Я ещё раз медленно обвёл глазами комнату слева направо, затем – наоборот – справа налево. И тут до меня, наконец, дошло, в чем причина моего беспокойства. Прекрасной фарфоровой Пастушки с крошечными поросятами на подставке-лужайке не было больше на привычном месте. На маленьком столике под золотистым торшером стало абсолютно пусто. А ведь сегодня утром они как всегда стояли на кружевной салфетке.
Куда же могли исчезнуть симпатичные фигурки к концу дня? Может, кто-то нечаянно переставил их на другое место? Но ведь торшер стоит в самом дальнем углу комнаты, туда никто не подходил. Хотя как знать, в этой суете кто угодно мог переставить, что угодно куда попало. И никто бы этого не заметил. Вот сейчас я начну убирать всё подряд и найду наши старинные фарфоровые игрушки. Я отставил чашку с недопитым чаем и принялся за уборку.
Через два часа комната сверкала чистотой, даже Нина Сергеевна не добилась бы большего успеха. Вся посуда расставлена по местам, ковёр вычищен, замызганную скатерть стирает машина-автомат. Но Пастушка и поросята так и не нашлись. Я грустно вернулся в кресло к своему недопитому, вконец остывшему чаю. Это не было просто огорчение, это была трагедия. Пропавшие фарфоровые игрушки были не только антикварными, они имели для нас особую ценность как семейная реликвия.
Давным-давно дедушка Агафонов подарил симпатичные фигурки своей жене, тогда ещё молодой моей бабушке, большой любительнице игрушек и животных. И с тех пор, как мы с Ниной Сергеевной поселились в этой квартире, антикварные игрушки неизменно стояли на столике под торшером, а близнецы Гришка и Мишка с большим уважением относились к фигуркам, которые были намного старше их родителей.
Теперь любому станет понятно, как сильно я огорчился, обнаружив пропажу старинного фарфора. Тем более, что других редкостей у нас в доме не было.
Глава третья, представляющая детективное бюро «Ключи от секретов»
Сколько времени я просидел в тоске над пустой чашкой, даже не припомню. Но, в конце концов, надо было что-то делать. Для начала я решил восстановить в памяти всю цепочку событий сегодняшнего дня. И выходило, что игрушки кто-то унёс, так как сами они никуда уйти не могли. Спокойно поразмыслив, я решил, что кто-то из гостей нечаянно прихватил Пастушку и поросят вместе со своими мелкими вещами, которые после участия в фокусах могли перемешаться – на столе и в карманах самодеятельных иллюзионистов.
Может быть, все мои переживания напрасны, и нужно лишь обзвонить всех друзей и попросить их проверить вещи в своих карманах. Я приободрился, особенно когда увидел, что время ещё не позднее – всего десять часов вечера, – и я смогу узнать утешительную новость уже сегодня. Уснуть этой ночью в томительной неизвестности мне бы не удалось.
Начать решил со скрипача Коли. Он должен соблюдать режим, чтобы хорошо играть на своей любимой скрипке, так что засиживаться перед телевизором допоздна дома ему не разрешают. Но у Коли моих игрушек не оказалось, у него в карманах вообще ничего не было, кроме давешних двух карамелек и пяти рублей мелочью. Ну что ж, это тоже утешает: значит, шансов становится всё больше.
Второй звонок снова ничего не дал. У Вавика Картофеляна в кармане оказались: ключи от его собственной машины, зажигалка, множество монет разного достоинства и… чайная ложка с праздничного стола. Откуда же ей ещё взяться! Вот как она туда попала? Не иначе, фокусник Гоша что-то там не рассчитал. Вавик заверил меня, что ложку непременно вернёт при случае, но вряд ли очень скоро. Я ведь знаю, как он занят. Конечно, я знал, мне бы и самому непросто пришлось, случись мне возвращать кому-то чайную ложку. Зато Картофелян поделился со мной ценным наблюдением: когда мы начинали веселиться, а Коля только-только принялся за торт, фигурки на столике ещё стояли. Вот потом он уже не мог сказать, как долго они там находились.
Третий звонок прояснил гораздо меньше, чем второй. У Яблочного карманов не было вовсе, кроме крошечного нагрудного для ключей от дома. У Вити с детства была привычка держать руки в карманах, что очень не нравилось его домашним. Поэтому все костюмы Вите шили на заказ с карманами-обманками, а в готовых джинсах жена собственноручно аккуратно их застрачивала. Конечно, у Вити были припрятаны секретные одежки с карманами, но сегодня ему не удалось их надеть, так как жена провожала его до самой двери, даже сама аккуратно завернула подарок в красивую бумагу.
