— Эй! Ты остался жив — это главное! — попыталась накрыть руку больного своей пилот.
— Посмотри на меня, — закричал мужчина, ощутив отвращение к себе от еще одной неудачной попытки вырвать конечность, — я хр*нов инвалид! И неизвестно когда восстановлюсь! И восстановлюсь ли?! Не нужно жалости. Просто уходи!
— Норм! Если бы не твои раны, я бы с радостью въеб*ла тебе сейчас! — Труди была совершенно серьезна, будучи солдатом, она не раз видела парней, которым «повезло» выжить в горячих точках. Некоторые из них предпочитали смерть на поле боя, чем выбывание из строя подобным образом. Сейчас же все было далеко не столь плачевно. И если медики уверенно заявляли, что шанс на возвращение к прежнему состоянию есть, то так оно и было. Разумеется, следовало учитывать и последствия лечения: организм Норма мог выкинуть какую-нибудь хр*нь на почве принятия «микстурки» На’ви, но вероятность, что проблема будет носить летальный характер, была не велика. И девушка откровенно не понимала, в чем собственно дело! — Если ты думаешь, что я настолько слабохарактерная, и не перенесу твоего… состояния, то очень глубоко ошибаешься!
— И что ты сделаешь? Переедешь жить в медблок?! — злобно ощерился мужчина, впрочем, глаза его были полны только тоски и усталости. — Ты не можешь слишком часто здесь появляться!
— Я что-нибудь придумаю, — это не были слова отчаяния. Труди действительно собиралась поразмыслить.
— Брось это дело, — повторил Спеллман. — Я все понимаю и не держу тебя. Думаю, ты достойна большего, чем калека, который не в состоянии о себе позаботиться.
— Дебил! Я буду с тобой, потому что никто другой мне на х*р не сдался! Сейчас я уйду! Но вернусь, хочешь ты того или нет!
Закрыв за собой дверь, девушка выдохнула, выпрямилась и бодро прошествовала в направлении Научного Блока. Она была благодарна Огустин за то, что последняя добыла лекарство.
«Даже если при этом она решила поиграть в шпионов, что, по мне так, не особо-то нужно! Хотя… не могу не признаться, что начистила бы парочку другую морд, если бы они встали между здоровьем Норма и мной!.. Но теперь — все в моих руках. Знать бы еще, как не пох*рить это «все»! Я не сильна в «психологических штучках». По крайней мере, в данном случае. Да и с выбывшими раньше тесно не общалась. Пообщаешься тут! Когда нужно скорее искать новое место работы, чтобы просто не сдохнуть с голоду!»
— Тяжело? — первое, что спросила Грейс, увидев пилота. По скромному мнению ученого, Чакон выглядела слишком озадаченной. Не подавленной, не грустной, а именно озадаченной. И данный факт весьма настораживал Дока. Ведь она была не понаслышке знакома с упрямством Труди, и раз оно стало столь явно просматриваться в поведении, значит дела принимали плохой оборот.
— Ему? Да, — солдат развалилась на одном из стульев и со скукой рассматривала непонятного ей назначения приборы.
— А тебе? — Огустин убрала пинцет от ростка унидельта-дерева и перевела взгляд на девушку.
— А я что? Я — цела и невредима, — пожевала губу солдат.
— Дело не только в теле.
— Док! Только не надо мне сейчас нотаций читать, ладно?
— И не думала.
— Он… хочет, чтобы мы расстались, — спустя пару секунд проронила Труди.
«И почему это звучит как фразочка из сопливой мелодрамы?! Не верю, что это говорю я! Расстались… Размечталась! Мы толком-то и ничего еще не начали!»
— Не ожидала, что в Норме проснется это… — задумчиво посмотрела в окно Огустин.
— Что «это»?
— Пресловутый синдром мужской неполноценности, — Грейс поймала взгляд девушки. К сожалению, для последней, в глазах ученого не было и намека на шутку.
— Не поясните? Так чтобы по-человечески? — Труди не была уверена, что до конца поняла услышанное. И если у Норма поехала крыша на фоне болезни, то солдату хотелось бы знать, с чем именно она столкнулась или столкнется в будущем.
— Он сейчас лежит и придумывает тысяча и одну причину, почему тебя не достоин. Но все это только никому не нужное нытье, за которым так удобно прятаться от действительно нелегкого пути к восстановлению, — процедила Грейс, взяв в зубы сигарету и шаря по карманам в поисках зажигалки.
