Римус стоял посреди гостиной, судорожно ища выход, вторую дверь, потайной ход. Вот только всё было по-прежнему. Кроме того, что он решил покричать на всю ту же непреодолимую стену. Он всё ещё находился в тупике. А сила, с которой он решил схлестнуться, была ему не по зубам.
Но ещё необъятнее силы, таящейся за сверлящими его смеющимися глазами, было только выходящее за границы комнаты, дома, наверное, всей фермы эго.
И когда Римус подумал об этом, под ногами обнаружился люк.
[правда, хрен-пойми-куда-ведущий]
— Клянусь своей жизнью. — И широкая улыбочка с лица Сивого моментально исчезла. — Достойная цена для клятвы?
— Римус, — снова подавшись вперёд, но уже не вальяжно, и он понял, что попал в яблочко. — Ты мне нравишься, ты забавный, но неужели ты думаешь, что настолько?
— Да, думаю. Иначе я уже давно был бы мёртв. Ты скорее убил бы моего отца, чем меня, если бы я посмел бросить вызов и «облажался». Хотя должен был бы, как и любого другого. Так что да, я уверен! — [Хорошего полёта, Римус] — Ведь я твоя самая долгосрочная инвестиция, долгожданная игрушка, эксперимент. Тебе не плевать на мою жизнь. Ты не хочешь, чтоб она заканчивалась. Получается, её цена возрастает. Поэтому, раз мы заключаем справедливую сделку, у меня есть требование. — Он ожидал, что его прервут в любой момент. Но он никак не наступал. — Если я умру, ты отпустишь из стаи тех, кто захочет уйти. Они проживут без тебя, найдут такое же безопасное место, и ты со своими вассалами никогда их больше не побеспокоишь.
По гостиной разлетелось три размеренных хлопка, и три раза качающий кровь предатель споткнулся. В такт каждому.
— Ого… вот это да-а… — облизнулся Сивый, — яйца у тебя оказались что надо! Мне согласиться? — Обратился тот к сидящей будто на низком старте Харли. Она была даже как-то слишком напряжена для той, у кого всегда всё под контролем. — Дай-ка подумать… а может, убить тебя прямо сейчас, и дело с концом? — В четвёртый раз. — Не-е, — скривился Сивый, — это скучно! Признаться, Римус, меня заразил твой азарт. Рвёшься отдать жизнь за собратьев. Это что-то свеженькое. А впрочем… — выдержал тот интригу и, хлопнув по подлокотникам, поднялся, — по рукам! Но тогда я, — враскачку подойдя к Римусу и понизив до предела тон, — выбираю место и время. Я же всё-таки вожак, как-никак, — и Сивый, хмыкнув, посмотрел на него так, будто выбирал, с какого злачного местечка оторвать первый кусок от загнанной добычи. — Там же, где ты сегодня обосрался перед стаей. Через две недели. Идёт?
Что?
— А-а, — протянул тот, чуть повернувшись к волчице, — он же не знает, — и возобновив зрительный контакт с Римусом, — милая, что у нас через две недели?
— …ночь багровой луны.
— Ночь багровой луны! Догадываешься, почему она так называется? — Наклонившись почти к его лицу. Римусу и качать головой не нужно было. — Полное лунное затмение. Наш маленький кружочек на небе окрашивается в цвет кровушки. Кстати, прям той самой, что залил весь двор почивший глава нашего любимого отдела! — Хладнокровно наблюдать за этими скачками настроения было худшей пыткой, чем терпеливо ждать, пока собственная конечность доведется до средней прожарки. — Другой шанс тебе представится не скоро, а ведь какой удачный! Наши волки ненадолго уснут, будем только ты и я. Сразимся как волшебники или как мужчины? Рукопашный бой или, может, возьмём по ножу, чур, мой больше! Ну да хер с ним, я даже выдам тебе палочку, — и Сивый, вытянув согнутую в локте руку, опять отвернулся к Харли. — Разве я не лучший папочка на свете?
— Идёт, — сжал он сухую мясистую ладонь, отвоевав внимание обратно, и она, резко продвинувшись, накрепко вцепилась в предплечье.
— Приятно иметь с тобой дело, — подмигнув ему бровью. — А теперь сделку надо обмыть, так что… — и впервые Сивый отдал ему настоящий приказ, который показался рухнувшим на волю многоэтажным зданием, — сядь наконец и возьми грёбаную бутылочку пива.
— Ты сможешь, — встряхнувшись, подпрыгнул Римус на месте и, убрав палочку за пояс, вышел из комнаты.
Из-за кипящего в воздухе волнения невозможно было сосредоточиться ни на чем конкретном. Все запахи, мысли — свои, чужие — перемешивались в бурлящий поток, несущий только вперёд.
