Словно отвечающий за чувства механизм сломали… или он сам атрофировался. Откровенно говоря, Римус не помнил, чтоб вообще когда-либо был влюблён.
В любом случае, ему было не до этого. Надо решать проблемы по мере поступления.
И первой в списке была очередная ударившая в голову Сивому прихоть.
Но когда Римус продвигался с подносом к черному ходу мимо комнаты отдыха, в которой наслаждающиеся выходным счастливчики рубились в карты, играющая фоном по радио песня подошла к концу и сменилась новой — буквально дёрнувшей его за шкирку, заставив остановиться.
Ла-ла-ла-ла-ла-ла, Ла-ла-ла-ла-ла-ла…
Диафрагма сжалась, стиснув пропустившие вдох лёгкие. Разумеется, он уже слышал эту песню, как и сотни других песен, но отчего-то он не смог сдвинуться ни на шаг. Римус попытался вспомнить, где именно слышал её последний раз.
Она ведь определенно что-то значила…
О, детка-детка, это безумный мир.
Это трудно принять, но ты просто улыбнись.
О, детка-детка, это безумный мир.
Я всегда буду помнить тебя ребенком.
И только вроде у него получилось ухватиться за призрачную тень, как на него обратили внимание несколько пар глаз, и та выскользнула, унёсшись шепчущим в подкорку течением.
С тобой всё нормально? — Обеспокоенно поднял брови Стив.
Римус утвердительно кивнул, и поскорее направился туда, куда шёл. К дальнему амбару, напротив которого они со Стивом разошлись утром.
Петли издали сводящий барабанные перепонки скрежет, когда он потянул на себя тяжелую дверь, и прогнали под веками уже четкие не столь давние картины. Долгое время только этот скрежет ему и снился.
Нос сразу зачесался, как только он ступил в затхлую духоту. Сваленный у пошарпанных стен хлам из досок и различных инструментов вонял многолетней пылью, заброшенное магловское оборудование — ржавчиной. Но этот ароматный коктейль и вполовину не так раздражал обоняние, как застоявшийся запах пота и крови. Кровь, к слову, была свежей.
Римус прошёл вдоль престарелого трактора, повернул за нагромождёнными друг на друга тачками и, непроизвольно поморщившись, опустил взгляд на поднос.
— Время обеда, — как можно миролюбивее произнёс он. Ответа вслух не последовало, но в перехваченном озлобленном взгляде светилось отчетливое «засунь его себе в зад».
В поручение не входил пункт запихнуть еду в глотку силой, поэтому Римус просто поставил поднос на притоптанное сено так, чтоб забившийся в угол парень потом смог до него дотянуться. Пылающие отвращением глаза вновь уткнулись в сложенные на коленях худые предплечья. Железная цепь, припаянная к ошейнику — единственной одетой на нём вещице — была уже длиной едва ли полтора метра.
Отчасти Римусу стало его искренне жаль.
Этот новообращённый ещё не научился закрывать своё сознание, и рядом с ним Римус чувствовал себя как в первом ряду перед сценой с поднятым занавесом. Его пренебрежительное отношение, гнев, отрицание и жалость к себе словно витали в воздухе. Парень ещё толком не осознавал, что с ним произошло, где он оказался и — что печальнее — почему. Две недели назад он был среди знати, а теперь — в грязном амбаре, истекающий кровью из оставленной поселившимся внутри зверем раны.
— Могу её залечить, — на пробу предложил Римус, заранее предвещая отказ. Брюнет только сильнее вжался в угол, прикрыв, наверное, даже изящной ладонью растерзанное плечо.
— Не подходи ко мне, мерзкая погань. — Цепь тут же укоротилась на одно звено.
Да уж, куковать ему ещё не одну неделю в этом амбаре.
— Обидно потерять всё из-за одного необдуманного высказывания… но зачем упорно усугублять положение?
Правильные черты худого лица передёрнуло, однако вокруг ярко-зеленой радужки выступила сетка капилляров. Кстати, где-то Римус это лицо уже видел. Так или иначе, парень вновь сгруппировался, а своими проповедями Римус «может подавиться», поэтому он отогнал муху от остывающей отбивной и поднялся с корточек.
— Постой, — на удивление почти [почти] без надменности попросил тот вполголоса. Собственно, только из-за этого он и обернулся. — Ты же Римус Люпин, да?
— Допустим.
— Точно, ты был одним из этих… как же… «мародёров»? — Ну, было такое. В последнее время факты его биографии что-то зачастили напоминать о себе. Новообращенный выдохнул как будто с облегчением и деланно поднял ладонь. — Элиотт Нотт. Ваша гриффиндорская шпана изрядно подпортила мне жизнь на последних курсах.
