О том, что Рег получил метку, знал только один человек. Сириус больше никому не рассказывал о том, что происходило на шестом курсе, и тем более не делился случившимся тем летом, когда брату исполнилось шестнадцать. Пусть так всё и остаётся. Однажды он должен будет сам с ним разобраться… но в глубине души Сириус просто до сих пор надеялся, что когда-нибудь Регулус придёт к нему и попросит шанс.

— Если не давать шанса человеку, который оступился, который просит, умоляет дать ему этот шанс, то я не понимаю, за что мы собираемся сражаться!

Три удара — чужого голоса в его голове, затылка об кафель, нетерпеливого стука в дверь — и Сириуса снова чуть не вывернуло.

— Блэк, ты там утопиться решил?!

— …чья преданность выше, мистер Блэк. Человека, которому нечего или есть что терять?

Ему так хотелось уверовать в эти слова, зацепиться за них.

Вдруг ты думал, что у тебя нет выбора?

Один вопрос.

Два человека.

И в чей он адрес?

====== Глава 2.3 Причина всего (часть первая) ======

...спустя два месяца в норвежских горах. Из всех видов магических существ у оборотней сильнее и нагляднее развита иерархическая система. Отношения в стае основаны на уважении, схожем с обожанием, реже — на страхе, но здесь важно уточнить, что стая, которую я повстречал, была свободной. Эти оборотни не подвергались гонениям и обосновались в горах по собственному желанию…

— Пряничек?

— А?.. — Сириус вынырнул из дневника, уставившись на протянутый мешок мучных окаменелостей, и мотнул головой.

— Зря. У тебя часов пять во рту даже крошки не было.

— Зато ты уже пять часов жуёшь так громко, словно это не пряники, а гравий, — фыркнул он, ища нужную строчку. — Отвлекает.

Медоуз хмыкнула, но промолчала, поёрзав на софе и снова сменив позу. У него и у самого затекли все конечности, и Сириус вытащил из-под поясницы подушку, кинул её на пол и распластался, вытянув ноги. Читать на весу было неудобно, но теперь он хотя бы укрылся в карьере из стопок дневников. Возможно, они отчасти приглушат посторонние звуки. От Доркас всегда исходило слишком много звуков. Она вечно грызла что-нибудь непременно твёрдое и хрустящее, пила газировку через трубочку — и пытала и её, и Сириуса, когда содержимое полулитрового стакана заканчивалось.

Если Доркас не жевала, она обязательно бубнила себе под нос то, что читала.

... а также ввиду повышенной температуры тела оборотни предпочтительно селятся в местах с умеренным климатом и, как правило, вблизи непроходимых, безлюдных лесов…

— Ты знал, что Альфард год преподавал в Ильверморни? — Сириус подхватил первый попавшийся дневник и запульнул им наугад из сымпровизированных окопов. Слишком высоко, чтобы попасть в Медоуз, но в нужном направлении, чтобы посыл был ясен. — Мимо!

— В следующий раз не промахнусь! Это тебе не приключенческие романы, Доркас. Какое отношение Ильверморни имеет к тому, что мы ищем?

— А ты смотри шире. Например, угадай, что он преподавал. — Сириус нехотя сел в вертикальное положение только ради того, чтобы смерить мулатку как-ты-мне-дорога взглядом. — Можно было бы подумать на Уход за магическими существами, но не тут-то было. Астрономию, Сириус.

— И? — Зачесал он назад волосы, облокотившись на стопку.

— Ты сказал, что мы ищем «взаимосвязи». Если он был хорош в астрономических науках, может, надо искать что-то связанное с небесными явлениями?

— Ради бога, — упал он обратно. — Всё, что касается лунных циклов, мы прошли на пятом курсе.

Медоуз там что-то побурчала, и Сириус, не растрачивая нервы, вновь поднял дневник над головой.

Вопреки его замечанию про приключенческие романы, у половины прочитанного было предостаточно общего с этим жанром. Оттого мучило навязчивое ощущение, что они попусту тратят время. Время, которое истекает, если припомнить слова вампира. Так Доркас, вызвавшаяся помочь — хотя Сириус её не просил — ещё и спускает его на всякую хрень, зачитываясь увлекательными похождениями Альфарда в Америке.

