Он смутно помнил, что происходило ночью. Только на периферии остаточного животного восприятия, как во сне, сохранились образы и ощущения. Он был с псом и оленем, и крыса тоже была с ними. Они игрались и бегали между деревьями. Но было ещё что-то — вязкое, густое, железное и тревожное.
Именно с этой тревогой Римус пришёл в себя, укрытый пледом на полу Визжащей хижины. В пересохшем рту, аллилуйя, не было застрявшей плоти мёртвых белок, так что он мог потерпеть до прихода мадам Помфри и не выдать себя. Он слышал ещё одно ровное дыхание, несомненно, принадлежащее Сириусу, но почему-то не хотел сейчас с ним встречаться взглядом. А Сириус совершенно точно рассматривал его.
Через пару долгих минут доски совсем рядом продавились, издав скрежет, и плед заботливо натянулся выше, укрывая плечо. Ну, зачем? Блэк же знает, что ему не холодно. Как вдруг виска коснулось что-то ледяное и нежно огладило вниз по щеке к подбородку. Римусу стоило небывалых усилий, чтобы не зажмуриться.
— Лунатик? — Приглушенно позвал он, убрав ладонь от лица. — Римус?..
Наконец послышались отдаленные лёгкие шажки, и Сириус спрятался в углу, накрыв себя мантией, а спустя несколько секунд скрипнула дверь.
Второй раз это случилось после пробуждения в больничном крыле. И ещё до открытия глаз, он осознал — что-то не так. Римус не мог пошевелить ногами. Одеяло так плотно сковывало их, будто его придавило тяжелым прессом. А затем этот «пресс» пошевелился. Римус разлепил налившиеся веки, щурясь от яркого света, и обнаружил в нижней части койки свернувшегося пса.
— Какого… — прохрипел Римус. Пёс рефлекторно поднял голову и тявкнул.
— Очнулся! Бродяга, кончай маскарад. — Стянул его за холку Поттер. Римус приподнялся на локтях и рухнул обратно — это была плохая идея.
— Вы что тут делаете? — Оглядел он поочередно Джеймса, принявшего свой облик Сириуса и Питера по другую сторону. На всех троих не было лица. — Как же занятия?
— Всё отменили, — бесцветно ответил Джеймс. Сириус присел туда же, где лежал пёс.
Римус очень-очень не любил этот тон Поттера. И он надеялся, ему не надо вслух спрашивать «почему».
— Ночью произошло нападение… на целую деревню. Многие погибли, но есть раненые… они доставлены в Мунго. — Он смотрел в район ключиц Римуса и после каждой отрывистой фразы поправлял очки. — Пока нет информации, что с ними будет…
— Раненые? — Сглотнул Римус. И Джеймс поднял глаза, открыл рот, но не выдавил ни слова.
— Напали оборотни, — стоически озвучил за него Блэк.
— Мы думаем… скорее всего так и есть. Дамблдор отменил уроки, чтобы никто не заметил, что тебя нет. Чтобы не вызвать подозрения.
Римусу захотелось выпроводить их из крыла. Или выбежать самому, забраться на первую попавшуюся башню и просто заорать, выпустить из себя застрявший в трахее ком то ли крика, то ли плача. Но у него не было сил, чтобы сдвинуться с места. Повисшая стерильная тишина звенела в заходящейся мелкой дрожью груди.
— Ещё там жили родители одного второкурсника с Когтеврана. Оба мертвы.
— Спасибо, Хвост. Мне стало легче. — Он был слишком слаб даже для сарказма и отвернулся к Джеймсу. — Ночью со мной было что-нибудь… странное?
— Ну… — Да хватит юлить! — Сначала всё было нормально, а потом ты потерял к нам интерес. Ты что-то учуял и пытался найти след, уводя нас вглубь леса, и вдруг остановился и начал выть на луну. Тоскливо, словно пел песню.
— Ты почуял их? — Бережным тоном спросил Сириус. — Жертв?
Римус лишь убито покачал головой, хотя знал ответ на этот вопрос. Знал и боялся его. Эта тревога — страх, оседающий во рту вкусом чужой пролитой крови — обрела смысл, но не объясняла причину, как он почувствовал её за сотни миль. Разве что дело в связи между всеми оборотнями. Связи между ним и теми убийцами.
Аристократичная ладонь сжала его голень через больничное одеяло, и Римус вздрогнул. В припорошенных сожалением серых глазах отчетливо читалось, что Сириус понимает, о чем он думает. И что Римус не прав.
