Охотник обязывался перестать, если сам Жейк’сулли вдруг вырастет в нечто большее. По интонации, с которой произносилось обещание, была отчетливо видна уверенность Тсу’тея в обратном.

Но сегодня никто не беспокоил покой пары. Они ушли не слишком далеко. Даже па’ли не седлали. Просто бродили.

Нейтири отправляла в рот последние семена пъорна’лор.

На’ви очень повезло найти их. Красивое взрывающееся семя прятало свои цветы от всех, кто любил ими лакомиться, на высоких толстых стеблях. Забраться на них было довольно сложно — зацепиться за обертку из листьев получалось плохо. Но когда вызревали семена, растение с грохотом разбрасывало их как можно дальше. Чем привлекало обитателей Пандоры. Тсу’тей с нареченной едва успели собрать желаемое. Они не надеялись найти достаточно, дабы нести в деревню. Но не могли отказать себе в удовольствии и не попытать удачу!

Воин попробовал пару семян для приличия, остальное отдал девушке. Не существовало того, чего ему было бы жаль для Нейтири.

Только ей не становилось легче от подобной самоотдачи будущего супруга. Нечто полностью поглотило думы девушки. Она смотрела в никуда, лишь изредка поворачивалась к Тсу’тею, давая понять, что все «в порядке».

Двое шли вровень, не спеша. Прямо как… раньше. Но плохо скрываемая отстраненность Нейтири не вписывалась в общий узор.

«Что-то не так!»

Обогнав девушку, охотник встал перед ней, не давая прохода. Увлеченная думами спутница сумела не врезаться. Подняла взгляд и отвела снова. Едва разомкнула губы, не решаясь выпустить мысли на волю.

«Нужно разобраться сейчас».

Это было против правил! Не мог воин допытываться, когда напротив стояла она. Легонько Тсу’тей потянул девушку на себя и обнял. Не сопротивлялась. Напротив, устроила голову у него на груди. Прикрыла глаза.

— Можешь мне сказать, — гладя Нейтири по волосам, продолжил охотник.

— Я… думала о Лин. Они похожи… и вместе с тем разные, — пыталась собраться с мыслями дочь Мо’ат.

— Лин вздорная, но точно не глупая, — воин без труда понял, о ком шла речь.

«Почему мы говорим об этом дураке, даже когда он далеко?»

— Все равно похожи. Он не понимает, но пытается, — настаивала На’ви.

«Видел я его старания! Па’ли до сих пор не сумел оседлать. Позорится, а толку нет».

— Потому постоянно покрыт грязью,— оскалился охотник.

— Зато стрелять учится быстро, — с вызовом посмотрела на суженого Нейтири, не отдаляясь, впрочем, от него. Она следила за обучением Лин и помнила, сколь много проблем возникало. Тсу’тей долго и громко сокрушался по поводу криворукости своей ученицы. Но проблема оставалась проблемой. Потом она даже перестала быть смешной для воина. К подначкам ему пришлось добавить немало усилий и терпения при объяснении простейших вещей.

— Как скажешь, — выдохнул Тсу’тей. — Он все равно придурок. С чего ты вспомнила о Лин?

— Не знаю, — вернула голову на прежнее место Нейтири. — Просто иногда так получается. А ты? Не думал?

«Не приведи Эйва! Есть чем заняться».

— Знаешь?.. — отстранил от себя девушку охотник и серьезно на нее посмотрел.

— Да? — вслушалась она.

Вместо раскрытия заветной тайны, коей вовсе не существовало, Нейтири сгребли в охапку и покатились с ней по земле, сопровождая процесс хохотом, визгом и ругательствами.

— Ну и кто здесь дурак? — задала провокационный вопрос девушка, когда ее отпустили.

— Тот, кто остался без ножа, — покачал оным перед носом побежденной Тсу’тей и без предупреждения стартовал.

— Стой! — завелась Нейтири, бросаясь вдогонку.

Охваченный задором охотник нарезал круги, заставляя лорею прятаться под землю, ускользал от рук «преследователя», пробираясь между «ногами» торукспъама, он пугал бедных съяксьюков и рити, попавшихся на пути.

«Так-то лучше!»

Радоваться пришлось недолго — послышался клич соплеменника, использовавшийся при наличии угрозы.

«Что-то случилось!»

