Сталин постоянно держал руку на пульсе.
На большой топографической карте, висевшей на стене, особенно угрожающе выглядел разрыв в обороне между 16-й и 30-й армиями. Сталин помнил, к чему привела рукотворно созданная Павловым брешь в Западном фронте. Конечно, там неприкрытыми остались свыше ста километров, но здесь хоть и невелик разрыв, да ведь до Москвы-то не тысячи, а десятки километров.
Василевский прибыл для обсуждения обстановки и ждал решения.
Ну что ж, оно вытекало из обстановки. Враг ослабил нажим на Калининский фронт, точнее на часть Калининского фронта, поскольку не имел намерения наступать строго в восточном направлении. Замысел определился – удар будет нанесён в юго-восточном направлении. Задачи 30-й армии на этом этапе отличались от задач Калининского фронта.
– Это нехорошо, что такое важное направление находится между зонами ответственности двух фронтов, – выслушав Василевского, проговорил Сталин и уточнил: – Для Конева это левый фланг, для Жукова – правый.
– Так точно, товарищ Сталин, Рокоссовскому и на Волоколамском шоссе дел хватает, а тут ещё Ленинградское добавляется, а фланг не прикрыт. Обходят его с правого фланга.
– Тогда вот что… Тридцатую армию срочно передать Западному фронту! – спокойно, но твёрдо распорядился Сталин. – Тем более, как вы сообщили, товарищ Рокоссовский уже приказал генералу Захарову объединить в отдельную группу те войска обеих армий, которые действуют разрозненно в районе Клина.
– И это будет очень правильно, товарищ Сталин, – заметил Василевский. – Коневу Ленинградским шоссе несподручно заниматься. Это дело Западного фронта.
Сталин отошёл от карты, остановился у своего рабочего стала и решительно заключил:
– Отдайте приказ немедленно!
Наши части и соединения едва держались. 30-я армия понесла большие потери, и передача её в состав Западного фронта не столько усиливала фронт, сколько позволяла организовать взаимодействие с её остатками.
В 107-й стрелковой дивизии в боевом строю оставалось около 300 человек, а в 58-й танковой дивизии не было ни одного танка. Враг не только создал угрозу Клину, но его танковые соединения стали быстро обходить с севера части 16-й армии. Тем не менее генерал Захаров сумел организовать оборону.
Несмотря на то что и на левом фланге армии обстановка была немногим легче, Жуков приказал Рокоссовскому срочно выехать в Клин. С командующим поехал и член военного совета армии дивизионный комиссар Лобачёв, выпускник 1-й Объединённой командной школы им. ВЦИК, как называлось в 1923 году Московское Краснознамённое пехотное училище.
Эх, чуточку бы раньше, укрепив левый фланг шестнадцатой путём занятия неприступного рубежа по восточному берегу Истринского водохранилища, выделить резервы и заняться правым флангом!
Уже после войны в своих мемуарах Константин Константинович Рокоссовский напишет:
«Прибыв на место, мы могли только констатировать, что удержать город нельзя. Нужно было думать об организации сопротивления врагу с целью задержать его продвижение на Дмитров и Яхрому. А такая угроза назревала. Я приказал Малинину прислать в район Клина генерала Казакова с артиллерией для борьбы с танками. Но утром 23 ноября мне сообщили о занятии противником Солнечногорска. В этой обстановке нельзя было нам с членом Военного совета оставаться на фланге. Надо было перебраться к центру армии, чтобы более оперативно управлять войсками, не допустить прорыва фронта».
Оставалось надеяться на то, что Ставка не оставит в беде, что Сталин и здесь проявит мудрость полководца и найдёт выход из положения.
Рокоссовский был уверен, что Сталин знал о создавшемся положении на правом фланге Западного фронта. Доискиваться до причин случившегося было не время. Нужно спасать Москву, ведь угроза со стороны Клина и Солнечногорска стала более чем реальной.
Вот уже несколько месяцев Верховный проводил дни и ночи «над развёрнутой картой России», как метко отметил в своей замечательной песне Вертинский. Вот уже несколько месяцев он получал и оценивал обстановку, вызывал к себе в кабинет нужных людей, давал задания жёсткие, но необходимые.
