Обойти каждый закуток, наполненный картинами прошлого. Дотронуться до стен, ставших родными. Почувствовать запах выпечки, распространяющийся с кухни. Услышать эхо детского смеха, гуляющего по коридорам.
Шесть лет.
В Хогвартсе он нашёл друзей, нашёл заботу, познал радость и печаль, от которой разрывалась грудная клетка. Но сейчас плохие воспоминания словно сделали ему одолжение и притаились, дав ему побыть наедине со счастливыми моментами, оживающими вокруг, пока он продвигался к библиотеке.
А те, что изначально причиняли боль, оказались самыми светлыми и хрупкими частичками памяти.
— Просто прекрати уже вести себя так, словно моё признание на что-то повлияло!
— Ну, а если повлияло…
Римус с улыбкой проводил растворившихся фантомов двух парней, запутавшихся в своих невысказанных чувствах, произнёс пароль и потянул дверь на себя. И это и проклятие, и дар — натыкаться повсюду на людей, которых вроде не ожидал, а вроде хотел увидеть. И обязательно лоб в лоб.
— Теперь ты меня преследуешь, Римус Люпин? — Взметнул брови Нейт, освобождая проход.
— Мне до тебя ещё далеко, — усмехнулся Римус и обрушил на стойку груду фолиантов, — здесь всё, что я брал, мадам Пинс.
— Минуту, — подозрительно щурясь, зашелестела журналом библиотекарь, а он тем временем развернулся вполоборота к, видимо, решившему дождаться его префекту. И почему-то так же, как с Сириусом, отвел взгляд. — Да, всё по списку, мистер Люпин. Можете быть свободны.
Замечательно.
— Разве ты обычно возвращаешь книги не между первым и вторым гудком поезда? — Поддел блондин, пропуская его вперёд.
— Не понимаю, почему у всех сложилось такое впечатление, — слукавил Римус. Он действительно всегда тянул с этим делом до талого.
— Слушай, ни на что не намекаю, — издалека начал Белл, когда они молча прошли больше половины коридора, — но я знаю, как ты выглядишь, изводясь от какой-нибудь дилеммы.
— Если бы это была дилемма… — пробубнил Римус, и Нейт одернул его за локоть, вынуждая оторвать глаза от пола.
— Не хочешь поделиться? — В карей радужке блеснуло искреннее беспокойство, да и улыбка стёрлась подчистую. Римус не мог поделиться, как бы ни хотел. Но он мог вернуть эту полюбившуюся однажды улыбку.
— Та песня, что ты выбрал для Джеймса, — уголок губ напротив пикантно дернулся вверх, — спасибо, Нейт.
— Я умею эффектно и появляться, и уходить.
— Да, этого у тебя не отнять.
— А у тебя не отнять мастерства съезжать с темы, — качнул головой Белл и втянул скулы. — Что ж, меня ждут в теплицах, а тебя в башне Гриффиндора. — Римус отрывисто кивнул, и Нейт, пробежав по нему взглядом сверху вниз, отступил спиной вперед. — Хороших тебе каникул, Римус Люпин.
— И тебе, — негромко пожелал он, сглотнув, чтобы смочить пересохшее горло. И блондин, круто развернувшись, взмахнул завитыми волосами и скрылся за поворотом на развилке.
Для Нейта его внутренние терзания всегда были такими очевидными. Интересно, что бы он посоветовал, расскажи Римус о своей ситуации. С его-то пуффендуйской гибкой моралью. Может, Нейт бы его даже не осудил и посчитал уход прекрасной возможностью познать свои силы. Он научится в стае тому, чему его никогда не обучат в Хогвартсе, но сам Римус вообще не мог занести этот довод в колонку плюсов.
Кроме единственного пункта, совпадающего с условием сделки, в ней ничего не было.
Зато кого его ситуация бы точно позабавила, так это Элерса, который, по всей видимости, променял мораль на забитый шляпками шифоньер. И Римус был уверен, что тому уже о ней известно. Хрен знает как, но Элерс пролезал во все секреты без мыла. Можно лишь отдать должное за то, что он их хранил надёжнее гоблинов, охраняющих чужое золото.
Он не поднимет тему, если только не спросить напрямую. Римусу же хватило прошлого разговора по душам, когда тот расписал во всех красках, как ему полезно будет пожить среди сородичей. Так что он довольствовался только редкими красноречивыми переглядками в конце уроков и не имел никакого желания высыпать на открытую рану ещё один галлон соли.
