И задавшись целью заесть стресс, он умял свою порцию углеводов меньше чем за минуту, даже как следует вкуса не распробовав, но судя по восторженным выражениям окружающих, получилось действительно неплохо. А судя по послевкусию и мелькающему тут и там удивлению, Блэк таки умудрился подлить алкоголь и во вторую версию пропитки. Ну, по крайней мере, Римусу уже не было смысла делать ему выговор — прямо напротив Эванс вставила бессовестной проныре втык за произвол, и Сириус, потирая пострадавший затылок, направился к нему.
Однако вместо того, чтобы просто рухнуть рядом, Блэк обогнул диван, перепрыгнул через спинку — это было обязательно — и завертел головой, словно над ними нависало что-то невидимое.
— Ого, — наигранно поёжился тот, — да здесь прям аура мрака и самоуничижения.
— Ага, я над ней старался, — выдохнул Римус, облокотившись на подлокотник. Сириус прыснул, и [какого-то хрена] разлёгся, пристроив голову на его бёдрах. — Эм, Сириус?.. — окинул он кучу слоняющегося с тарелками народа.
— Да забей, я и раньше так делал.
— И я всегда тебя спихивал, — по ежу понятным причинам. Но повторная проверка обстановки дала понять, что никому до них, и правда, нет дела. Видимо, сириусовское нарушение чужого личного пространства уже в порядке вещей.
— Сохатый счастлив, — умиротворённо прикрыл веки Блэк. — Речь, конечно, чумовая. — Римус дёрнул бедром. — Знаешь, о чем я думаю?
— Если скажешь что-то про свои шикарные волосы, я за себя не ручаюсь. Ты и так меня подставил с поздравлением. Забей, Лунатик, по ходу дела разберемся!
На невозможно красивом лице нарисовалась невозможно красивая лукавая улыбка.
— Нет, я думаю, как охуенно сейчас было бы накуриться и трогать ковёр.
— А у тебя есть? — С нотками надежды спросил Римус, и тот открыл беснующиеся почерневшие глаза. Нет, если он выкурит косяк, последнее, что его будет привлекать это ковёр. Хотя ковёр пиздатый. — Лучше потом, плюс Сохатый велел никуда не уходить.
— Никуда не уходить, не курить в помещении, не напиваться. Вынужден согласиться с Медоуз, он изверг. Тебе надо было вставить это в свою чумовую речь.
— Да иди ты, — незлобно фыркнул Римус, снова дернув ногой.
— Не пойду, Сохатый же запретил, — и Блэк, поднявшись, прижался плечом к его плечу. — Ты следующий на очереди, Лунатик, и я помню, мы договаривались на ничего дороже кулька шоколадных лягушек, но, может, ты хочешь что-то конкретное?
Ох, Римус ждал этого вопроса. И ему, как и Сохатому, не нужно было долго думать над своим желанием. Он бегло обвёл зрачками всего Сириуса и, покатав язык в пересохшем рту, впечатал в того настолько однозначный взгляд, чтобы в его ответе даже малейших сомнений не возникло. Выражение Блэка стало просто непередаваемым.
— Сам спросил, — опять эта грёбаная хрипотца, — что-то конкретное. — Римус подтолкнул точёный подбородок вверх, возвращая того в излюбленный образ крутого парня. — Тебе помочь «изучить вопрос»?
— Что-то перед толпой ты не был таким дерзким, — явно из принципа поддел Блэк.
— Ну, я хорош в тет-а-тет процессах.
Мрачная аура самоуничижения, если ещё остаточно и витала в воздухе, полностью сошла на нет. Она исчезла, как и любые голоса, музыка, чужое присутствие, вся комната.
Но лишь на мгновение.
— Минуточку внимания! — Разнёс наваждение в пух и прах возглас Сохатого. Так музыку на самом деле выключили? — Народ, прошу всех рассесться по диванам, пуфам, подушкам, вон ковёр какой крутой! — Поттер запрыгнул на диван у другой стены и замахал руками. — Давайте, это приказ старосты!
Тотчас завелась сопровождающаяся гомоном толкучка, пока все искали свободные места, но в итоге большая часть просто уселась на пол, уставившись на возвышающегося Поттера.
— Что он делает? — Придвинулся Сириус ещё ближе из-за потеснивших его с другой стороны Марлин и Доркас.
— Полагаю, это причина никуда не уходить.
— Я к вам, — присела Лили на подлокотник.