Сириус прочёл страниц десять по диагонали, не выделив ничего полезного из опыта пребывания в скандинавской стае, и, захлопнув хрен-знает-какой-по-счету дневник, отложил его в сторону. Голова уже гудела от количества бесполезной информации. Он размял ладонями лицо, будто это поможет взбодриться, но когда взял следующий блокнот в кожаном переплёте, буквы начали разбегаться, а строки сыпаться.

— Так, мне нужен кофе, — рывком вскочил он, тут же слегка покачнувшись.

— Ты хоть знаешь, который час? — Изогнула бровь Доркас. Теперь она лежала на диване вниз головой, забросив ноги на спинку.

— Да, — крутанулся он на пороге, обведя срач из фантиков, окружающий Медоуз. — Час тебе трансгрессировать восвояси, а мне выпить кофе, — и сбежал по лестнице.

— Час ночи!

Пфф, детское время.

Сириус ложился примерно в тот промежуток, когда небо становилось сизым, но солнечные лучи ещё не бились в непроницаемые шторы. Конкретный час он не знал. Все часы были выброшены на помойку в первую же ночь в этом доме.

Он не выносил блядского тиканья с детства. Когда-то оно даже умиротворяло и помогало уснуть маленькому Сириусу, либо было вовсе незаметным, если не заострять внимание. Когда-то… а потом его мать перестаралась со своими воспитательными мерами и подарила ему шикарнейшее воспоминание, пронизанное такой безысходностью, что он до сих пор помнил те захватывающие ощущения. Помнил, как сидел в спальне брата, погрузившегося в глубокий сон. Его тоненькие застывшие черты, практически прозрачную кожу и пугающе медленное дыхание — абсолютно беззвучное. Во всей комнате не было ни звука. Кроме грёбаного стука секундной стрелки. В тот день, сидя перед кроватью Рега, сгибаясь всё ниже и сильнее хватаясь за волосы с каждым ударом, он и взорвал свой первый циферблат. И потом никогда уже не мог не замечать дотошного въедающегося звука отсчёта, переносившего его в то воспоминание. Которое повторялось и повторялось.

Даже когда он уже учился в Хогвартсе. Когда перед ним лежал уже не Регулус. Когда вокруг была не комната, освещенная одной свечой, а слишком светлое больничное крыло.

Биение стрелок навсегда закрепило за собой это гнетущее чувство.

Беспомощность.

Просто сиди и жди, пока дорогой тебе человек не откроет глаза.

Шипение почти достигло пика, и прежде чем оно переросло бы в бурление, Сириус снял турку с огня на деревянную круглую подставку и, опёршись ладонями на столешницу, прикрыл на минуту глаза, гоня из-под век непрошеные картины.

А прогонять их становилось всё сложнее.

С того момента, как он зарылся с головой в поиски этой соломинки в яме с иголками.

Каждая строчка дневника — новый укол, напоминание, пускающее кровь, вытягивающее силы похлеще поцелуя дементора. И хоть бы одно воспоминание было хорошим. Нет. Даже будь они изначально самыми светлыми, драгоценными — спустя два года, их словно покрыл слой невыводимой плесени, которой уже дышать было невозможно.

Ему приходилось перечитывать страницы по несколько раз, потому что внутренний голос постоянно перебивал другой — то спокойный и рассудительный, то низкий с притягательной хрипотцой, то встревоженный и уверенный. Разве это возможно — помнить чужой голос до таких мельчайших подробностей? Наверное, если бы Доркас, Мэри или Марлин не составляли ему по очереди компанию в штудировании залежей повестей о быте оборотней, Сириус в итоге бы свихнулся и таки заговорил с ним в своей голове. А пока ещё с трудом, кое-как, но удавалось его насильно заглушать, читая про себя во всё горло.

— …моя мать видела во мне монстра! Отец выпер меня из дома, считая, что раз я не хочу садиться в клетку, то мне дорога только в стаю Сивого, а мой пушистый попутчик вроде как и не против…

Пожалуйста.

Заткнись уже.

— Я так-то молчала, — заносчиво прокомментировали из-за спины. Сириус не заметил ни как та спустилась в кухню, ни как заговорил сам с собой, ни как настолько сильно сжал кулаки, что с внутренней стороны ладоней пропечатались отметины.