Нейт родился и вырос в Корнуолле недалеко от прибрежного рыбацкого городка Сент-Айвс. И судя по рассказам, это самое чудесное место во всей Англии, а то и в мире. Пряничные домики, зеленые луга, сказочные замки. Из окон его небольшого, но уютного дома, открывался вид на лазурное море с белоснежным пляжем. Римус не ошибся тогда на вечеринке, распознав в его стиле сёрферский отпечаток — Нейт стоял на доске ещё до того, как начал уверенно передвигаться по суше.
— Живя в моих краях, невозможно не влюбиться в океан.
Римус слушал его с лёгкой завистью. Он тоже вырос на побережье. Но его океан был серым, промозглым и пах гнилыми водорослями. Нейт смотрел через окно с белой рамой на флиртующие с ним волны, пока мама пекла ему блинчики. Римус смотрел через пыльное чердачное окно на безразличную подсвечиваемую луной зыбь, пока его прикованные к балке конечности не начинали выворачиваться.
Мистер и миссис Белл завели ребенка довольно поздно, но не ввиду каких-то ужасных обстоятельств, нет — по самой здравой причине. Они решились на такой шаг, когда действительно почувствовали, что созрели для него, когда научились отдавать безвозмездно. И потому Нейт рос в окружении лёгкости, любви и, конечно же, юмора. Кстати весьма жесткого.
— Никто не способен пошутить надо мной лучше, чем мои родители. Однажды, я сказал маме, что это платье с этими туфлями — ужасная ошибка, она ответила, чтобы я пошёл и взглянул в зеркало на её главную ошибку.
— Нет! Не может быть!
— Ещё как может! Такое можно себе позволить только при полной уверенности, что вырастил устойчивую целостную личность.
— И скромную.
В семейном кодексе Беллов, и правда, будто существовал пункт: «День прожит без подкола близкого? День прожит зря». Так что Нейт впитал безобидный сарказм ещё, наверное, с молоком матери. И Римусу доставалась приличная его порция при каждой встрече. Он не возражал. Пока Нейт расплывался в своей обаятельной улыбке, Римус ни на что не возражал.
С детства Нейт был волен выбирать, чем он хочет заниматься. Помимо сёрфинга, он увлекался графикой — «будешь хорошо себя вести, покажу свои рисунки», романами, немного музыкой, отец научил его играть на гитаре — «Мой старик держит музыкальный магазин, вот уже четыре года каждый день дома я начинаю с Stairway to Heaven. Нет более жестокой шутки для владельца музыкального магазина». И, тем не менее, Нейт с отцом, даже побывали на том самом концерте Led Zeppelin, на котором был знакомый Римуса, подписавший для него подарочную пластинку. Да о чем тут говорить, ему даже самому предоставили решать, хочет он поступить в Хогвартс или продолжить обучение в магловском учреждении — «Естественно, я выбрал Хогвартс. Мантия! Какой ещё аргумент нужен одиннадцатилетнему пацану? Жаль, только доску я теперь вижу всего два месяца в году».
В общем и целом, с таким стартовым набором Белл просто не мог не вырасти открытым дружелюбным парнем, но не без доли очаровательного нахальства. И неудивительно, что у него не было особо узкой группы друзей, как у Римуса. У него был весь факультет. Фактически каждый пуффендуец видел в нём своего близкого друга, с которым можно и посмеяться, и попросить совета в самых личных переживаниях, и устроить подпольную тусовку в теплицах.
И чем дольше он слушал Нейта, тем отчетливее в голове формировался вопрос: «нахрена ему вообще сдался Римус?». Поломанный, закрытый, неуверенный в себе, да ещё и с чемоданом секретов и условий. Конечно, он тоже поделился своей историей детства — совсем не лазурной и не приправленной ароматом блинчиков с черникой, рассказал частичную легенду становления Мародеров, о любви к книгам, учебе. Однако по большей части чувствовал себя весьма ущербно от того, насколько скудной и убогой у него получалась автобиография — без упоминания хронических душевных и телесных страданий.
— Ты невероятно сильный человек, Римус Люпин. А это пригодится по жизни гораздо больше, чем безукоризненное исполнение рифа Stairway to Heaven.
