© Шахмагонов Н.Ф., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

Сталин хорошо помнил слова старицы Матроны Московской, которую посетил едва ли не в самый критический период обороны Москвы.

Это были дни, когда на фоне, казалось бы, стабилизировавшегося положения на Московском направлении, 30 сентября 2-я танковая группа Гудериана внезапно совершила прорыв в полосе нашей 13-й армии на всю глубину её боевого построения, 1 октября заняла город Севск, а уже 3 октября, пройдя свыше 200 километров, ворвалась в Орёл. По улицам ещё ходили трамваи, а командующий Орловским военным округом генерал-лейтенант Тюрин находился в своём кабинете. Он знал о появлении в сорока километрах от города немцев, но счёл, что это прорвались какие-то разведывательно-диверсионные подразделения.

Ещё накануне, 2 октября, сообщил по телефону об опасности захвата Орла первый секретарь Орловского обкома ВКП(б) Василий Иванович Бойцов. Он смог дозвониться только до Тулы и попросить доложить в Москву, что противник захватил посёлок Кромы в сорока километрах от Орла. Из Тулы тревожное сообщение ушло в Москву. Из Москвы с Орлом связаться уже не смогли – связь прекратилась.

Великий подвиг пехотинцев 1-го особого гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Дмитрия Даниловича Лелюшенко и танкистов 4-й танковой бригады полковника Михаила Ефимовича Катукова, остановивших в районе Мценска 600 танков Гудериана, несколько затемнил героическое сопротивление врагу других частей и соединений. А ведь именно стойкость советских красноармейцев и командиров позволила сформировать корпус и выдвинуть его навстречу врагу.

Полагая, что в Кромы вступила разведка противника, командование выдвинуло для уничтожения его отряд, срочно сформированный из сотрудников орловского НКВД. Но в посёлке оказалось крупное танковое соединение гитлеровцев. Захватив языка, чекисты выяснили, что это части 4-й танковой дивизии 24-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы Гудериана. Чекисты отряда, батальон конвойного полка НКВД и ополченцы, поддержанные зенитчиками, вышли навстречу врагу и погибли, сдержав на какое-то время наступление танков. Одновременно на Орловском аэродроме был высажен батальон 201-й воздушно-десантной бригады 3-го воздушно-десантного корпуса. 500 отважных десантников заняли оборону севернее Орла в тот момент, когда танки Гудериана уже бесчинствовали на улицах города. Ценой жизни бойцов и командиров батальона удалось до 4 октября задержать танки и не позволить им выйти на шоссе, ведущее на Мценск – Тулу – Москву.

5 октября Сталин вызвал к себе генерала Лелюшенко, занимавшего должность начальника Управления формирования и комплектования автобронетанковых войск – заместителя начальника ГАБТУ, и приказал срочно сформировать корпус, в задачу которого входило остановить немцев и задержать их настолько, насколько возможно. В корпус были включены 6-я гвардейская стрелковая дивизия, соединения 5-го воздушно-десантного корпуса, 4-я и 11-я танковые бригады, Тульское оружейно-техническое (артиллерийское) училище, 36-й мотоциклетный и 34-й пограничный полки, два артиллерийских полка, два дивизиона реактивной артиллерии, а также 6-я резервная авиационная группа.

На 9 дней корпус задержал продвижение Гудериана, причинив танковой армаде значительный урон и заставив растратить пробивную силу.

Но всё это было к югу от Москвы, и хотя угроза прорыва вдоль Симферопольского шоссе велика, она не оказалась столь критической, как на Западном направлении.

Спустя два дня после 2-й танковой группы перешли в наступление основные силы группы армий «Центр». Причём Гитлер был настолько уверен в молниеносном успехе, что тут же сообщил японскому послу, стремясь подтолкнуть Японию к вступлению в войну против СССР, о вполне реальном взятии Москвы уже 12 октября. Геббельс по его распоряжению приказал оставить на этот день в газетах специальную полосу для сообщения о захвате советской столицы.

