— Слишком нагл. Волнуется лишь о собственной жизни.

— За’о сказал, что твой отец был из его Клана, — Фтуэ’эконг оттянул срезанный край шкуры, помогая ее снять.

— Это так, — Тсу’тей сосредоточил свой взгляд на руке с разделочным лезвием.

— Он не предлагал помощь? У нас он учил Лин.

Благодаря опыту охотник вовремя остановил инструмент и уберег шкуру от разрыва. Тсу’тея пробирала злость.

«Демон он, а не учитель!»

В сознании не вовремя всплыли воспоминания о собственных проступках по отношению к Лин.

«Я не прикрывался! И не оборвал жизнь, когда МОГ! И не стал бы биться с больным воином!»

— Он слишком много хочет за свою… «помощь». Я рад, что отказался, — встряхнувшись, Тсу’тей продолжил работу.

— Ты сильно волнуешься о Тсмуке а карр, — как бы между прочим заметил Фтуэ’эконг.

— Я, Нейтири, Мо’ат и все Оматикайя вложились. Лин удалось переубедить меня. Она — ЧАСТЬ СЕМЬИ. Тебе будет плевать, если я нападу на твоего брата или сестру? — Тсу’тей закончил со шкурой и с задумчивостью смотрел на испачканное в крови лезвие инструмента.

— Хийик уже рядом с Лин, — с сожалением вздохнул Фтуэ’эконг.

«Не нравятся мне твои слова».

— Слышал, что Лин закрыла Хийика собой от сока тъумтсэулл. Который он сам пролил на себя, — свежевание Тсу’тей продолжил, находясь по другую сторону туши.

— Она хороший учитель. Хороший воин. Но я не доверю ей свою жизнь.

— Я говорю на языке чужаков, — поделился Тсу’тей. – А Лин согласилась учить Уэу.

«Я бы предпочел убить. И Лин наверняка тоже. Но выбора у нее нет».

— И ты гордишься? — презрительно произнес Фтуэ’эконг, стиснув кусок шкуры. Напасть на преемника Эйтукана он не мог.

Тсу’тей слепым не был, он прекрасно видел возникшее напряжение.

«Вы вверили себя нашему Оло’эйктану. И вы не будете убивать за слово на языке Таутутэ. Иначе я перережу пару глоток. И ваш дар мне не помешает!»

— Я говорю, не о гордости за знание, — Тсу’тей поднялся, стерев тылом кисти полосу крови йерика со своего живота. Разделочный инструмент все еще находился у него в руках.

«За оружие сгодится».

— Я ненавижу Небесных Людей, отнявших у меня мать и отца. Отнявших мою нареченную! И я могу сказать об этом чужакам на их собственном языке. Перед тем как всадить стрелу в сердце. Или перед тем, как мой нож заставит их захлебываться в собственной крови! — Тсу’тей не кричал. Его голос повысился лишь немного. Но каждый звук, вытолкнутый изо рта, был полон чувств — воин мог исполнить все, о чем говорил.

— Назови МЕНЯ ПРЕДАТЕЛЕМ, ФТУЭ’ЭКОНГ! Но я — не Лин. Я не отпущу тебя. И первая глотка, которую заткну — будет твоей! — зловещий оскал выполз на лицо Тсу’тея. Воин приглашающе развел в стороны руки, покрытые засохшей кровью.

***

Хукато закидывал пук листьев на стойку для сушки и не мог отогнать от себя мысли о Лин. Почему все сложилось именно так? Они вместе покинули дом. Ради единой цели. Чтобы разойтись. Стать друг другу врагами. Лин? Так ли уж она виновата? Враг ли она? Она, которая пришла и протянула руку помощи. Она, которая бросалась их защищать. Тайны? Разве их не было у других? У Уэу, у Тсулфэту, у самого Хукато, в конце концов?! Но Лин ее тайн не простили.

Тот парень — Тсу’тей. Он был юн и порывист. Ненавидел Небесных Людей всем сердцем. Но не Лин. Воин с гордостью говорил о том, что был учителем Тсмуке а карр. Он заявлял, что спокойно доверил бы Лин свою жизнь или отдал ее.

Можно было оправдаться тем, что Оматийкайя не теряли самого дорого, а их Клан не распадался изнутри. Им еще не нанесли самую страшную рану, которая будет затягиваться не одно поколение. Если от них вообще хоть что-то останется.