— Я понимаю, что не смогу помогать ему ежесекундно. Пусть искореняет свои слабости, пока меня нет. В чем дело-то?!
— А тут важен сам факт того, — поиски Огустин увенчались успехом, и она, наконец, затянулась, после чего медленно выпустила струйку дыма изо рта, — что ты однажды можешь прийти и напомнить ему, почему он ДОЛЖЕН бороться. Увы, отрывать свой зад и упорно работать над физическим состоянием — не самое приятное занятие, особенно после операции! Но ты же не враг. Значит, виноват во всем он и ты должна его бросить, чтобы стало совсем хр*ново! Вуаля: ты ушла, он — один. И можно спокойно сидеть на пятой точке, никуда не торопясь!
— И мне мужики еще что-то заявляли о странностях женской логики?! — Труди утомленно теребила челку.
***
Тсу’тей с тоской смотрел на поднимавшийся от костра дым. Тяжело было понимать, что сейчас придется расстаться с последней ниточкой, протянутой между воином и его отцом. Углы губ На’ви резко опустились вниз, а кожа на подбородке сморщилась от напряжения мимических мышц. Мужчина засопел, зажмурился, снова поднял веки, но в последний момент все же нашел в себе силы отпустить лук и даже не бросится за ним вслед, когда языки пламени радостно накинулись на покрытую узором древесину. Тсу’тей, не сказав ни слова, опустился рядом с костром и погрузился в думы. Находившийся рядом Эйтукан последовал примеру своего приемника. Пожалуй, сейчас разговоры действительно были излишни. Каждый из На’ви в своих мыслях взывал к душе Атейо, вспоминая, все что связывало их, рассказывая о нынешних делах и прося прощения за то, в чем каждый из них считал себя виноватым.
Когда костер потух, от лука остался лишь пепел, который требовалось собрать и развеять над долиной. Так же, как они поступили и с прахом Атейо. В прошлый раз это сделал Эйтукан, сегодня — вождь решил уступить эту часть действа сыну усопшего.
Взобравшись на спину своего икрана, Тсу’тей подхватил сосуд с пеплом и поднялся ввысь. Как никогда хотелось быть подальше от леса, от племени, от Эйтукана, от Нейтири — от всего. И воин, повинуясь зову сердца, отправился в Парящие Земли. По какой-то причине тянуло именно туда.
«Эйва зовет?»
Найдя там небольшое пустое плато, На’ви спешился. Это место было подходящим — ветер гулял здесь свободно. Он же заботливо потрепал своей «рукой» волосы мужчины. Охотник чувствовал, что он на правильном пути. Но это отнюдь не означало, что ему становилось легче. Напротив, приближение к «черте» все больше давило. Сомнения с каждым шагом сильнее и сильнее тянули назад, подобно жутким холодным клешням. Но Тсу’тей не собирался убегать. Он сконцентрировался и сорвал пробку с сосуда, позволяя ветру подхватить пепел. Учитывая, что в раскрытом состоянии чаша оказывалась совсем неглубокой, много времени для окончания процесса не потребовалась. А затем воин, с громким кличем раскрутив вместилище для пепла, запустил его как можно дальше!..
После всего проделанного охотник отвернулся и помчался на противоположный край плато. Подзывая икрана, седлая его и позволяя потокам воздуха подхватить обоих, Тсу’тей не оглядывался. Увы, сегодня даже летная маска не спасла его глаза от слез. Может быть, дело было вовсе не во встречном ветре?..
Но возвращаться не хотелось. На душе было пусто. И эта пустота зияла, как рваная рана. Так было после смерти отца и матери. И теперь… Но если тогда рядом были те, кто поддерживал, не давал уйти, всеми силами старался закрыть эту дыру, то сейчас, кроме икрана, рядом не было никого. Рядом не было и ее… А ведь именно Сильванин…
Тсу’тей попался в собственную ловушку. Снова! Будь он где-нибудь на земле — посидел бы какое-то время. Подумал. Нашел бы, как очистить разум от скорби. Но небо ему такой ошибки не простило.
Если бы не икран, пронзительно завизжавший при виде приближавшейся угрозы — охотник стал бы обедом для Торука!