— Это палочка Альфарда?.. — не доев и свой в итоге сэндвич, тихо спросила Доркас. Сириус утвердительно угукнул. — Она тебя не подводила?

— Не то чтобы я успел пустить её в ход, — фыркнул Сириус.

На ком её использовать? На Римусе? У Сириуса рука на него не поднимается.

М-да, а ты ещё амбициозно собрался по морде ему зарядить, Сириус. Сколько претенциозной фальши…

— А что? — Тупо, чтобы поддержать беседу.

— Она из граба, — посмотрела на него Медоуз, будто он что-то должен вынести для себя из этой информации. — В одном дневнике об этом была пара слов. Такие палочки очень верные… и капризные. Они впитывают принципы своего хозяина, разделяют страсть и никогда не сотворят колдовство, не соответствующее внутренним ориентирам первого владельца. Если ты можешь ею пользоваться, даже для простых заклинаний, это значит, что вы с дядей были похожи. Иначе она бы тебя не приняла.

— Познавательно, — усмехнулся Сириус, немного по-новому взглянув на перешедшую к нему спутницу. — Раз так, то при встрече с Римусом нам обоим кирдык.

Марлс использовала это словечко в качестве замены всеобъемлющему понятию «пиздец».

— Бродяга! — Заголосил его карман. Как по расписанию. И Сириус, отложив палочку, вытащил сквозное зеркало. — Как обстановка? — Уставились на него в маленьком кругляшке две теснившиеся рожицы.

— Вероятно, мы скоро откинемся, отравившись доисторическим соусом, который Доркас добавила в ужин, — с натянутой улыбочкой помахал он рукой Лили и Джеймсу. В зеркале и по другую сторону стола раздались три синхронных цоканья. — Ладно, что надо сказать? «Горизонт чист», «птица не в гнезде», какой-то ещё идиотский шпионский шифр?

— Ты должен нам сказать, что с вами всё в порядке, Сириус, — вытеснила Сохатого Лили.

И Сириус пересказал им те же мысли, что выложил ранее Доркас. Ибо нет — впервые в жизни, Сириус был способен чистосердечно признать, что ничего не в порядке.

— Но у тебя же есть план? — Заполнила весь кружок физиономия Джеймса. — У вас есть бомбы с аконитом, заклинания против оборотней, вы сможете отбиться, — и, видимо, Сириус не смог проконтролировать своё лицо, потому что у Поттера глаза из орбит вдруг полезли. — Ты не собираешься отбиваться…

— Никаких канапе на свадьбе, Сохатый. Конец связи, — убрал он горланящее зеркало в карман, наложив на него заглушающие чары. И если верить словам Доркас, Альфард тоже не любил лишние вопросы.

— Ты не собираешься отбиваться? — Нахмурилась Доркас. Жаль, её в карман не уберёшь. — Тогда к чему всё это?! — С резанувшим по ушам скрежетом встала она со стула. — Сириус, я не позволю тебе пострадать из-за меня! Никто больше из-за меня не пострадает, слышишь?!

— Доркас, просто сядь… — устало зачесал он волосы назад, — никто не пострадает. И ты в том числе. — Медоуз, потупив на него, послушно опустилась обратно за стол, и Сириус, растерев лицо, наоборот поднялся. — Только не превышай децибелы, хорошо? — Она с небольшой задержкой слегка кивнула.

И Сириус, глубоко вдохнув, закрыл глаза, а когда открыл, смотрел на подскочившую и отлетевшую в дальний угол — этого следовало ожидать — Доркас снизу вверх. Картинка привычно потускнела, но зато значительно расширилась, захватывая обзор больше ста восьмидесяти градусов. Для полного эффекта он ещё и гавкнул, отчего мулатка схватилась за сердце, а затем, повиляв хвостиком, сел на задние лапы и, наклонив голову, скульнул. Судя по выражению, вызвав закономерное умиление. Что-что, а заставлять ёкать человеческие сердечки в анимагической форме Сириус приноровился. И решив, что показательных выступлений достаточно, превратился обратно.

— …анимаг!!

— Где?! — Наиграно покрутился Сириус и повернулся к обомлевшей подруге. — Знаю-знаю. «Поразительно!», «невероятно!», «это же по силам только великим волшебникам!», «когда ты этому научился?», на пятом курсе, «это же вдвойне поразительно и невероятно!», — девчачьим голосом предсказал он все вытекающие восклицания.

— Это незаконно, — с каменным лицом осадила его Медоуз.