Но теперь ему уже нечего было терять, и обратный путь до башни Римус выбрал через третий этаж. Если судьбе будет угодно, он напорется на ещё одну встречу, если нет — просто пройдёт мимо. Вот только судьба — особа своенравная, и когда ей ставишь условия, она опрокидывает тебя на лопатки и перешагивает. Что нужно делать? Нагло брать её в свои руки.
И, произнеся «змеиные ублюдки», Римус схватил ручку двери и вошёл в кабинет сам.
По крайней мере, ему нужно попрощаться.
— Если память мне не изменяет, мы уже простились, Римус, — мягким тембром пропел профессор с лестницы в личный кабинет.
— То на уроке и официально, — заглянул он в обезличенную комнату, дожидающуюся следующего отбитого фрика, и прошёл мимо Элерса в лазурно-серебристой мантии. — Наверное, мне хотелось сказать вам «спасибо» ещё и лично.
— Приятно слышать, — скользнул тот за пустой стол и опустился в самое непримечательно коричневое кресло. — Но нам ведь обоим известно, что ты хочешь сказать не только «спасибо», — Элерс подложил пальцы под подбородок.
— Как вы это делаете? — Не выдержал Римус. Без агрессии, ведомый одним лишь любопытством. — Как читаете мысли?
— Секрет фирмы, — ухмыльнулся тот, и Римус непроизвольно цокнул, откидываясь на спинку кресла. — Римус, я не читаю мысли, — то ли сжалился, то ли устал играть в игры Элерс, — что делают сирены?
— Топят людей? — Выгнул он бровь. Элерс ухмыльнулся, будто ему польстило.
— И это тоже. Но также мы считываем тревоги. А остальное, — манерно повертел тот кистью, — дело логики и наблюдений. Так, что ты хотел сказать? — Мужчина наклонил голову и медленно моргнул. — Или спросить?
Римус поёрзал в кресле, окинув пустые стеллажи, и с тяжелым выдохом протёр лоб. Если бы он знал…
— Что… что мне делать?
И хитрые смешинки в проницательном взгляде профессора наконец померкли. Он стал понимающим. Как и голос.
— Ты знаешь, что делать. Иначе ты бы не сидел сейчас в этом кресле, оттягивая момент прощания с друзьями. Тяжелейший момент, потому что они не будут знать, что это прощание. Но если тебе нужно моё мнение, — деланой интонацией, — я думаю, ты поступаешь правильно.
— Потому что это моя природа… — сам себе кивнул Римус.
— Потому что правильный выбор всегда самый трудный, — самым серьёзным тоном, который Римус слышал от него. — Оставить всё, что тебе дорого, чтобы сохранить — это неимоверно трудно.
У Римуса засвербело в уголках глаз. Нет, он не собирался вновь плакать. Но впервые он мог кому-то высказаться.
— Я боюсь, что на выходе я не смогу сохранить даже себя, — вполголоса признался он. — Я уже теряю себя, с того дня, когда вы дали свой первый совет. Я не виню вас, меня бы в любом случае нашли. Но волк… он хочет к ним. И он сильнее меня.
— Пусть и так, — моментально согласившись. — Но твои слабости, Римус, в итоге обернутся твоими сильнейшими сторонами, — непоколебимо произнёс Элерс. — Дружба, любовь, верность. Это твои козыри. А что делают с козырями? — Слегка улыбнулся тот, видимо, отмечая выработавшуюся привычку задавать ученикам наводящие вопросы.
Римус неопределенно пожал плечами.
— Прячут в рукаве?
И тот подался вперед, придав своему тембру такие вибрации, словно зачитывал пророчество.
— До последнего. Когда будет казаться, что ты проиграл, что надежды нет, тогда ты ими и воспользуешься. А до тех пор, спрячь их. Как можно глубже. Блефуй. И главное, поверь сам в свой блеф.
Они неотрывно смотрели друг на друга, наверное, целую минуту. И за эту долгую минуту Римус почувствовал, что он справится. Элерс верил в него, не желал зла и дал самый лучший совет, который, возможно, поможет ему пережить следующий год. Он поступит как Сириус — спрячет самое ценное, что у него есть, в непроницаемый ларец, а ключ выкинет туда, где его даже волк не разыщет со своим острым нюхом.
— Настал момент сказать «спасибо», — легонько постучал по подлокотникам Римус, поднимаясь.