Уже 4 октября стало известно о разгроме Западного фронта, которым командовал генерал-полковник Конев. Об окружении большого числа советских войск. По свидетельству управляющего делами Совнаркома СССР Якова Ермолаевича Чадаева, Сталин был потрясён случившимся. Чадаев застал его в сильном волнении ходившим по кабинету в ожидании связи с командующим фронтом и с раздражением повторявшим: «Ну и болван. Надо с ума сойти, чтобы проворонить… Шляпа!»

Сообщение было убийственным. Ведь Сталин в августе сам побывал на фронте, на Можайской линии обороны, встречался с бойцами и командирами, разговаривал с ними, наполняясь уверенностью, что на этот раз рубежи заняты своевременно и обороняться будут самоотверженно. Так говорили красноармейцы, так говорили сержанты, так говорили лейтенанты, капитаны, комиссары – все, с кем успел побеседовать он либо на небольших собраниях, либо лично.

Сталин понимал, что они, эти рядовые труженики войны, выполнили свой долг, выполнили своё обещание, данное ему как Верховному главнокомандующему. И теперь сражаются в окружении, погибая лишь только потому, что кто-то из старших военачальников прошляпил готовящийся удар немцев.

Вот так… Страна напрягает все свои силы, страна обучает, экипирует, вооружает всё новых и новых защитников Отечества, формируя из них части и соединения, и в эшелонах, летящих со скоростью курьерских поездов, направляет на фронт.

Но враг прорывается, враг отрезает их от своих войск, берёт в плотное кольцо и обрушивает тонны металла с воздуха, где у него полное превосходство вследствие предательства, расстреливает из артиллерийских систем, в том числе и из наших, советских, свезённых в канун войны генералом армии Павловым в летние лагеря и брошенных там с достаточным количеством боеприпасов, но без средств тяги…

Поскрёбышев доложил, что Конев у телефона, и произошёл резкий разговор, в заключение которого Сталин предупредил командующего об особой ответственности за происшедшее, за совершённые им грубейшие ошибки – он не назвал их иначе, чем ошибками, – и приказал:

– Информируйте меня через каждые два часа, а если нужно, то и ещё чаще.

Но следующая ошеломляющая информация пришла не от Конева, который не информировал, потому что связь с ним вскоре была потеряна. Сообщение пришло из штаба Московского военного округа о том, что 5 октября в 17:30 танки противника взяли Юхнов и продолжили стремительное движение на Подольск.

Если мы сегодня откроем интернет, чтобы узнать, далеко ли до Юхнова и какое время требуется, чтобы доехать от этого города до Москвы, то прочтём: «Расстояние Юхнов – Москва по трассе составляет 210 км, а по прямой – 189 км. Расчётное время преодоления расстояния между городами Юхнов и Москва на машине составляет 2 ч. 50 мин.».

Два часа пятьдесят минут. Вдумайтесь! Менее трёх часов до Москвы. Ну хорошо, допустим, танковые колонны идут с меньшей скоростью, чем автомобили, особенно следующие не в колонне, но и тогда, если взять даже скорость 20–25 километров в час, получится, что ходу до Москвы 8—10 часов. Именно 8—10 часов, если не встанут на пути танковых колонн, идущих в походном порядке, наши части. А наших войск на том направлении не было. Всё, всё, всё, что удалось собрать для создания предпосылок к перелому в ходе боевых действий на Московском направлении, находилось в распоряжении командующих Западным и Резервным фронтами. Но прорыв обороны Западного фронта был настолько сильным, что поставил в безвыходное, критическое положение и Резервный фронт.

Это была катастрофа, страшная катастрофа, и, чтобы перенести её, чтобы восстановить положение в такой обстановке, нужны были не только сила воли, личная распорядительность, личное мужество, но и талант полководца.