— Конечно! Конечно, не причинишь. Но это… чудовищно. То, что тебе приходится проходить через всё в одиночку.
— Веришь, нет, — усмехнулся Римус, — Мародеры делают всё, чтобы мне не было одиноко.
— И Поттер? — Со странной интонацией уточнила Эванс.
— Все трое. Они смекнули ещё на втором курсе.
— Серьёзно? — Она скептично посмотрела в сторону двери, будто они там стояли. — Эти оболтусы?
— До кого-то тут дошло только в прошлом году, — защитил своих друзей Римус, поплатившись прилетевшим подзатыльником.
— Римус, я никому не расскажу. — Она подкрепила слова самым серьёзным выражением из своего арсенала. — Просто знай, что всегда можешь рассчитывать на меня. Во всём.
Римус постарался выдержать зрительный контакт, но в итоге первым отвёл взгляд и начал подниматься на затекшие ноги, утягивая за собой Лили. Её поддержка легла на плечи, как тёплый старый плед, и всё же её проницательность совсем не немножечко пугала. Особенно добавленное напоследок твёрдое «во всём». Может ли она также знать о других его секретах? И внутренний голос подсказывал, что да. Учитывая, что Лили — оттягивающая неизбежное и упрямящаяся половинка Джеймса Поттера. Ведь Джеймс догадался о его чувствах со второй попытки — такое возможно, только если на самом деле ответ уже давно известен. И в нужный момент он сам складывается из множества наблюдений и мыслей, которые долго скапливались на задворках сознания в ожидании правильно подобранного ключа.
Но Лили пока что не настаивала на вскрытии душевных ран, и Римус был ей за это благодарен.
Когда они спустились вниз, ребята сидели в тех же неподвижных позах [кроме Питера, ёрзающего в кресле]. Они так погрузились в себя, что даже не сразу обратили внимание на появление Римуса и Лили на лестнице, и только по невнятному звуку Хвоста, как по команде, повернули головы и вскочили с мест.
И у всех до единого чуть глаза на лоб не полезли, когда первым делом Эванс пронеслась через комнату и крепко обняла Поттера, прильнув к его груди. Тот так оцепенел, что Римусу пришлось изобразить объятия, и Джеймс, спохватившись, осторожно обвёл её за талию, словно Лили была хрустальной.
— Что ты сделал? — Одними губами послал ему Сириус.
Римус лишь улыбнулся в духе: «я купидон, спустившийся с небес, чтобы налаживать коммуникации между заблудшими сердцами»
— Теперь мы можем пойти на обед? — Заныл Питер и отлетел в кресло от запущенной в него Блэком диванной подушки.
Ну, одна проблема, хоть и как всегда через причинное место, но решена. Осталось разобраться с Сириусом.
====== Глава 1.8 Самообман ======
Нихрена он с Сириусом не разобрался!
У Римуса просто не получалось с ним состыковаться — и это при условии, что они живут в одной комнате. Коррективы в график внесли те самые отработки, которым никто изначально не придал должного значения. Да они половину обучения в Хогвартсе провели, стоя на коленях и со щётками в руках, так, что уже можно было официально заносить общественные работы в перечень школьных предметов. Но вместить их в расписание шестого года оказалось настоящей проблемой.
Римус не писал столько эссе даже на пятом курсе. Как только заканчивались уроки, он без промедлений перемещался в библиотеку, зарываясь в свои конспекты, учебники и старые фолианты. Звёздные карты, переводы, расшифровки нумерологических уравнений, десятки листов о громамонтах и ещё больше о деструктивной трансфигурации. Вдобавок его постоянно отвлекала Мэри, и приходилось, преисполняясь дзена, объяснять ей тот или иной ускользающий от её понимания нюанс. Почему она не могла доставать кого-нибудь другого — например, Лили?
— Ну, Римус, лучше тебя ни у кого не получается! Твои объяснения звучат как песни Боба Дилана!
И вот что тут противопоставишь?
Он истрачивал за раз несколько флаконов чернил, оставлял сумку у стойки мадам Пинс, и бежал в подземелья к подсобке рядом с кабинетом Зельеварения. По мнению Мародёров, он легко отделался и выиграл счастливый билет [на поезд до преисподней, отвечал Римус]. Он с удовольствием предпочел бы начищать зубной щёткой трофеи, как Сириус, чем обновлять этикетки на долбанных склянках с ингредиентами, которым не было ни конца, ни края. И всё под непрекращающийся гундёж Слизнорта.