Они потеряли немногих, потеряли слишком мало. Преступно мало. От того и якшались со Сноходцами. От того подпускали чужаков к своим детям. У Хукато волосы дыбом вставали, когда он видел ту женщину. Грейс… Глупые дети… Как можно было называть ЕЕ матерью?! Этого демона! Она улыбалась. Она говорила. А Хукато желал, придушить эту тварь! Или, по крайней мере, оттащить от детей подальше. Проводник слышал историю о том, как эта женщина не сберегла других. Доверявших ей. Как Эйтукан и Мо’ат могли позволить?!

Что-то… какая-то тревожная мысль скребла в сознании, подобно тому, как заползали в корзину кали’уэйя.

Тсу’тей! Тсу’тей сказал, что Лин оставили у Небесных Людей, которым Оматикайя могли доверять. Эта… Грейс? Не она ли помогала? Иначе, что значила увиденная Уэу встреча в лесу?

***

По неизвестным для Лин причинам, в тот день, когда маг земли сподобилась побеседовать с Грейс, ни Док, ни Спеллман деревне не появлялись.

Иронично, что саму Лин тоже искали: Тсу’тей желал выяснить подробности «неудачи» Бейфонг. И, пожалуй, этот разговор представлял даже большую опасность, чем урезанная версия дебатов с Огустин, которой удостоились Оматикайя — маг земли сообщила, что цель ученых в сотрудничестве между На’ви и людьми, свои явные сомнения в удачном исходе операции она оставила невысказанными.

Теперь же Лин не могла сказать и части истинны. Ведь Тсу’тей непременно отправился с воинами на поиски следов, нашел бы бульдозеры и, разумеется, напал.

К счастью, о неуемном желании Тсу’тея пообщаться Бейфонг узнала от третьих лиц. И у нее было время скрыться. По крайней мере, сегодня.

«Тсулфэту, Лауну и Хийик не ставят палки в колеса. Но этого мало. Мне нужен тот, кто прикроет меня перед Оматикайя. Кто? Тсу’тей слишком вспыльчив. Мо’ат? Эйтукан?

Прежде чем сделать шаг к кому-либо из перечисленных, Лин должна была поговорить с Доком.

Опасаться интереса со стороны вождя или шамана не стоило, им было чем заняться. Как ни печально, но новые нападения ленай’га на жителей деревни хорошо отвлекали всех неугодных от Бейфонг. Даже Хийика и бывших учеников Лин припахали к работе.

«Слишком хорошо».

***

Фтуэ’эконг не мог выкинуть из головы спор с Тсу’теем. Разумеется, тему они больше не поднимали. Не следовало насаждать свои порядки в новом доме. Все было относительно спокойно: Уэу продолжала учиться контролю и возвращалась в синяках, проклиная Лауну. Сноходцев никто не трогал, соблюдая уговор. Иногда Лин куда-то пропадала из деревни, но куда именно неизвестно: новеньких в такие дни оставляли около Келутрал. Разумно, учитывая что взаимная неприязнь не гасла. Уэу ненавидела Лин за предательство и за уроки, на которых приходилось заниматься то поиском металла, то изготовлением фигур. Стоило воительнице создать нечто похожее на оружие и метнуть его в Лин, как она получала обратно свой же снаряд и камни специально от Лауну. Последняя и так могла померяться с Уэу силами, а теперь, когда сопернице запрещалось отвечать, развлекалась по полной.

Фтуэ’эконг чувствовал, что их разъединение с Лин не прошло без потерь: у него убавилось напарников для тренировочного боя. Приходилось упражняться с минью.

Воин раз за разом старался уклониться от гибких стеблей лилии, пытавшихся его опутать, и блокировал каменными преградами листья, стремившиеся отшвырнуть наглого На’ви подальше. Фтуэ’эконг пытался просчитывать, сколько времени требовалось растению для новой серии ударов и захватов. В чем-то это было даже интереснее поединка с другим На’ви или зверем. Растения реагировали по-иному. В ином ритме. Каждый раз воин выбирал себе новую особь, чтобы не истощить предыдущего «соперника» до смерти. Впрочем, иногда первым без сил оказывался именно мужчина. В отличие от зверей и воинов, вызвать у растения гнев или ярость было невозможно. Во всяком случае, у этого. Оно прекращало размахивать стеблями, как только Фтуэ’эконг оказывался на приемлемом, с точки зрения минью, расстоянии.

Конечно, он дрался и с Уэу, в свободные от обучения и охоты часы. Против Танхи не мог выйти. Рука не поднималась. Другое дело — упражнения на контроль или на «зрение», но в них он своей супруге безутешно проигрывал. Уэу тоже терпела неудачу.

— Тебе не надоедает, — озвучивал очевидное Хукато.