Вот так просто. И у Римуса в голове в момент прекращались все погрузочные работы. И, к сожалению, возобновлялись, стоило вернуться к своим друзьям. С каждым днём становилось всё невыносимее скрывать правду, хотя, честно говоря, ему лишь хотелось, чтобы Белл был рядом. Потому что с ним Римуса отпускало. Если бы он мог привести его в свою компанию, пусть и пока как друга, ему не было бы так больно смотреть на Сириуса. Возможно, процесс реабилитации пошёл бы быстрее.
И идя вечером на очередное свидание в теплицы, Римус решительно настроился хотя бы поднять эту тему, надеясь, что Нейт согласится со свойственной ему лёгкостью на подъем.
Их встречи практически всегда проходили в той же комнате, в которой всё и началось. Белл трансформировал пару старых табуреток в мягкие кресла-мешки, но, как правило, использовали они только один, так как префект предпочитал сидеть на бедрах Римуса и брал всё от разрешенного доступа к «поцелуям и петтингу». Они целовались до саднящего жжения в губах, распаляясь до предела и делая маленькие перерывы, чтобы остыть. Нейт не нарушал договорённости — не пытался залезть к нему под одежду, отыгрываясь разве что на оголенной шее. Зато Римус, вопреки справедливости, наслаждался матовой кожей обтягивающий упругие мышцы спины, пресса, проникая ладонями под мягкую кашемировую ткань, а блондин и не жаловался. Наоборот, сильнее выгибался в пояснице, прижимаясь к его груди, откровеннее раскачивался на пахе Римуса и крышесносно стонал прямо ему в рот. И, несомненно, всего этого было катастрофически мало.
— Когда ты понял, что ты гей? — Задыхаясь раскаленным воздухом, спросил Римус, пока Нейт выцеловывал ложбинку под ухом. Нужно было срочно делать перерыв.
— Я и не гей, — оторвался тот от своего пожалуйста-никогда-не-останавливайся занятия. Нейт, пальцами зачесав волосы назад, выпрямился. — А ты гей?
— Эмм, да. И ты даже не представляешь, в каком я сейчас тупике. — Римус обвел глазами позу блондина с расположившимися по сторонам от его бёдер коленями.
— Ещё как представляю. Я буквально слышу, как проворачиваются твои шестерёнки, — рассмеялся Белл и устроился поудобнее, то есть придвинулся ещё ближе. — Скажем так, Римус, мне не важны половые признаки партнёра. «Моего бывшего» зовут Оливия.
— А так можно?..
— Конечно, — в голосе Нейта не было пренебрежительной надменности, с которой объясняют элементарные вещи. Это ещё одна черта, так нравившаяся Римусу. — Можно испытывать разные чувства к разным людям. Можно испытывать одни чувства к разным людям… а можно испытывать разные чувства к одному человеку. Всё, что происходит здесь, — постучал он пальцем по рёбрам Римуса, — неподвластно тому, что заложили другие или ты сам здесь, — Нейт, еле касаясь, постучал по его виску.
— Ощущаю себя пещерным человеком.
— Нет, это я прилетел из будущего, чтобы научить людей любить друг друга, — усмехнулся префект. Римус бы не удивился, если б это оказалось правдой. — Лив сейчас даже встречается с девушкой.
— Погоди, это они тогда были на вечеринке?
— Да, и от неё ты принимал «паровозик».
Теперь он ясно вспомнил шатенку с пышными кудрявыми волосами, танцующую рядом с ними. Она ловко захватила губами подожженный конец и притянула его к себе за затылок, чтобы он затянулся с другого конца. А потом вместо неё возник Нейт, и Римус выдохнул струйку сладкого дыма ему в рот.
— Погоди-погоди, она знает? Ну, о тебе и мне.
— Она мой лучший друг, конечно знает. Ей и говорить не пришлось. Кто, по-твоему, не дал никому сюда завалиться, пока ты решался на первый шаг?
— Так всё было спланировано! — Дошло до Римуса, и он хлопнул префекта по бедру. — С такой хитростью ты не на том факультете.
— О, я прям чувствую твоё упирающееся в меня недовольство, — саркастично заметил Нейт, сделав провоцирующее движение тазом.
Римус рывком перевернул его, подхватив его за бедра, и навалился сверху. В таком положении префект сразу терял всю свою прыть, превращаясь в пластилиновую массу, способную только принимать ласки и подставлять губы под поцелуи. А Римус заводился с утроенной скоростью от ощущения власти так, что в горле застревал волчье рычание. Мерлин, он издевался над ними обоими.