— Разве? Если не попадаться, вполне законно, — пожал он плечами.

— Законы работают немного по-другому, Сириус, — таки улыбнулась мулатка, — ладно, это правда поразительно. Из тебя вышел такой милый пёсик.

— Эй, я грозный и устрашающий. — Она улыбнулась ещё шире. Доркас не улыбалась с того дня, когда они играли в детективов в его зале, освещённом армиллярной сферой. — В общем, к чему всё это, — вынужденно стёр он след улыбки, — мы не будем отбиваться. Мы его загоняем.

Медоуз недоумённо сощурилась. А Сириус прямо на ходу собирал по кусочкам очередной план, детали которого прокручивал в уме последние дни. Всматриваясь в забитые вековой грязью трещины на столе, крутя палочку, поддевая и захлопывая пачку Мальборо, гипнотизируя таскаемый в другом внутреннем кармане рисунок.

Оставленный больше двух лет назад под его подушкой рисунок, слишком долго ощущавшийся плевком в лицо. Рисунок, который за два года пришлось не раз высушить от случайно пророненных слёз. Рисунок, который три недели назад успел враз потерять, а потом обрести смысл.

— Посмотрим, заденет это твоего Лунатика или нет.

В тот день ты знал, что уйдёшь.

— Ты не знаешь, как пройдёт следующий год…

Но ты тоже не знал.

— Больше всего Римус боялся потерять себя…

Ты ведь хотел, чтобы я сохранил его.

— Сириус?.. — вернула его в реальность Доркас. Очевидно, не с первого раза.

— Да. План, — встрепенулся он. — Есть какой-нибудь лес, который ты знаешь, как свои пять пальцев?

— Ну… в пятидесяти милях от дома…

— Отлично, — оборвал он. — Перед полнолунием мы трансгрессируем туда. Я почую приближение Римуса за полмили, и как только — так сразу мы переместимся на другой конец леса. Задача продержаться до рассвета.

— А дальше? — Без намёка на уверенность в голосе. И это был хороший вопрос.

— А дальше трансгрессируешь только ты. Я пущусь в погоню. Если надо будет, задержу его. Мой «пёсик», действительно, не просто «милый», я смогу потянуть время. Римус уязвим только в момент обращения в человека, и именно в этот момент я перемещу его кое-куда… — лицо Доркас предсказуемо вытянулось, и Сириус вздохнул. — В последний день он привёл меня в одно очень важное для него место. Возможно, это вызовет в нём хоть что-то. Если успею, покажу рисунок Марлин, понадобится — буду кричать во всю глотку…

— Но ты не можешь знать, сработает ли…

— Это последний шанс, — перебил он перебившую его подругу.

— Сириус, это…

— «Опасно»? «Безрассудно»? — Хватит уже с него этого выражения, появляющегося, так или иначе, у всех вокруг. — А я рискну! — Доркас аж в стул вжалась. — Римус, может, и не помнит меня, но раз в нём взял управление волк, эта мохнатая жопа вспомнит жопу моего пса, которая возилась с ним два сраных года, — и Сириуса просто прорвало. — Я буду в это верить! Буду верить, что все эти страдания на шестом курсе не херня собачья! Что человек, который жертвует всем ради друзей, не может ничего не сохранить в душе! Что, если в последний совместный день тебя привели на могилу матери, которую не навещали восемь лет, это что-то да значит! Я Сириус, мать мою, Блэк! И я поверю в ебучую-великую-любовь ещё один грёбаный раз! А если не сработает, то пошла бы она нахер!

Резко обернулся он к вновь сидящей с кирпичным лицом подруге и задергал воротом черной футболки, в которой стало слишком жарко.

— Ладно.

Ладно?!

— Ладно… — повторил Сириус. — А ты, — шагнув к столу, пока не растратился весь запал, — что бы ни произошло, пообещаешь не сдаваться, — Медоуз попыталась возразить явно нечто самобичевательное, и Сириус своевременно выставил руку. — Понятия не имею «как», Доркас. У меня нет инструкций, как жить после такого дальше! Скорее всего, случившееся будет преследовать тебя всю жизнь, потому что ты правда хороший человек. Но твоя смерть ничего не даст. Борись, сражайся, делай всё, чтобы положить конец войне. Чтобы подобное больше ни с кем не повторилось. Я не знаю, честно! Но, если приложишь все силы, возможно, однажды тебе станет немного легче. Поэтому не смей сдаваться, ясно?