— Спасибо! — Расплылся в улыбке Джеймс. — Спасибо, что пришли и отпраздновали со мной совершеннолетие! Лунатик, речь отпад! — Отсалютовал тот под бурный взрыв хохота. — Бродяга, штрафная тренировка за огневиски в торте! Маклагген, почему ты ещё здесь? — [Да задолбали!] — Черт с тобой. Я обожаю вас, ребят! И спасибо за подарки! Но, — потёр Сохатый ладони, выдерживая интригу, — я и сам кое-что подготовил.
Спустившись, олень-интригант скрылся за диваном под загудевшие приглушенные голоса, кто-то, предвещая нечто страшное, прикрыл голову. Однако спустя минуту возни, тот показался, держа в руках не что иное, как самую обычную акустическую гитару. Да ну нахрен…
— Сохатый же не умеет играть, — опалил ухо Сириус.
— Нет…
Зато Нейт умеет.
Когда Поттер преподнесёт вам долгожданный сюрприз, подумай обо мне.
Мерлин… я бы в любом случае о тебе подумал…
Джеймс присел на подлокотник, поставив одну ногу на сидение, и аккуратно уложил инструмент на колено, обнимая изящный изгиб деревка и пристраивая пальцы на грифе, подбирая нужный лад. Перешёптывания вмиг замолкли, и все притаились.
— Не судите строго, — нервно усмехнулся Джеймс, поправив соскальзывающие очки.
— Не дрейфь. Ты же Джеймс Поттер! — Сделав рупор из ладошек, крикнула Лили. Как по щелчку воспрявший духом Сохатый расправил плечи, и она с искрящимися глазами обернулась на Римуса.
— Это магловская песня. Кто знает — подпевайте.
И с первого же перебора струн Римус узнал её, как и ещё с десяток учеников. Её часто крутили по радио. Довольно простая в исполнении, но пробирающая мелодия. А ещё не спетые слова заранее навеяли добрую тоску из-за четкого осознания, кто Сохатому подсказал выбрать именно эту песню.
Первый куплет и припев Джеймс спел в одиночку, его голос иногда подрагивал от волнения, и тогда он закрывал глаза, будто пел для себя. И хоть завороженные слушатели почти сразу стали покачиваться в такт, никто не решался подать голос. До тех пор, пока сидящий на другом конце того же дивана Кори, обнимающий привалившуюся к его груди Мэри, не запел вместе с Сохатым второй куплет, и Джеймс заиграл уже уверенней.
Ла-ла-ла-ла-ла-ла, Ла-ла-ла-ла-ла-ла,
Ла-ла-ла-ла-ла-ла, Ла-ла-ла-ла-ла-ла…
Теперь, когда я потерял все ради тебя,
Ты говоришь, что хочешь начать что-то новое.
И это разбивает моё сердце, ты уходишь.
Малыш, я убит горем.
Но если ты хочешь уйти, будь осторожна.
Я надеюсь, у тебя будет много хороших вещей, чтоб надеть.
Ведь всё хорошее там предстанет в ином свете…
О, детка-детка, это безумный мир.
Это трудно принять, но ты просто улыбнись.
О, детка-детка, это безумный мир.
Я всегда буду помнить тебя ребенком.
Ты знаешь, я видел много того, что творится в этом мире.
И это разбивает мое сердце напополам.
Потому что я никогда не хочу видеть тебя грустной, малышка.
Будь хорошей девочкой.
Но если ты захочешь уйти, будь осторожна.
Я надеюсь, ты найдешь там много хороших друзей,
Только помни, что есть и много плохих, и будь осторожна.
Второй раз припев пели уже практически все — и маглорожденные, и полукровки, и чистокровные, а когда спели его три раза, и песня должна была закончиться, начали петь снова. Джеймс, конечно же, быстро подстроился.
Джеймс хорош во всём, за что ни возьмётся.
«Oh, baby, baby, it’s a wild world» повторялось и повторялось, и с каждым разом у Римуса становилось всё тяжелее в груди.
Это была хорошая песня, сочетающая в себе так много граней. А ещё она была пророческой. Совсем скоро им всем суждено отправиться в этот безумный мир. Вот только никогда не знаешь, насколько скоро этот момент наступит. В него может выбросить без предупреждения, и хорошо, если у тебя рядом есть друзья… или хотя бы есть что надеть.
Спустя бесчисленное количество повторений, Джеймс нежно накрыл струны ладонью, и мелодия уснула. Он обвёл всех присутствующих с какой-то чуть ли не отеческой улыбкой и остановился на их диване. Но смотрел он не на них с Блэком, а немного левее и выше. Туда, где сидела Эванс, которая — Римус только сейчас понял — не проронила ни звука за всё время песнопений.
