Кажется, вождь и его сын пришли к консенсусу. Во всяком случае, Сей’лан лично протянул юноше сосуд с неизвестным содержимым, который шаман залпом опустошил. Одновременно с этим Хукато оттащил нантанга, принадлежавшего Тинин’ро.

Зазвучали гигантские барабаны, сделанные из трухлявых бревен тсаулапъа. Поначалу ритм был один. Но после очередного отбитого такта некоторые музыканты встали, а другие, напротив, остались сидеть на земле. Вследствие чего образовалось несколько линий, так сказать. Каждая из них была подхвачена «пением» змееволка, которое перемежалось от воя к стрекотанию. В первый момент это резануло по ушам, но немного погодя Лин стала понимать, что исполнение имело определенную структуру.

Впрочем, некогда было следить за «оркестром» — Цахик упал на колени и затрясся. Затем послышался ОР, который говорил лишь об одном — невыносимой и неуемной БОЛИ!

«Его будто кислоту заставили выпить!»

Вокруг юноши, стрекоча, рыча и тявкая, хороводили нантанги. Но только не тот, что принадлежал шаману. Его удерживал на привязи Хукато.

После того, как Тинин’ро, рыдая, стал с силой вонзать свои ножи в землю, будто пытаясь порвать ее на клочки, Бейфонг дернулась в сторону несчастного, но ее движение было остановлено Хоной.

— Он же умрет! — Лин отбросила чужую руку. Бейфонг было совершенно плевать, что ранее мальчишка успел нахамить и бросался обвинениями.

— Так, надо! Не вмешивайся! — пригрозила На’ви. Судя по тому, что одна ее конечность потянулась к поясу, сопротивления женщина не потерпела бы.

— Ладно, — сжала челюсти маг земли.

О! Как она хотела разнести здесь все к Ваату! Похоронить под плитами! Закопать этих дикарей! Но приходилось быть немым свидетелем того ужаса, что творился вокруг!

Тем временем Тинин’ро перешел на вой. Но никто по-прежнему не рискнул приблизиться к шаману. Только обреченные подняли свое оружие.

Через секунду воздух наполнили голоса других Таунрэ’сьюланг и застывших на месте змееволков. Однако главным по-прежнему оставался голос Цахик. Последний пытался расцарапать собственный живот, но балахон, видимо, пропитанный чем-то, помешал этому процессу. Бой барабанов и гул волчьих «голосов» снова стали едины.

В конечном итоге шаман, издавая звуки, подходившие больше зверю, нежели разумному существу, поднялся. В ладонях он по-прежнему держал клинки.

Все, включая зверей, замолчали, костер был немедля потушен, и только ударники продолжали свою работу.

Лин довольно быстро подстроилась под темноту, однако в поле зрения женщины Тинин’ро более не был.

А затем в ночи раздался первый крик!..

========== Глава четырнадцатая ==========

Комментарий к Глава четырнадцатая

Нгай - верный.

Съептутэ - Гинеман.

И да, лук действительно присутствовал в сюжете фильма, но там у него не было какой-то истории.

«Где он сейчас?»

Снова, снова и снова! Хрипы… Визги… Скрежет клинков… Грохот от бесконтрольного покорения… И едва различимое постукивание, не сулившее ничего хорошего тому, кто его услышал.

Уж кто-кто, а Лин действительно видела все перемещения Цахик: парень носился по поляне, будто у него в ногах были двигатели от сатоцикла. Каким-то образом ему удавалось играючи обходить многочисленные преграды, неосознанно призываемые магами. И с каждой следующей остановкой Тинин’ро становилось на одного обреченного меньше…

Бейфонг помнила наказ Хоны, но едва удерживалась от его нарушения.

«Не мешать. Не вмешиваться! Да как во имя Тиенхай?!»

Терпение мага земли лопнуло ровно в тот момент, когда шаман напал на Мипьи! Женщина приготовилась бить на поражение, но, к своему сожалению, ей пришлось оставить эту идею, ибо была высока вероятность, что ударом зацепило бы и саму спасаемую.

Глаза Лин видели, как тень с белесой пастью и глазницами заслонила флюоресцировавший на лице девушки грим… Ноги же говорили о том, что шаман, придавив к земле свою соплеменницу, застыл, как бы прислушиваясь…

«Ситуация с наличием заложника — как же я это ненавижу!»

