Но правда, как всегда, посередине и, что погано, в словах Элерса. Он зверь и человек.

С пробуждения волка Римус прочувствовал это сполна. Нечеловеческие инстинкты, гипертрофированное чутьё, постоянный голод, жажда. Он уже легко распознавал те запахи, которые как бы никто не хочет распознавать, и теперь ему даже было известно, кто с кем спит из преподавательского состава.

Сириусу необязательно знать об этом. Насколько бурлят в нём низменные потребности, насколько Римус теперь легко видит его насквозь в Большом зале, когда тот намеренно не смотрит на слизеринский стол. Насколько теперь отчетливо он чувствует всё, что тот прячет под беззаботным амплуа, слышит его срывающееся сердце, когда они наедине. Сириусу нужна эта иллюзия, как самозащита. Хотя бы одна стена, за которой он может спрятаться даже от него.

И это лишь жалкая горсточка взятых с верхушки причин, не дающих Римусу быть с ним полностью откровенным.

Заставив Поттера поклясться, чуть ли не положив руку на Нимбус, что они не увяжутся за ним и, если надо будет, вырубят Блэка сонным заклинанием, он спустился в больничное крыло за мадам Помфри, которая проводила его до хижины. Хвост не предложил составить ему компанию, но Хвоста никто и не просил. От одной крысы толку мало — что есть, что нет.

Естественно, вслух этого никто не произнёс.

Когда дверь за целительницей закрылась, до начала обращения ещё оставалось время. Римус использовал его по назначению — разделся, сложил аккуратно одежду и закурил, развалившись на старой софе и абстрагируясь от мелкого копошения насекомых в обивке, раскаляющихся суставов и ускорившегося в несколько раз кровообращения, разгоняющего ртуть по сосудам. Просто мир да грёбаная благодать. А затем, словно окончательно приняв жизнь, выпавшую на его долю, в последний раз затянулся, потушил бычок о сломанный столик и, опустившись на пол, приготовился к вывиху двухсот костей в его теле.

И полнолуние прошло совсем по-другому. Раздирающая агония, боль до потери сознания, конечно, не пропустили свой ежемесячный визит, однако волк будто взял часть их на себя. По крайней мере, впервые он не ощущал, что проходит через всё в одиночестве, от которого его не спасали даже Мародёры. И очнувшись, ещё не открыв глаза, Римус вдруг обнаружил, что так же частично, но помнит отрывочные кадры, заснятые ярко-жёлтыми глазами волка. Вот только кадры эти никак не вписывались в задуманный сценарий.

Ни стен, ни остервенело выламывающих доски лап. Вместо этого — свежий ветер со вкусом молодых листьев, притягивающая луна на небе, валяния в траве, игры. Там было не заточение, там была настоящая свобода.

И он был там не один.

Он был не один в Запретном лесу. И он совершенно точно был не один сейчас в Визжащей хижине.

Но мысль о нарушивших договор Мародёрах даже не проскочила, потому что этот запах Римус бы ни с чем не перепутал.

Неоднородный, смешанный с чем-то ещё, но распознанный моментально на инстинктивном уровне.

Этот запах Римус знал всю свою осознанную жизнь. Он впечатался в его память и хранился в ней с четырёх лет.

С того дня, как его мирное существование повернуло в русло той самой агонии и нужды скрываться до своего последнего вздоха.

====== Глава 1.33 Вплоть до секунды ======

— Доброе утро, — простелился по пыльному полу низкий голос.

Римус, резко открыв пересохшие глаза, подорвался с пола и, стягивая с софы тонкий плед, обернулся на источник, прикрывая причинные места. Источник же, нихрена не прикрывая, стоял у заколоченного окна, прислонившись к стене.

— Рад наконец познакомиться лично, Римус Люпин, — обнажил тот ровный оскал со слегка выделяющимися клыками.

— Мы незнакомы, — практически прорычав.

— Моё упущение. Я Дэмиан, — очевидно-Дэмиан лениво оттолкнулся от стены, шагнул к нему и, абсолютно не стесняясь своей наготы, протянул через диван руку с сухими мышцами под кожей. Римус даже не разорвал зрительный контакт. И не пошевелился. — Ладно, — перекинул тот тёмно-русые спутанные дреды с груди на спину. — Просто другие наши обличия уже познакомились друг с другом. Ночью. — Парень наклонился к его сложенной одежде, вытащил из топорщащегося кармана джинсов пачку Мальборо и щелчком пальцев поджёг сигарету, усевшись на спинке диванчика. — Припоминаешь?

