— Видел-видел, — не переставая качать головой. Узкий круг, блин.

— О, а ещё… — по итогу Поттер сбился на третьем десятке, дважды назвав несколько фамилий, и Римуса отпустило. Перед ним всё тот же Джеймс Поттер. — Маклаггена не позовём, много выделывается.

Действительно, не «весь Гриффиндор».

— Я бы и Нейта пригласил, — немного заунывно произнёс Джеймс, — но, наверное, не стоит, — оглянулся тот на Сириуса, мчащегося к воротам с Эванс на хвосте.

— Да, не стоит, — в тон ответил Римус. Нейт и сам бы не пришёл.

Зная Сохатого, несколько часов в неделю где-то пропадающего вместе с префектом Пуффендуя, он не раз упомянул, как ему жаль, что тот не может появиться на его вечеринке [не междусобойчике!]. Зная Нейта, он знатно потренировался в саркастичных отмашках.

По полю разнесся крик «глотай пыль, Блэк!» вошедшей в раж Эванс, и они оба усмехнулись.

И вдруг:

— Лунатик, всё нормально? — Почему-то этот вопрос всё ещё ставил его в тупик. Джеймс по поводу Нейта спрашивает? Или в общем? Или про их с Сириусом отношения? Как бы там ни было, если добавить «в данный момент», то:

— Более чем, Сохатый. А у тебя?

Джеймс с широчайшей уже белоснежной улыбкой посмотрел на Лили, забившую гол в кольцо, на котором был подвешен поздравительный плакат с карикатурной рожицей Поттера. Она, заливисто смеясь, выписала восьмёрку и на лету отбила Доркас пять.

— Более чем, — мечтательно выдохнул тот.

Праздничные преподношения порешали оставить на конец вечеринки, однако сам Джеймс будто абсолютно забыл об этой важной составляющей. Чисто Сохатый — сытый, наигравшийся в квиддич и в окружении друзей — о большем и мечтать нельзя. Теперь вдобавок ещё и совершеннолетний.

— Буду трансгрессировать по дому всё лето!!!

Римус спал и видел, как будет просыпаться всё лето от криков пугающейся миссис Поттер. К слову, у Джеймса уже настолько хорошо получалось перемещаться в обруч, что давно мог забросить курсы. Как и Блэк, и Эванс, и Маккиннон, и Макдональд. У Хвоста пока получалось через раз.

У Римуса тоже получалось трансгрессировать, да.

Рядом с обручем, вообще не рядом с обручем, в чужой обруч, было бы возможно — за дверь бы трансгрессировал. Но его собственный обруч, так сказать, оставался совершенно девственным. И дело даже было не в отвлекающих факторах, он будто никак не мог настроиться на магический поток внутри себя. С палочкой управляться проще. Четкие слова, четкие движения. А трансгрессия требует управления магией только силой мысли, требует баланса, который у Римуса, по всей видимости, немножечко барахлил. Он зачерпывал либо слишком много, либо недостаточно.

Очевидно, за чувствительные настройки можно смело поблагодарить одного спящего под рёбрами пузиком кверху четвероногого.

Но именно на этих занятиях, складывалось ощущение, что волк приоткрывает один глаз. Римус вспоминал слова профессора ЗОТИ. Существа чувствуют магию, подпитываются ею. Закрадывалось стойкое подозрение, что как раз от этого неукрощённого умения и все его проблемы с фокусировкой. Он просто был не в состоянии сконцентрироваться, сосредоточиться на себе, когда вокруг сгущалась смешивающаяся энергия полусотни волшебников.

Поэтому, направляясь на восьмой этаж по важнейшему поручению [ну, Лунатик, вы с комнатой уже подружились!], он поставил в уме засечку поговорить с профессором ещё раз. Всё-таки у того в закромах должны иметься какие-нибудь квалифицированные напутствия для зеленых и неотесанных тёмных существ.

Надо было, конечно, раньше об этом задуматься, но на фразу «надо было раньше» у Римуса уже развилась жесточайшая аллергия.

И отбросив все посторонние мысли, а затем и шутки про дружбу не разлей вода с Выручай-комнатой, Римус толкнул двустворчатую дверь и, поражаясь потворству Хогвартса в желании подростков безнаказанно тусить в учебном заведении, осмотрел плоды своего напичканного указаниями Джеймса воображения.