***

В селении пару ждали дурные вести. Прежде всего вернулся разведывательный отряд. Точнее то, что от него осталось: Ралу, два тела и три красных головы. Словно в насмешку над неуклюжим предводителем. Злую. Кровавую. Насмешку.

Нейтири послали за ее подопечным. А охотнику предстояло распоряжаться по поводу людей — прямой приказ Оло’эйктана.

Эйтукан в данный момент проводил переговоры с На’ви другого Клана. Над телами хлопотала Мо’ат. Плакали навзрыд родные Наалота и Икалу.

Никто открыто не обвинял Тсу’тея. Никто… кроме самого Тсу’тея.

«Тычок по носу, который СТОИЛ ИМ ЖИЗНИ! Я должен был предусмотреть!»

— Прости, мы не справились, — поник Ралу, заметивший приближение командира. Он и сам был потрепан. Весь в повязках, пахнущий одной из целебных мазей Цахик. Главное, живой.

— Нет, — отсек все попытки извиниться будущий вождь. — Я был неосмотрителен.

То была не совсем правда. Тсу’тей понимал возможную опасность мероприятия. Он не посылал новичков, а специально отправил тех, с кем не один год успешно трудился на благо Клана. Но их сил оказалось преступно мало. Увы, ни одно даже самое глубочайшее сожаление не могло помочь павшим.

— Это все, кого нашли? — спросил он у Ралу, кивнув в сторону связки голов, лежавшей поодаль на земле.

— Да.

«Только начало. Нам нужно действовать. И как можно скорее».

Пару суток назад. Они виделись пару суток назад. А теперь его друзья с Эйвой. Тяжело принять. Они хотели… Больше это не имело значения.

С переговорами Эйтукан мог разобраться и без участия преемника.

А вот руководить подготовкой к проводам Наалота и Икалу предстояло Тсу’тею. Одно дело, если приходится уходить с поля боя, с трудом вырывая шанс выбраться для оставшихся в живых. Другое — безразлично относится к своим павшим братьям в мирное время. За такое не то, что вождем стать не дали бы, а в лучшем случае изгоняли из Клана.

Мужчина чувствовал себя отвратительно. Будто он СВОИМ ножом рассек нити канвы мироздания, связывавшие его друзей с их родными и с ним самим.

***

Времени ушло совсем немного, но для Тсу’тея оно отмеривалось словно по каплям смолы. Тягучим, неторопливым. Никакая занятость не избавляла от этого неприятного ощущения. Как и от чувства, что самому охотнику перевязывала руки Цахик, что его тело несли к месту прощания. Тсу’тей не мог нормально слышать, словно его оглушило взрывом.

Однако ничто из перечисленного не являлось весомым доводом для прекращения обряда. Переговоры и все прочие события могли подождать.

— Мы все семена

Великого Древа…

Пришедшие также принимали участие. Говорили, что их Песнь складывалась из иных слов. Но сейчас они пели ту, что принадлежала всем Кланам без исключения — Песнь о Древе. Тсу’тей слышал еще одну… От отца. Ее исполняли, когда провожали Атейо… Но какие бы слова не звучали из уст На’ви, они сводились к одному. Все — дети Эйвы. Все — семена Великого Древа.

Некстати вспомнились глупые вопросы Лин.

Будет ли Тсу’тей слышать Наалота и Икалу? Будет. И будет бесконечно долго просить прощения, за свой глупый роковой приказ… Даже если это ничем не поможет.

— В наших глазах,

Подобных синему цветку…

Он, сдерживая слезы, помогал семьям сооружать ложа. Нес Икалу на своих руках. Устраивал тело друга под корнями. Как и другие На’ви, возложил цветок.

— Чья песня звучит внутри нас…

Мо’ат и Нейтири опустили к павшим Атокирина’.

Тсу’тей больше не мог не плакать. До прощания воину удавалось совладать с собой. Но не во время. Он выдыхал звуки через рот. А когда бывало по-другому? Песнь, как и множество раз до этого, вытаскивала наружу все, что было с таким трудом запрятано внутрь. Конечно же, рыдал не только охотник.

Но песнь не могла продолжаться вечно. Она закончилась, как и время Наалота и Икалу в этом мире.

Стихли голоса, и тягучая пелена предательски спала. А ведь охотник только приноровился к ней. Он желал остаться рядом с друзьями. Но не имел права. Никто не имел права.