— Мистер Люпин, аккуратнее! Это очень редкий порошок алихоцеи! Не накреняйте сосуд, Мистер Люпин, оно же может взорваться! Мистер Люпин, держите кончиками пальцев! Нельзя нагревать кровь ре-эма!
Римус был в одном шаге, чтобы предложить Слизню своё место в этой душной конуре, раз он всё равно по факту торчит на пороге на протяжении всей отработки.
И так совпало, что именно пока он «зависал» со Слизнортом, Джеймс сменял караул в библиотеке. Макгонагалл очень ненавязчиво ему намекнула, что помимо достижений в спорте и в конкурсе на самую безбашенную прическу, ему не мешало бы уделить внимание оценкам, иначе может распрощаться со званием капитана команды. Мотивации сильнее для Поттера не придумать. И он нырнул в учёбу с тем же рвением, с которым бросался преодолевать любое встающее на пути препятствие. Будь то школьный устав, запрет на незарегистрированную анимагию или неприступное сердце Эванс. Кстати о ней.
Лили новый Джеймс-Расхититель-Библиотеки пришёлся по вкусу. Она составляла ему компанию, помогая заполнять пробелы по Магловедению и Заклинаниям, не пренебрегая замечаниями, что если бы он раньше взялся за ум, то мог бы стать вторым на курсе [первенство, конечно же, осталось бы за ней]. И в тайне восхищалась во время патрулей, как Поттеру всё даётся с лёту. Римус лишь молча выслушивал её, тактично не указывая на явную смену настроения по отношению к Джеймсу. Пусть до неё самой дойдёт. Зато он списал с себя товарищеский должок, ведь отправной точкой, и правда, можно было считать их разговор о его «пушистой проблеме», когда Поттер окончательно перестал быть «упёртым бараном» и поднялся до Джеймса “Лучшего друга одиноких бедных оборотней” Поттера.
После каторги Римус возвращался в библиотеку за час до отбоя, выжимая из мозга остатки серого вещества, а Джеймс с Лили в это время осуществляли набег на кухню и доставляли припасы в гостиную, так как на ужин попросту не находилось времени. И приходилось набивать желудок пирожками с пирожными, параллельно оттачивая практические заклинания.
Где же всё это время был Блэк, который совсем не разделял смену ориентиров Поттера и не рвался обременять себя учебой? Естественно, с Маккиннон. Но с того прецедента со Снейпом в их отношениях появилось нечто натянутое, и каждый разговор был подобен преодолению комнаты, где на пути к драгоценному сокровищу понимания нужно было пробираться через режущие растяжки недосказанности, как в фильмах бондианы. Они оба бесились, когда натыкались на очередную острую леску — Марлин закатывала глаза, Сириус всё чаще бросался вилками и ножами в Большом зале, пока остальные за столом под гнётом дискомфорта рассматривали свои тарелки.
Марлин можно понять. Она начинала встречаться с пёстрой лучезарной оболочкой — тем Сириусом, которого тот выставлял на всеобщее обозрение, пусть порой капли чёрной смоли и проступали наружу. Теперь же она увидела, насколько плохо обстоят дела, если одна низкая издёвка спровоцировала такую неоправданную жестокость. Сириус был нестабилен, словно поврежденная палочка, способная обратить магию против хозяина и опасная для окружающих. И Марлин совершенно логично пыталась выяснить причины поломки и, напарываясь на непробиваемое отрицание, ломалась сама.
И у этой проблемы существовало только одно решение — перестать отгораживаться от Марлин и впустить её в дремучий лабиринт, в центре которого таится запечатанный на все замки ларец с выгравированной буквой «Б». Вот только Сириус целенаправленно обводил эту границу в своей коронной манере, не признавая существование лабиринта вовсе. Римус уже сам был на грани, чтобы посадить их перед собой, как обиженных детей, и провести воспитательную беседу о доверии и взаимопонимании. Хотя, казалось бы, эти ссоры должны были его радовать, но на деле Римус чувствовал лишь обязательство помочь другу. Сириус не хотел потерять Марлин, а у Римуса уже вошло в привычку ставить желания других выше своих.