Блэк, будто ведя в голове какой-то собственный спор, взглянул на Джеймса, затем с лёгким недоверием на Питера, вздохнул, разомкнул губы и только с третьей попытки произнёс:
— Я ушёл из дома.
— Что? — В три голоса. — Когда? — Выпрямился Поттер.
— Ещё в августе. Перед возвращением в Хог. — Сириус скользнул по нему виноватым взглядом. Тут уже Римус приподнялся, принимая сидячее положение. Сириус отпустил его ногу и запустил пальцы в волосы. Подбирал слова.
— Почему ты нам не сказал? — С долей обиды.
— Я говорю сейчас, Сохатый. — Потому что ему было стыдно. Потому что Сириус сам не верил. — … Это была проверка, последнее испытание. Вечером накануне отъезда они накрыли шикарный стол, ужин, достойный королей, свечи, слуги, эльф-скрипач, блядь. А на десерт — непреложный обет. Я должен был пообещать никогда больше не подходить к вам, не общаться, забыть обо всех «нечестивых, оскверняющих род» связях… Отец сказал, это мой последний шанс остаться в семье… так, на будущее, никому не советую смеяться в лицо Ориону Блэку, — губы изогнулись в сардонической ухмылке.
— Бродяга… — Вырвалось у Римуса. Сириус громко спустил весь воздух из лёгких, поднимая к потолку покрытые розовой сеткой глаза.
— Всё нормально. У меня уже почти был собран чемодан, так что я просто поднялся к себе, закинул сверху всё, что криво лежало, под прилетающие в спину проклятия матери и истеричный смех ёбнутой кузины. Им бесполезно было что-то говорить, пытаться перекричать, и тогда меня посетила великолепная идея…
— Ты трансфигурировал змею на чемодане. — Уронил плечи Поттер. Сириус торжественно щёлкнул пальцами.
— И они наконец заткнулись!
— Пока Беллатриса не выстрелила в тебя Круциатусом, — напомнил Римус.
— Да… но их рожи того стоили — полёта с лестницы, сломанных рёбер и ключицы. Непростительное усугубило травмы, но я мог идти. Белла спустила чемодан следом, мать смотрела на меня сверху как на ничтожество… À quoi sert un mouton galeux? S’il meurt, ce ne derange pas. Её последние слова. — Сириус поджал побледневшие губы, готовясь перевести, очевидно, пока ничего не означающую для друзей фразу. — Что толку от паршивой овцы? Сдохнет, не жалко.
И недостающий кусочек пазла встал на место во фреску событий двухнедельной давности.
— Сука, — глухо прорычал Римус. Джеймс, обомлев, зажал рот рукой.
— Да, знаю-знаю, всё это душещипательно, а Нюниус так вообще, похоже, тайный фанат моей мамаши.
— Но где ты пропадал два дня? — Прервал поток оборонительных острот Поттер.
— Меда. У меня был её номер, я доковылял до таксофона — она давно обучила меня этому магловскому способу связи — и попросил забрать меня.
— Но письмо? Твой отец написал Макгонагалл, что ты болел. — Сириус взглянул на Джеймса как взрослый на ребёнка, верящего в Санта-Клауса. — Ты сам его написал.
— Быстро схватываешь, Сохатый. Кстати о письмах и Макгонагалл, надо было видеть её лицо, когда доклад о моей выходке вернулся обратно с одним исправлением — зачеркнутым «Ваш сын». — Несмотря на всю напускную браваду, в его голосе сквозила боль. Её не могло не быть там. Блэк поморщился, как будто у него зачесался нос. — Ну и пожалуйста, пусть подавятся. Я найду, где жить. Макгонагалл даже предложила мне остаться в Хогвартсе…
— Бродяга, какой нафиг Хогвартс? Ты будешь жить у меня! Мои родители будут только рады!
— Ладно-ладно, позже обсудим, Сохатый. — «Нечего здесь обсуждать!» было написано на лице Поттера. И Сириус со всей серьезностью взглянул на Римуса так, будто кроме них здесь никого не было. — Лунатик, я это рассказал, не чтобы перетянуть одеяло. Когда в «пророке» написали про тех маглов, я чувствовал вину за их смерть. Может быть, никто из моей семьи лично и не заносил палочку, но они причастны ко всему, что происходит, потому что поддерживают Его. И я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. — Пресловутая заезженная фраза ещё никогда не весила так много. — Я хочу сказать, я не выбирал родиться под этой фамилией, как и тебе не дали выбора. Но то, к какому роду мы принадлежим, не имеет никакого отношения к тому, кто мы есть. Этот выбор остаётся за нами.
