«Во имя Тиенхай! Я слишком долго жила с нантангом в одном шатре!»

Совместными усилиями, не без помощи магии, ибо теперь опасаться было некого, На’ви похоронили зверей подальше от «дороги», проторенной бульдозерами.

Когда с похоронами было покончено, Бейфонг повторно «осмотрелась». Бульдозеры были достаточно далеко. День, судя по небу, заканчивался. Нужно было возвращаться. Лин запретила Лауну сообщать кому-либо об увиденном, объяснив этот приказ неготовностью Оматикайя к бою и упомянув о бурной реакции самой девушки.

В пункте назначения человеческой «экспедиции» Бейфонг не сомневалась. Оставалось лишь отслеживать путь, приготовить на определенном этапе «теплый прием» Таутутэ, параллельно вывести на чистую воду Сноходца, не выдать себя до последнего и убедить целый Клан в надобности подготовки, а не немедленного нападения. Ах, да! Еще необходимо остаться в живых, после того, как Оматикайя все узнают.

«Да раз плюнуть!»

***

«Рене».

Сегодня был особенный день. Годовщина смерти Рене Харпера — прекрасного ученого, Доктора Наук, ксенолингвиста, ксенобиолога, просто отличного человека, друга и учителя Грейс.

Официальных мероприятий не проводилось. Но те, с кем он был знаком, в этот день тихонько в своем уголке вспоминали странного мужчину, которого поглотила Пандора. И пусть людей, помнивших его, было немного, пусть разговоры о нем находились под строжайшим запретом, Рене Харпер оставил свой след в душах других.

«Ты говорил, что мне нужно больше любить мир. Не одну его сторону. Что рано или поздно я сама к этому приду. Но…»

Поговаривали, что Харперу и аватар не нужен, все равно из леса не вытянешь. И то было чистой правдой. Когда Рене появился на этой планете, аватары были еще в разработке. Людям приходилось надеяться на свою проворность и интеллект, чтобы выжить. Хотя… даже в теле На’ви подобные навыки оказывались не лишними. Рене же являлся прекрасным сочетанием перечисленного выше и неплохой физической подготовки. Кто-то в шутку заявлял, что Доктор Харпер и Службу Безопасности заткнет за пояс, но Рене на подобные заявления отвечал суровым взглядом. С военными ученый имел весьма натянутые отношения. Насколько было известно самой Грейс, в молодости Харпер «сорвался». Будучи «безрассудным сопляком с ботинком вместо головы», он бросил учебу и ушел служить, потом каким-то образом затесался к полевым медикам. Потратив несколько лет, чтобы вставить мозги на место, Рене вырвался из лап армии и вернулся в университет. Конечно, сразу ему удалось далеко не все, но в итоге мир приобрел еще одного Доктора Наук. Харпера не смущал ни сравнительно старший по отношению к его коллегам возраст, ни косые взгляды.

Так или иначе, Рене оказался на Пандоре, дождался своего аватара и стал первым Главой программы «Аватар».

Вместе с новым телом на него свалилась и Огустин. В те времена Грейс была образцовым ученым, полностью погруженным в исследования и не помышлявшим, что за пределами лаборатории было хоть что-то, достойное ее внимания. Ее интересовала ботаника и все «причленявшееся» хоть каким-нибудь образом. Лишнее отсекалось разумом, словно мертвая ткань под скальпелем опытного хирурга. Своим начальником Огустин была недовольна. При первой личной встрече, произошедшей на Пандоре, он показался легкомысленным и безответственным.

Рене не мог не быть в курсе ее мыслей. Но несмотря на подобное отношение, первой утвердил Грейс в качестве работника школы для На’ви.

Огустин и местных не всегда связывали теплые отношения. Док вообще не проявляла к ним какого-либо интереса, кроме как к источнику информации о флоре. И только. Детей она игнорировала. Пока в ее жизни не появилась школа…

Рене называл это «реабилитацией». Искренне считал, что Грейс необходимо социализироваться и всячески этому способствовал. На плохо завуалированные грубости отвечал нудными нравоучительными речами. В какой-то момент даже пить и курить не давал.

Обстановка, разумеется, накалилась. Огустин перестала появляться вне лаборатории.