Рядом постоянно находился генерал Ермолин, по нескольку раз в день приезжал из Генерального штаба генерал Василевский.
Вот и теперь Сталин искал возможность укрепить правый фланг Западного фронта. 30-я армия? Но её и саму надо было значительно укреплять.
– Что ж, придётся ещё раз пощипать Калининский фронт, – сказал Верховный прибывшему на доклад Василевскому. – Что предлагает Генштаб? Вы продумали свои предложения?
– Так точно, товарищ Сталин. Генштаб предлагает срочно изъять из состава Калининского фронта сто тридцать третью стрелковую дивизию, посадить её на автомобили и направить в район Солнечногорска и Клина, подчинив шестнадцатой армии.
– Согласен, – кивнул Сталин и снова спросил: – Где мы ещё можем взять хотя бы одну дивизию безболезненно?
– В настоящее время стабилизировалась обстановка в районе Серпухова, где обороняется сорок девятая армия. Можно взять из её состава седьмую гвардейскую стрелковую дивизию.
– Хорошо. Но необходима быстрота. Перевезите её по железной дороге прямо в Химки… Пусть разгружается там и поступает в распоряжение товарища Рокоссовского.
Василевский вышел для того, чтобы немедленно отдать необходимые распоряжения. Дорога была каждая минута.
Уже 26 ноября 7-я гвардейская дивизия вступила в бой с двумя немецкими пехотными дивизиями, перехватив Ленинградское шоссе на удалении 47 километров от Москвы.
Одновременно генерал Рокоссовский, собрав все резервы, создал сводную группу в составе 126-го танкового батальона, мотострелкового батальона 1-й гвардейской танковой бригады и 1077-го стрелкового полка и поставил задачу не допустить прорыва танков противника со стороны Солнечногорска в юго-восточном направлении.
Василевский, вернувшись в кабинет, сказал:
– Товарищ Сталин, необходимо принять ещё одно важное решение. На Солнечногорское направление срочно направить для борьбы с танками зенитки из Московской зоны обороны. Я уже переговорил с генералом Артемьевым и с командованием противовоздушной обороны Москвы.
Сталин ответил не сразу. Сколько же возникало вопросов, которые мог решить только он сам, только он один! Он часто вспоминал потрясшие его давным-давно, ещё во время учёбы, слова Михаила Илларионовича Кутузова, сказанные перед знаменитым военным советом в Филях:
«В этом деле мне надобно полагаться только на самого себя, каков бы я ни был, умён или прост…»
Было о чём подумать. Ведь забрать зенитки означало оставить Москву без прикрытия с воздуха, точнее ослабить это прикрытие. Но, с другой стороны, что останется прикрывать, если враг ворвётся в город…
И он принял решение, а уже через несколько минут поднятая по тревоге 13-я батарея 864-го зенитного артиллерийского полка под командованием воентехника 2-го ранга В.И. Жаворонкова мчалась в район Солнечногорска, где по прибытии в указанную точку вошла в состав противотанковой зенитной артиллерийской группы. Заняв огневую позицию в районе деревни Киово в тридцати километрах от Москвы (по прямой), получила задачу не допустить выхода вражеских танков на Ленинградское шоссе и к каналу имени Москвы. Зенитчики заняли оборону в особых условиях. Впереди, перед ними, наших войск не было…
Одна из зенитных батарей 85-миллимитровых орудий была срочно направлена на Ленинградское шоссе в район деревни Пешки, где создавался оборонительный рубеж.
Но это произошло уже несколько позже, а 24 ноября утром Жуков приказал Рокоссовскому организовать контрудар во фланг 5-го армейского корпуса врага, наступавшего на Солнечногорск. Вот когда сказалось запрещение Жуковым отвода войск Рокоссовского за Истринское водохранилище с целью организации жёсткой обороны с возможностью выделения мобильных резервов. Контрудар не имел успеха. 24 ноября враг захватил Солнечногорск и в тот же день форсировал Истринское водохранилище, которое в силу решения Жукова, неоправданного с точки зрения Рокоссовского, осталось без прикрытия.
