надеюсь, твои каникулы проходят отлично, и ты побеждаешь в вашем семейном соревновании подколов. У меня всё терпимо, но я предпочел бы просыпаться до конца жизни под Stairway to Heaven, чем под попытки портсмутского ветра выбить окно в моей комнате.

Вроде не очень драматично.

Скучаю.

Вот теперь драматично.

Римус.

Он перечитал своё убогое детище и, махнув рукой, запечатал конверт. Всё равно ничего более путного у него не выйдет. Римус никогда не умел писать письма. Как правило, он на них только отвечал, а текст умещался в одну строчку. И отложив в сторону конверт — отправить его удастся только утром, сейчас престарелая сова отца уже охотилась — он принял душ, обработал рану магловским способом и завалился спать. Будь его воля, Римус бы проспал до самого отъезда.

Но не тут-то было. Его опять разбудила дребезжащая оконная рама.

Только на этот раз ветер был не при чем. И разлепив припухшие веки, Римус увидел вылупившегося на него филина, нетерпеливо бившего клювом по стеклу. Какой хозяин, такая и птица.

Привет, Лунатик!

Докладываю: дурь выбита.

Рождество отпраздновали, конечно, хорошо, но с тобой было бы в разы лучше. Приезжай скорее, если у тебя получится раньше, то будет вообще классно! Жаль, мы не смогли быть с тобой рядом, надеюсь, ты не сильно пострадал.

Мы все тебя ждём!

P.S. Я так и не придумал ничего другого, что подарить Хвосту. А ты?

Сохатый.

Привет, Римус,

Ты же приедешь на мой день рождения?

Твой друг, Питер.

Римус шумно выдохнул, удержав стремящиеся вверх зрачки, и развернул последний лист с идеальным каллиграфическим почерком.

Дорогой Лунатик,

Сохатый меня заебал! Что с ним в этом году не так? Я словно в исправительной колонии. Напиши ему, что у нас всё в порядке. С утра до обеда тренировки, потом уроки психотерапии и до вечера выполнение домашки, заданной на каникулы.

Я никогда не делаю домашку на каникулах!

Ещё и Флимонт постоянно спрашивает меня о самочувствии, а Юфимия слишком много готовит.

Забери меня отсюда! Или приезжай сам, чтобы они переключились на тебя.

P.S. Ты поговорил с Лайеллом? Как прошло «Рождество»? Жаль, я не смог быть рядом.

P.P.S. У нас же всё в порядке?

Сириус Идиот Блэк.

И впервые за шесть дней, что он дома, Римус улыбнулся.

Поторапливаемый непоседливым филином, он быстро накатал общий ответ, заверив Мародёров, что с ним всё хорошо и что они увидятся к Новому году [да, Хвост, я приеду!]. Писать три письма ранним утром у него не хватило бы ни сил, ни фантазии. И только почтальон выпорхнул за окно, Римус уже собрался было прилечь обратно и доспать законные часы, как до ушей донёсся хлопок аппарации, а затем лёгкие шаткие шаги. Прощай спасительный сон.

Римус спустился вниз, придерживаясь за периллу. Перегарное амбре забралось в ноздри ещё на выходе из комнаты, и здесь даже не нужно быть обладателем волчьего обоняния. Просто кое-кому не мешало бы постирать верхнюю одежду, пропахшую питейным заведением, где отец, похоже, и проспался. Римус завернул на кухню и прислонился к дверному косяку, наблюдая, как тот, склонившись над раковиной, наливал воду в железный закоптелый чайник. Это уже что-то новенькое.

— Доброе утро, — прокряхтел Римус. Кажется, его голосовые связки атрофировались за ненадобностью. Лайелл, не оборачиваясь, кивнул и закрутил кран. — Разве не опасно трансгрессировать в таком состоянии?

— Это не твоя забота… — устало прошёл он к плитке, — сын.

Римуса слегка передёрнуло. Желания оставаться вдвоём в одной комнате дольше необходимого не было, а вести подготовительную светскую беседу, как ни пытайся, бесполезно. И укрощая нарастающий внутри мандраж, Римус размяв шею, собрался с духом и выдохнул.

— Я не буду регистрироваться.

Лайелл на него даже не взглянул, но повёрнутая половина его высохшего лица скривилась в пренебрежительной гримасе.