В итоге, они все же пришли к консенсусу: Грейс учит детей и может спокойно дымить и «травиться» алкоголем и дальше. Разговоры по душам никуда не делись. Однако переваривать их со стаканом спиртного стало легче. Сам Рене едва притрагивался к горячительным напиткам. Не любил.

«И, может быть, не зря».

Грейс начала ловить себя на мыслях, что школа, дети… все это не так уж не нравилось ей. Да и сам Харпер уже не казался крайне странным и назойливым. Рене наверняка нарочно спаивал Огустин и одновременно проводил сеансы внушения! Само собой, столь абсурдные и бездоказательные мысли Док гнала.

Было внушение или нет, но в день памяти Харперу Грейс не курила и к спиртному не притрагивалась. Своего рода долг хорошему другу.

«При его жизни не бросила, а сейчас — пожалуйста!»

К сожалению, судьба к Рене оказалась незавидна. Своевольность и явная симпатия к На’ви подставили под сомнение лояльность данного сотрудника к общим целям компании. И однажды… его блок связи, находившийся в лесу, «закоротило». Харпер не пришел в себя. Аватара не нашли. Посчитали, что стал обедом для хищников.

Все медиа-файлы, в которых значился Рене, конфисковали. Дело было закрыто. О погибшем ученом упомянули в отчетах, отправленных на землю. И только.

Фалко со скрипом в зубах одобрил новое начальство Научного Отдела. У генерала и Харпера была идеологическая вражда: Фалко получил звание «слепого идиота, который достал всю Пандору своими выходками, и скоро сдохнет в челюстях у танатора или под ногой бронезверя, если раньше не проснется с ядовитой стрелой в глазу». Харпера же генерал ласково называл «больным на голову у*бком».

Фалко сделал все, чтобы уничтожить саму память о враге. Никто не должен был последовать за Рене. Грейс была в числе первых по подозрению в революционной деятельности. К большому сожалению военных, она сидела на заднице смирно, дымя и заливая алкоголем потерю дорогого человека.

Она ненавидела свою слабость, но не могла не понимать очевидного — даже если неравнодушным к Харперу каким-то чудесным образом удастся одержать верх, на Земле просто отрежут линии снабжения. Ни один человек на Пандоре не выживет. Стоило ли так глупо умирать? Огустин нашла себе более полезное занятие. Она с тройным усердием взялась за школу, за работу с детьми, чтобы дело Рене продолжилось.

Любила ли Док Харпера? Наверное, по-своему да. Может быть, когда-нибудь они и пришли бы к…

«История не терпит сослагательного наклонения».

***

Старик и Хийик были единственными, кому маг земли решилась рассказать о находке.

Не то чтобы Тсулфэту обрадовался новым тайнам, либо одобрил идею Лин — скрыть знание от Оматикайя. Но понимал причины такого шага.

Как ни странно, старик прямо-таки настаивал на новом разговоре между Бейфонг и Огустин. Аргументировал тем, что Док вряд ли знала о готовившейся операции. В противном случае ученой было логичней не появляться вообще. Шпионом ее Тсулфэту не считал. Незачем людям, которые без труда уничтожили один Клан, так заморачиваться с другим: даже если На’ви кинутся на бульдозеры, даже если победят в этом столкновении, всегда есть еще машины и еще чужаки. Нужен был по-настоящему сильный удар, а не «плевок в реку». У На’ви таких возможностей не имелось. И люди об этом прекрасно знали.

Лин относилась к Огустин с чуть большим подозрением, чем Тсулфэту. Однако Бейфонг уже раскрыла перед Доком свою осведомленность о «неприятном прошлом людей». И… все еще дышала, а деревню Оматикайя никто не сжег. Может быть, старик был прав на счет Огустин, а может…

***

— Хороший выстрел! — оценил Фтуэ’эконг, подходя к Тсу’тею, только что возносившему молитву рядом убитым йериком.

— Спасибо.

— Я видел твое выступление против За’о. Мы с ним провели вместе немало времени. Это твое дело, но за что его так ненавидеть?

«Ненависть? Он ее не достоин. Так же как и ты».

Тсу’тей, нахмурив брови, смерил взглядом крепко сбитого воина и занялся разделкой туши.