Вернее, к неразрешенному вопросу, представляющемуся дрейфующим вдалеке айсбергом, на который Римус слишком долго пялился через подзорную трубу. Только вот он всё напутал и поднёс её не тем концом, а когда убрал, столкновение стало уже неизбежно.
Ему нужно было срочно что-то предпринимать, пока его не похоронило под ледяными обломками, однако видимый путь на выход был лишь один — прыгнуть за борт и позволить тысячам иголок пронзить его тело.
— Да, — и если под водяной гладью ответа Сириуса пряталась та же глыба льда, то им крышка.
Блэк провёл языком по внутренней стороне щеки и усмехнулся.
— А вот ты, Лунатик, врать не умеешь, — вполоборота, — погнали.
И это было практически признание. Ничего не в порядке, но Сириус не намеревался мусолить по кругу одно и то же. Изгнание, непримиримые разногласия с братом, тяжелый разрыв с Марлин — против некоторых вещей «чудодейственное» свойство времени бессильно. Однако Римус четко подметил одну вещь: когда они были вдвоём, тот забывал обо всём. В такие моменты для Сириуса существовал только он. И неудивительно, что Сириус не хотел отпускать его, чтобы продлить забытье. Вот и подоплека всей ненасытности. Ну, либо Блэк реально «похотливая скотина».
Тем не менее, антипохмельное заклинание не являлось панацеей от всех последствий полоскания сосудов огневиски, и, продержавшись на ногах полдня, а потом приняв заслуженную джеймсо-поттерскую кару, Сириус заснул ещё до отбоя. Притом не раздеваясь — будто присел на кровать, упал на спину и засопел.
— Мы его так и оставим? — Осторожно поинтересовался Хвост по правую руку. Римус оценивающе окинул позу посвистывающего Блэка.
— Думаю, можно его разуть, — наклонился он, чтобы приподнять ногу и расшнуровать ботинки. И только взялся за икру, как…
— … ммм… Лунатик, не здесь…
— Да! — Отскочил Римус. — Да, пожалуй, так его и оставим, — принявшись расчесывать затылок.
Хвост, не въезжающий в половину происходящего на постоянной основе, простодушно пожал плечами, а затем опустил зеньки и спрятался на своей кровати за балдахином. Блэк снова что-то промычал и совершенно не аристократично хрюкнул, и Римус, покачав головой, залез в своё маленькое укрытие. Возможно, следовало бы завести тему так беспокоящую друга ещё раз, заверить в своём беспрекословном молчании. Но сил не было никаких, да и Питера, сколько ни успокаивай, всё равно не успокоишь. Лучше всего просто держать своё слово.
А день вышел, и правда, выматывающим. Весь обед и ужин Римус, воззвав к своему мастерству скрытности и шпионажа, искоса следил за профессором ЗОТИ, пытаясь подловить, когда тот моргнёт, чтобы убедиться в том, что ему не почудилось нечто странное. Тогда-то и обнаружилась неопровержимая странность, которую уже точно не спишешь на обман зрения. Потому что тот не моргнул — вообще ни разу! Римус даже подумывал незаметно наколдовать песчинку и запульнуть учителю в глаз. Человек же должен моргать!
В итоге, отталкиваясь от обратного, Римус убил два часа, штудируя стопку с него ростом фолиантов и справочников о полулюдях и тёмных существах, но с такой жалкой зацепкой в руках ровно с тем же успехом мог поискать иголку в стоге сена. Даже вампиры моргают, а они, между прочим, нежить.
Определенно, с Элерсом было что-то не так. И Римус уже чисто из принципа хотел докопаться до истины. Он же не просто так подмигнул ему, знал, что Римус заметит аномалию. Специально дал подсказку…
Дел поважнее у нас, конечно же, нет, — вышел из спячки внутренний голос.
Отвали, — тряхнул головой Римус.
Конечно, было дело поважнее, давившее на плечи в течение всей Истории Магии. Оно сидело на пятой парте соседнего ряда и отпускало безучастные междометия своей подруге, пытающейся скрасить унылый урок разговором. И оно так же, как и Римус, было подавлено от подвешенной в воздухе, подобно вздёрнутому висельнику, ситуации.