В голове с молниеносной скоростью перебирались варианты отвлечения внимания. Но вдруг Тинин’ро с громким «Иях!» отпрыгнул от Мипьи и снова умчался на поиски жертвы.

Лин мгновенно очутилась рядом с пострадавшей и, справившись о самочувствии На’ви, помогла последней встать. Маг земли не была до конца уверена, но ей показалось, что юноша испугался.

«Судя по его поведению, мальчишке дали какое-то подобие галлюциногена. Само собой, парень не соображает, что творит. Однако он не убил никого лишнего. Об этом говорит произошедшее с Мипьи. Значит, грим действительно обладает защитными свойствами? Или дело в другом?»

Лин настораживало амбре, создававшееся медальоном. От побрякушки несло кислятиной и чем-то до мерзости сладким. Но этот «аромат» был подозрительно знакомым.

«Где? Где, Ваату подери, я могла столкнуться с чем-то похожим? Запах ленай’га? Не совсем… Этот какой-то другой…»

Если бы речь шла только о тошнотворно-приторной составляющей, Бейфонг бы без раздумий сказала, что это запах трупа. Если только кислой — то маг земли поручилась бы, что этим отпугивали всех ночных хищников, но вместе?..

***

Под бурное всеобщее одобрение Тсу’тей прикончил еще одну чашу с кавой. Соревноваться с Эйтуканом всегда было захватывающе! Несмотря на то, что рот горел от напитка, а глаза через некоторое время начинали слезиться… В последнем раунде вот уже второй год оставались воин и отец Нейтири.

«Хоть бы раз удалось выиграть! Но на то он и наш Вождь… Когда-нибудь я!..»

И стоило только Лучшему Воину Клана приблизиться к возможной победе, как поединок был бессовестно прерван дочерью Оло’эйктана.

— Ты обещал! — заливаясь смехом, девушка тянула плечо охотника на себя.

«Нет, она точно любит надо мной издеваться!»

— Нейтири, это не вежливо! — мужчина попытался осадить невесту.

«В конце концов, кое-кому нужно повзрослеть. Нельзя просто так прерывать чужие разговоры, особенно с Эйтуканом».

— Ничего, Тсу’тей, иди, — вождь был в хорошем расположении духа и, хлопнув своего зятя по груди, легко уступил его дочери.

Несколько склонив голову и уперевшись рукой в коленную чашечку, охотник поднялся, свободной конечностью он прихватил собственный головной убор и некоторую атрибутику. Несмотря на количество выпитого, Тсу’тей отлично стоял на ногах. И как бы он не желал продолжить поединок с Оло’эйктаном, пришлось сдерживать свое слово. Хотя само выполнение обещания нельзя было назвать подневольным. Потому что оно заключалось в еще одном танце с нареченной. Удивительно, но мысли воина оказались услышанными Эйвой: на этот раз их наряды действительно совпали.

Даже в образе, казалось бы, столь грузного зверя как талиоанг была своя грация. И вышеупомянутая девушка умела ее показать: Нейтири то делала выпад навстречу охотнику, повторяя его движение, то отдалялась и водила в стороны маской в виде головы быка, то размахивала руками, изображая зверя вставшего на дыбы. Потом оба На’ви подражали бодавшимся при игре сородичам, звучно сталкиваясь рогами на «головах», чуть позже, кружась, специально задевали друг друга «тазовыми выростами» и «хребтами». Шаги пары перемежались со звуками барабанных труб, связанных вместе — умили йямка т’русу, которыми раз за разом ударяли об землю музыканты. Да и сами танцоры были не прочь отбить ритм, топая и сталкиваясь своими «копытами».

Искры от костра отражались в глазах Нейтири, но Тсу’тею в тот момент показалось, что его девушка и сама была подобна огню, обманчиво бесплотному, но в то же время кусавшемуся, стоило протянуть руку в его сторону!..

«Как всегда прекрасна… Эйва, я смогу переступить через свои предрассудки, пусть только она дождется!»

Напиток, наконец-то, ударил в голову, и воин полностью отдался танцу. Но за движением охотника скрывалось больше, чем могло показаться на первый взгляд. Тсу’тей беззвучно плакал, пытаясь вырвать из себя мысли о прошлом, прилагал все усилия, чтобы улыбаться, радоваться настоящему, наслаждаться им, и собирался с распростертыми объятьями, без страха встречать свое будущее…