Комната была явно меньше той, в которой они устраивали день рождения Сириуса, но схожа по концепции. На стенах были развешаны живые плакаты с любимыми сборными Сохатого [только не «Пушки Педдл», Лунатик, они отстой], в интерьере преобладали цвета Гриффиндора, вычурная хрустальная посуда сменились медной. А вместо разноцветного танцпола пол покрывал бежевый ковёр с мягким длинным ворсом — таким, что и подушки не нужны. Но они тоже были разбросаны то тут, то там.

— Уютно, — вылезла откуда ни возьмись Лили и, пригнувшись под его рукой, вошла внутрь. Римус выглянул в коридор, чтобы проверить, не крадутся ли сюда остальные девчонки.

— Контролируешь?

— Я староста, это моя работа, — подруга покрутилась вокруг своей оси, отчего желтая юбка-колокольчик кокетливо задралась гораздо выше колен, а Римус заметил причудливую люстру с маленькими львятами, которые держали по свечке в своих маленьких лапках.

Юбка вернулась на место, и он, остановив подсчет на девятом львёнке, опустил взгляд. Эванс уже увлеченно рассматривала украшенные красными камушками кубки.

— Отлично выглядишь, — поджал в улыбке губы Римус, маскируя ухмылку.

— Да это, так, первое, что выпало из шкафа.

Шёлковая с жемчужными переливами блузка с коротким рукавом, никогда ранее не мелькавшая юбка, белые гольфы — несомненно, первое, что выпадает из шкафа. Идеально уложенные волнистые волосы, видимо, тоже результат одного движения расческой.

Но подруга поставила кубок на место, и двойное постукивание ножки о поверхность стола не скрылось от внимания Римуса. Как и влажный след от ладони.

— Лили, здесь никого нет, можешь…

— Точно хорошо выгляжу?! — Подлетела к нему Эванс, вцепившись в его клетчатую рубашку. Она ещё и надушилась.

— Конечно! Просто бесподобно, не переживай… и, пожалуйста, не рви мою последнюю нормальную одежду. — Лили, чуть покраснев, кивнула и отпустила помявшуюся ткань, пригладив её, мол, это не я, так и было. — А почему ты переживаешь?

— Да это…

— Переживание тоже из шкафа выпало? — Не удержался Римус и, опередив Лили, подставил под траекторию шлепка ладонь, а потом сцепил их мизинцы, как когда-то на патруле. Мерлин, он по ним скучает. — Рассказывай.

Хотя ей и рассказывать ничего не нужно было, на лице всё написано.

— Ты и так всё понял, — качнув их переплетенные мизинцы туда-сюда.

— Собираешься сделать шаг навстречу? — Она смущённо улыбнулась, залившись румянцем. И где та девушка, что несколько часов назад кричала «глотай пыль»? — Надо проститься с Сохатым до того, как он умрёт от радости.

— Надеюсь… — что?! — ну, не на то, что умрёт. Годрик! — Отошла она, плюхнувшись на пуфик. Римус таки закрыл дверь и сел перед ней на ковёр, зарываясь пальцами в приятный ворс. — Просто Джеймс, как стал старостой, перестал быть Джеймсом, понимаешь? Мне не предлагали выйти замуж уже месяца два! Я, естественно, не собираюсь соглашаться, но вдруг ему это больше неинтересно? Я неинтересна?

Так, что велит пацанский кодекс? Закрыть варежку. У Сохатого же план. Но эти зеленые глазки…

Придётся снова пройти по тонкому [тронувшемуся] льду.

— Лили, не существует такой вселенной, в которой ты ему неинтересна. Он просто раскрыл себя с другой стороны. Не дрейфь. Ты же Лили Эванс!

— Вы, Мародеры, вот так друг друга подбадриваете? — Вскинула она тонкую бровь.

— Эм, — осклабился Римус, словно его поймали на халтуре, — а сработало?..

Лили потомила его секунд пять в испытывающем взгляде и усмехнулась.

— Сработало, — фух…

— И каков план Лили Эванс? Если не секрет.

— Я подарю ему свой ежедневник, — физиономия неконтролируемо вытянулась, и подруга сдула щёки. — С отмеченными датами, когда я свободна, чтобы сходить в кафе.

— Эй, Эванс, сходим на выходных в кафе мадам Паддифут?

— Конечно, Поттер. Гляну в своём ежедневнике, когда я свободна. О, смотри! Никогда.

— ...глупо?

— Наоборот, — милота какая, она запомнила подкаты Сохатого. — Да, — хлопнув себя по коленям, поднялся Римус, — пойду прощусь с другом.