Римус, блядь, припоминал. Но это вообще не объясняло, какого черта с ним пытается так непринуждённо вести беседу тот, от кого несёт Фенриром Сивым. Эта вонь была словно подложкой, на которой размешали другие ноты, но это точно был запах того самого чудовища, что обратил Римуса.

Он видел его только на устрашающих портретных набросках, печатавшихся в газетах и, видимо, сделанных по описаниям чудом оставшихся в живых заикающихся очевидцев. Все архивы Министерства с колдографиями [по невероятной случайности] были уничтожены адским пламенем больше десяти лет назад. Однако те, кто встречали его во времена, когда тот прикидывался обычным бродячим волшебником, утверждали, что портреты не имеют никаких сходств с человеком, которого они видели. Да и наброски эти отлично подходили для игры «найди сто отличий». Будто люди придавали ему лишние особенные черты, стереотипно присущие оборотню. Каждый на свой лад — на одних он был полностью покрыт шерстью, на других у него был волчий нос или огромные клыки, а строение челюсти больше напоминало пасть.

Тот, кто сидел и курил сейчас перед Римусом в Визжащей хижине, определенно не походил на сошедшего с газет монстра, но определенно был связан с ним.

Он был из стаи Сивого.

Тело, как и у Римуса, покрывали шрамы, но в разительно меньшем количестве, а самый яркий пересекал по диагонали смуглую грудь. У Римуса самый яркий был на плече. Самый первый шрам.

— Что тебе от меня нужно? — С трудом выдавил Римус. Связки в горле всё ещё зудели при напряжении. Но анализируя своё состояние, он осознал, что ощущает себя намного лучше, чем после прошлых полнолуний за все тринадцать лет.

В ленивых же движениях молодого оборотня — навскидку лет двадцати — не было абсолютно никаких свидетельств боли или скованности. От него и не исходило никакой враждебности, которую Римус мог бы счесть за зеленый свет для выказывания своего отношения. А выказывать, по идее, было что. Однако в недрах нутра в нём скорее разливалось только то, что можно охарактеризовать обволакивающим спокойствием.

Дэмиан любезно предложил Римусу его же сигарету, и он качнул головой. Одной рукой он прикрывал пледом пах, а другую предпочёл на всякий случай оставлять свободной.

— Я на разведке, — как ни в чем не бывало вывалил тот, пожав широкими плечами. — Мы никогда не теряли тебя из виду. Приглядывали, как ты тут обустроился, — обведя кончиком сигареты прогнившее убранство хижины. — Ты хорошо влился к волшебникам. Настолько хорошо, что даже не чуял нас с расстояния в два метра, — между лопаток скатилась омерзительная капля пота, и парень улыбнулся одним уголком губ. — Многие из нас уже успели поставить на тебе крест.

— Вот и молодцы, — копируя добродушный тон. — Вхерачьте сверху ещё один, и разойдемся по добру.

— Если бы всё было так просто, — поцокал языком тот. — Наш вожак не забывает о своих детях. И он бы очень хотел тебя увидеть, Римус.

Он может закатать губу и пойти в задницу, — мгновенно созрел ответ, но что-то не дало ему сорваться с языка. Вязкая распространяющаяся вокруг аура, не дававшая Римусу повысить голос, нагрубить. И то, с какой интонацией тот произнёс «наш вожак». Это было уважение, переплетенное с любовью, а Римус не хотел бы выйти из этого нежданного диалога с разорванной глоткой за несдержанность в выражениях. Холодный расчет. На какой бы ступени в стае тот ни находился, Римус не чувствовал себя обязанным подчиниться или нужду обозначить превосходство.

И всё же невозможно было не заметить ту животную тягу, что завернула его ядовитый ответ на полпути.

Но что-то ответить нужно было.

— Спасибо за предложение. Как бы так сказать, наши с ним желания не совпадают. Водиться с преступниками, — убийцами, — меня не очень-то прельщает.