На Андрея Зайченко я очень рассчитывал: ну почему бы ему не прихватить Пастушку во время демонстрации фокусов. Выслушав по телефону мой печальный рассказ, Зайченко кинулся проверять свои карманы, которых у него было много, и все они оказались довольно вместительными. Вот полный перечень найденного в ходе проверки у Андрея: три носовых платка, высохшая косточка от абрикоса, большой грецкий орех и маленькое яблоко, древняя сушка с обсыпавшимся маком, пять рублей одной монетой. И вот ещё… – тут Андрей ужасно смутился, – грязная вилка со стола. Видимо, от неудачного фокуса осталась. То ли Андрюхиного, то ли Гошиного.
– Слышь, старик, я тебе заброшу вилку-то, только послезавтра, если ты будешь дома. Завтра я очень занят. Заодно и поболтаем без суеты.
Надежда таяла с каждой минутой. Оставались только мальчишки Антоновы. Однако, время уже позднее, соседям звонить неприлично. К тому же мне пришло в голову, что с ребятами лучше поговорить с глазу на глаз. Мне припомнилось, с каким ужасом взирал Антонов старший на своих сорванцов во время представления. Нет, папаша не должен заподозрить, что сегодня произошло такое ужасное событие, невольными свидетелями которого были все мы, включая и его самого.
Эта новая мысль меня потрясла. Ведь в комнате всё время находилось не меньше пяти человек одновременно, и один из них должен был что-то заметить, даже не придав в тот момент этому значения. Но тут я окончательно запутался: ведь если никто не прихватил игрушки по ошибке, значит, кто-то взял их нарочно. Но как раз этого быть не может, ведь за весь день в комнату не входил ни один чужой человек. Это рассуждения меня смутили, я сидел в кресле не в силах больше ни о чём думать. Так и не заметил, как заснул сидя…
Когда утром я проснулся, уже давно уже было светло: большие часы на стене показывали восемь. Окончательно проспал и опоздал на работу! Я в ужасе соскочил с кресла и вспомнил, что сегодня должно быть воскресенье. Ведь вчера совершенно точно была суббота. Чтобы совсем проснуться, я пошёл сварить себе кофе и по пути на кухню вспомнил об ужасном событии, случившемся вчера. Уже за чашкой горячего и чересчур сладкого кофе вспомнил и о последней своей надежде на рассеянность братьев Антоновых, нечаянно прихвативших наши семейные реликвии. Придётся с утра пораньше прогуляться по двору, хотя все взрослые предпочитают в воскресенье подольше побыть дома и полениться. Зато мальчишки наверняка выйдут пораньше, у них всегда так много дел, что нужно приступать к ним с самого утра.
Однако во дворе никого, кроме нашей дворничихи Гортензии Васильевны Собакиной, не было. Или я вышел слишком рано, или уже опоздал.
– Доброе утро, Гортензия Васильевна!
– Здрасьте, здрасьте, Пётр Петрович. Как вы там один дома?
– Да пока ничего, вот вчера у меня гости были. Надеюсь, мы не очень шумели?
– А мы вчера на дачу ездили, так что ничего услышать не могли.
«Вот повезло, так повезло!» – подумал я. Тут мне опять посчастливилось: из подъезда выбежали Гоша и Лёша Антоновы, избавив меня от необходимости поддерживать светскую беседу с Собакиной.
– Здрасть, тёть Гор, – на ходу выпалил младший из братьев.
– Привет, бандиты, – бодро откликнулась дворничиха Гортензия, которая настаивала, чтобы её называли Тесси, а не Гóра. Но согласитесь, тётя Тесси звучит немного нелепо.
В бандиты мальчишки попали вовсе не за Гóру. И не то, чтобы она к ним плохо относилась. Просто дворничиха Собакина величала «бандитами» всех людей от двух до шестнадцати лет. Лиц мужского пола от шестнадцати до тридцати Гортензия называла «убивец», а женского – «мымра расфуфыренная». И только после тридцати люди заслуживали право называться именем и отчеством. В самом крайнем случае – фамилией. Лишь молодой участковый Прошкин удостаивался обращения «товарищ старший лейтенант участковый Прошкин». Такая уж была у Гортензии Собакиной классификация окружающего населения.