И Римус вспомнил.
Элиотт Нотт — бледная, как труп, вторая половинка Люциуса Малфоя. Они выпустились, когда Римус окончил третий курс, а им на смену к слизеринской власти пришли Розье и Эйвери.
— Я бы извинился, но вряд ли в сложившихся обстоятельствах это важно.
— Пиздец какой-то… — с хриплым смешком откинул тот голову на стену, — Римус Люпин. Последний, кого я ожидал здесь встретить. А как же твои дружки? Блэк? Поттер? — Римус, не особо врубаясь в подтекст вопроса от фаната Волан-де-Морта, нахмурился. — Почему ты с этим зверьём? — Ещё на одно звено сократившаяся цепь натянула ошейник так, что тот зашипел.
Наплевав на ожидаемый протест, Римус приблизился к цепляющемуся за остатки гордости аристократу и опустился прямо перед ним. В распахнувшихся глазах мелькнул испуг.
— Я один из «этого зверья». И, — к сожалению, — ты теперь тоже. Статус, деньги, чистота крови, всё это здесь пустой звук. Забудь о них, как твоя благородная семья забыла о тебе, отдав Сивому. — Под белой тонкой кожей проступили желваки. — Поверь, чем быстрее ты это усвоишь, тем лучше будет для тебя.
— Что, блядь, я должен усвоить, сидя на ебанной цепи? — Выплюнул тот, подавшись вперёд.
И Римус не обязан был объяснять тому суть. Лично ему никто не давал подсказок. А этот парень был из типа людей, которых Римус хотел бы, в принципе, искоренить в обществе. Ведомый, самовлюблённый, не признающий отличную от своей точку зрения и, очевидно, своих ошибок. Однако Сивый уже заставил того дорого заплатить за одну, и Римус, проглотив своё собственное пренебрежение, посмотрел на неприятного призрака прошлого как на потерявшегося человека, нуждающегося в помощи.
— Что назад дороги нет, — ровно произнёс Римус и, воспользовавшись секундным помутнением на привлекательном без заносчивой маски лице, прижал ладонь к открытой ране. — Сейчас ты никто. Относительно же хорошая новость в том, у тебя есть шанс начать всё заново, а для этого нужно отсюда выйти. Так что сперва перестань сопротивляться. Цепь станет свободнее, если ты прислушаешься к волку, примешь его. Докажи, что готов учиться у остальных или хотя бы слушать, и всё закончится.
Но, на самом деле, это испытание воли. Ты выйдешь отсюда, когда вожак так решит. Да, сейчас ты ненавидишь его, это даже может не измениться. И всё же по итогу одна часть тебя будет ждать Сивого сильнее, чем ребёнок Санта Клауса на Рождество.
Вот что сказал бы Римус, если бы мог сказать всю правду.
Он убрал руку с плеча, на котором остались три затянувшиеся полосы — облизывать друг друга было вовсе не обязательно [как, блядь, выяснилось не сразу!] — и подал обед уже переваривающему пищу для размышлений парню. На этот раз принципиальных отказов не поступило.
Элиотт даже благодарно кивнул.
— А ты… — неуверенно начал тот, когда Римус должен был уже завернуть к ведущему на выход проходу, — сколько недель ты тут сидел?
Похоже, Нотт был в большем шоке оттого, что мирно общался с бывшим гриффиндорцем. Сейчас, с открывшегося им ракурса, факультетская вражда казалась такой несусветной мелочью, о которой можно вспоминать даже с лёгкой ностальгией.
Но Римус усмехнулся не поэтому.
«Недель»
Если бы.
— Полгода.
И за те полгода его цепь не сократилась ни на дюйм.
Комментарий к Глава 2.7 Тупик * Эту песню пел Сохатый на своём дне рождения в главе Сюрприз ч2.
====== Глава 2.8 Черта ======
Берясь за неблагодарный преподавательский труд, Римус, разумеется, отдалённо понимал, что придётся нелегко. Разброс возраста молодняка был от семи до тринадцати лет, и когда Римус увидел носящуюся по ферме не иначе как свору, все они были на одном уровне развития — ниже плинтуса. Но стоило выпросить себе право заняться их обучением, разница таки проявилась. Немного не так, как он рассчитывал, конечно. Старшие, привыкшие к отсутствию дисциплины, постоянно спорили и принципиально воротили нос от гранита науки, а вот с младшими всё оказалось не так запущенно. И всё-таки понятие «неблагодарный труд» явно не вмещало и половины «неблагодарностей», прилетевших Римусу в рожу на своём альтруистическом пути.