Римус выскользнул через чёрный ход, откуда был кратчайший путь к его привычной отправной в волчьи похождения точке. Солнце справа уже практически зашло, но пока у него была льгота в минут десять — собраться с мыслями, духом, телом. Он абсолютно не представлял, чего ждать от этой ночи, когда наступит затмение. Что вообще значит «волк уснёт»? Те, у кого он мог аккуратно спросить, как и Римус, не сталкивались ещё с силой воздействия «багровой луны». А те, кто знал, ему бы в лицо точно посмеялись. В итоге всё свободное время эти две недели Римус только и делал, что вспоминал все боевые заклинания. Однако свободное время ему [внезапно, ни с того ни с сего, почему-то] урезали.
Как бы там ни было, отступать было уже некуда.
— Так, в последний раз, — нагнал его у амбара Стив, — я не говорю, что это плохая идея. Я говорю, что это ужасная, отвратительная идея. Хуже не придумаешь. Сивый больше, сильнее, старше, он, блин, Пожиратель смерти. Он же тебя убьёт, Римус!
— А ты знаешь, как вселить уверенность, — шагая вперёд.
— Я и не пытаюсь вселить уверенность, — выпрыгнув перед ним и остановив за плечи, — я пытаюсь тебя отговорить. Извинись, сдайся, покайся, боже-Римус-просто-не-делай-этого! Найдем другой способ.
— Его не будет. Ты был прав, Стив. Я «беру флаг». Убьёт, так убьёт. Вы в любом случае будете свободны.
— Да к черту такую свободу! — Закричал шёпотом Стив, удерживая его, хотя Римус и не вырывался. — Я ж на эмоциях говорил.
— Ты нашёл Кая? — Перевёл он тему. Та для Римуса уже была закрыта. — Сказал ему спрятаться?
— Римус… — всмотрелся тот в его глаза. И отпустил хватку. — Да, сказал.
— Хорошо, — хлопнул он Стива, совершенно раздавленного, выше локтя, — береги себя, брат, — и, не дожидаясь ответа, кувыркнулся в воздухе.
Парочка вновь потревоженных птиц взлетела с ветки дерева, под которое он перенёсся, и Римус, осмотревшись, хотел уже раздеться, чтобы спрятать одежду с палочкой и перекурить. Вероятно, в последний раз. Как рядом раздался хлопок, и его, развернув, прижали к стволу. А в следующий миг вокруг него и того, кто зажимал ему рукой рот, образовался такой плотный звуковой барьер, что был виден невооруженным глазом.
— Что ты делаешь? — Оторвал Римус от своего лица чужую ладонь, и Дэмиан упёр её в ствол дуба, уставившись в район ключиц. — Дэм, у меня нет на это времени!
— Есть. У тебя есть пара минут, чтобы меня выслушать, и ты, Римус, хочешь меня выслушать. Просто перестань отпираться и прислушайся ко мне хоть раз, — посмотрел Ланкастер в упор, и в повисшем молчании Римус услышал бьющееся набатом в груди напротив сердце. Чересчур быстро даже для оборотня. — Из-за того, что мы «связаны», я чувствую всё, что чувствуешь ты. Абсолютно всё. Даже на большом расстоянии. Знаю, ты не даёшь этой «связи» разрастись, — Дэмиан прикрыл веки, и уголок его губ нервно дрогнул, — а я, как последний идиот, не смог её сдержать…
— Дэм… — начал он без понятия, чем закончить. Ему и не дали, так как Ланкастер просто запечатал его рот. Жадным, почти животным поцелуем, на который он не мог даже ответить. Но позволил.
Первый поцелуй за длящуюся год связь. Горький, пропитанный обидой, неудовлетворённостью. И словно выжавший все соки, потому что, когда он разорвался, Римус уже стоял на чуть согнутых коленях. На мгновение показалось, что похожее чувство у него словно уже когда-то мелькало.
Показалось?
— Ты не сможешь победить, — севшим голосом произнёс тот и поднял на него светящиеся жёлтые глаза. Барьер уплотнился ещё сильнее. — В честной схватке. Я уже попадал под затмение. Привязанности, инстинкты, обострённые чувства — всё это исчезнет. Приготовься вспомнить боль от обращения. К тому, что почувствуешь себя оторванным от мира, будто ты совсем один. После жизни в стае, это собьёт тебя с толку. И это не всё. Ваш бой не будет один на один. На одиннадцать минут иерархия потеряет значение, — что? — В затмение наши законы не действуют, Римус. Ты победишь, а это не будет считаться, если твой волк не окажется достаточно силён. Тебя потом просто разорвут, но до этого и не дойдёт, — качнув головой, отстранился Дэмиан. — Многим выдали палочки, они не будут просто стоять и смотреть, как ты бьёшься с отцом.