Однако Римус не нагнал его в коридоре, когда они с Лили отделились от Мародёров, отправившись на Древние руны, и прошёл мимо первого прохода в библиотеке. У него ещё не было ответа на «щедрое» предложение, хоть и обернутая в ненависть обида, заполняющая проломленную в грудной клетке дыру, заменилась на другое чувство. Чувство, отдалённо напоминающее ломящее сожаление.
Именно из-за него Римус тогда непроизвольно потянулся остановить Нейта в «Трёх метлах». Им нужно поговорить, расставить все точки над и. И Римус наконец вроде был готов его выслушать.
Но у него всё ещё не было ответа.
А разрывать разговор на две части он не мог себе позволить. Римус и так скрепя сердце повторил Сириусу несколько раз, что между ними всё кончено, после того как тот перехватил мельком брошенный на него — какого хрена он на тебя пырится? — взгляд. Так что, если и идти на обман ради встречи с Нейтом, то один раз.
Как бы паскудно это ни звучало.
Справочник с существами ранга ХХХХ лежал на его животе полураскрытым уже как полчаса, когда справа вдруг раздвинулся балдахин, и матрас продавился от чужого веса. Римус пододвинулся, освобождая редкому ночному гостю место.
— Можно же?
— Конечно.
— Давно Бродяга так дрыхнет? — Устроился Поттер на подушке, вытянувшись рядом с ним.
— Ну, мы с Хвостом таким его и нашли.
Они полежали минуту — молча и пялясь в потолок. Сохатый шумно выдохнул.
— Лунатик, не спускай ему с рук подобной фигни. Мы же должны выступать единым фронтом, — усталым тоном. — А то получается, я тут с кнутом ношусь, а ты его пряниками подкармливаешь.
— По идее, это и есть залог хорошего воспитания, — кнут и пряник, разве нет? Римус повернулся, и по строгому выражению Поттера стало ясно, что нет. — Да ладно тебе, Сохатый, мы же все не упускаем возможности выпить по любому поводу. Ты помнишь запасы Мэри?
— То все вместе и по праздникам.
— Мы недавно «праздновали» день рождения вратаря «Уимбурнских ос», — естественно, с подачи Джеймса.
— Ключевое здесь «праздновали». А он прям, как ты — уползает хандрить в цитадель одиночества, только с бутылкой. И дымит теперь в два раза больше. Я понимаю, что ему плохо из-за Рега, и семьи, и постоянные смерти в газетах, но… я начинаю беспокоиться. В смысле, ещё сильнее. Ты должен присматривать за ним, вы же теперь близки как никогда, — многозначительно выпучил тот глаза.
— Ты прав, — оспаривать не было смысла. Сириус с Рождества перевёл два своих баловства в разряд способов заглушать чувства. Начиная с той вечеринки, когда Римус признался, а Блэк уснул на ковре. И после разговора [одно название] с Регулусом тоже нехило перебрал. — ...просто, наверное, в этом и дело. Сириус бесится, когда указываешь ему, что делать.
— Пускай бесится. Раз дружба выстояла, отношения тоже выстоят, — жизнеутверждающе заключил Сохатый и, облокотившись, приподнялся на отсутствие реакции Римуса. А у него, похоже, заело механизм речевого аппарата. — Вы же в «отношениях»?
Второй вопрос за день, к которому его жизнь не готовила.
— Эм, ну… мы пока не надевали ярлыки, но… у нас типа было свидание и, — Римус посмотрел на явно по своей природе не анализирующего, чем они с Сириусом занимаются наедине, друга, — знаешь, если я продолжу перечислять, тебе станет неловко, — хоть до последних баз они пока и не дошли. Лучше перевести тему. — Как патрулирование?
Джеймс обреченно рухнул обратно на подушку.
— Кажись, я лишился всех звёздочек… засада какая-то, — провыл тот в ладони. — Я готов ради неё на всё. Всё! Но Лили просит сочувствия к дьяволу. Знаю, они дружили раньше, у неё всё ещё проскальзывает это «Сев», а как она защитила его на Зельеварении, да и сегодня… это делает её ещё более замечательной. Но для меня Нюниус поганая ядовитая змеюка. Он с самого первого дня смотрел на нас как на грязь. С чего я-то должен ему сочувствовать? Он не сделал ничего хорошего. Он и Лили унижал при своих дружках! — Задышал тот как бык на корриде, очевидно, вспоминая все гнусные инциденты, после которых Нюниус, как правило, оказывался на лопатках.