Как ни странно, никто не спохватился, что Игорь забрал документы, никто не стал его искать. Люди в расселяемой трёшке оказались приличные, тут Игорю повезло, он легко с ними договорился и сделал расселение без «Инвесткома». Это расселение надолго стало рекордным: Игорь заработал восемь тысяч долларов. В девяносто шестом году это были очень большие деньги…

После увольнения Игорь позвонил Васильеву.

– Из-за ваших незаконных действий меня уволили. Мне плевать, что мы когда-то учились в одной группе. Я буду обращаться в прокуратуру.

– Я не делал никаких заключений. Только передал результаты вашему руководству. И действовал я с вашего согласия, – Васильев отвечал терпеливо и вежливо.

– Фамилии вы придумывали сами?

– Кроме двух. Какие, разглашать не имею права.

– Надо полагать, работы у вас много. Копаетесь в грязном семейном белье и в криминальных разборках. Помогаете олигархам следить за жёнами. Продали душу ГБ, – Игорь со злостью бросил трубку. Тут концов не найдёшь. Только потеряешь время…

…Живет ли на свете Горюнов, из-за которого его уволили, или это всего лишь мистификация Козлецкого, так и осталось неразгаданным.

В первые дни, пока не остыл, Игорь хотел осуществить идею, позаимствованную у Козлецкого, – написать в налоговую полицию. Но скоро одумался. Он слишком мало знал и навредить мог скорее себе. Если он станет жалобщиком и об этом узнают, он не сможет устроиться ни на одну фирму…

…С другой стороны, Игорь должен был быть благодарен Козлецкому. Вместо многолетнего прозябания в «Инвестко-ме» – с каждым годом риэлторов там становилось всё больше, а зарабатывали они всё меньше – Игорь организовал своё дело и вскоре стал зарабатывать в несколько раз больше. Сделка с обменом, которую Полтавский в последний месяц увёл из «Инвесткома», привела его в «Бонико», где он покупал комнату для расселения. Там он наконец-то разобрался в механизме оформления неприваток и принял окончательное решение. На сей раз ему повезло. Работать с неприватками оказалось выгоднее и легче, чем заниматься расселениями. Это был маленький конвейер. Но, главное, деньги капали намного регулярнее.

Иногда Игорь спрашивал себя: правильно ли он сделал, что закрыл свой «Мегаполис»? И всегда по размышлении отвечал: правильно. Самое лакомое время было до дефолта[65]. Потом сразу – шок. В сентябре ни одной сделки. Но затем рынок постепенно стал оживать. Потенциальные покупатели, кто не потерял свои доллары в банках, кинулись покупать неприватки. Три месяца – октябрь, ноябрь, декабрь – оказались для Игоря золотыми. Сделок не стало больше, чем раньше, но – цены на комнаты ещё оставались прежние, с продажи Игорь, как и раньше, брал две тысячи зелёных, а вот рубль рухнул, оформление стало почти дармовое. Однако с нового года цены на комнаты и за оформление резко пошли вниз, а необходимые расходы начали быстро расти, прибыль сразу упала. Когда через пару лет цены на комнаты снова стали расти, неприваток на рынке оставалось уже мало – их разрешили приватизировать. Окончательно этот бизнес добили изменения законодательства: сначала сроки регистрации сделок выросли до месяца, соответственно, оборачиваемость подставных площадей снизилась в разы, а потом и вовсе запретили обмены неприватизированных объектов на приватизированные. Но к последнему, заключительному акту Игорь давно закрыл свою фирму, а потому финал он наблюдал со стороны, втайне злорадствуя по поводу краха последних из бывших конкурентов.

Но дело заключалось не только в неприватках. Другая причина – люди. К началу двухтысячных все как-то пристроились, найти хороших, честных агентов стало почти невозможно. Конкуренция с крупными фирмами шла не только за заказы, не меньше – за людей. И эту борьбу малые фирмы безнадёжно проигрывали. Чтобы привлечь новых работников и удержать прежних, Игорь решил увеличить проценты, – увы, его доброта и добила «Мегаполис» окончательно.

Существовала и ещё одна причина: воровство. Во всех риэлторских фирмах воруют, то есть уводят варианты. В этом проявляется разумное экономическое поведение – своя рубашка всегда ближе к телу; разумное экономическое поведение вовсе не обязано совпадать с высокими нравственными принципами. К тому же и нравственные принципы можно толковать по-разному. Можно следовать максиме «не укради», а можно – «экспроприируем эксплуататоров». Как бы там ни было, пока сохранялось тучное время, воровали в пределах приличия. Стало хуже – агенты не захотели терять свои заработки. Противоядия от воровства Игорь не знал. Слишком зарвавшиеся обычно попадались сами, их было нетрудно вычислить, но выгонять непойманных Полтавский не мог – агенты были на вес золота. К тому же он знал: другие будут не лучше. И – не по-человечески. Он всё же интеллигентный человек, не крутой.

В последний год, наступило новое тысячелетие, Игорь в основном перешёл на квартиры; неприваток почти не оставалось, а фирму всё больше трясло: прибыли регулярно сменялись убытками. Игорь устал, у него сильно убавилось оптимизма, он не захотел рисковать и ждать, когда станет совсем плохо. Стало ясно: пора закрывать свой бизнес.

Вскоре после закрытия «Мегаполиса» Игорь как-то ехал с бывшей своей агенткой Настей. Настя была высокая, ширококостная, крепкая, задиристая, курящая, чрезвычайно привлекательная, на восьмом месяце беременности бой-баба. «Девяносто килограммов неземного блаженства», по собственному её недавнему выражению. Настроена Настя была игриво: на «Жигулях» пятой модели, купленных несколько лет назад за шестьсот долларов и давно рассыпавшихся от старости, – Игорь величал их «Антилопа Гну» – она с громким, воинственным кличем подрезала едущие рядом иномарки; когда один из водителей в отместку покрутил у виска пальцем, Настя пришла в полный восторг и принялась азартно ругаться, не выходя, впрочем, ввиду присутствия Игоря, за пределы нормативной лексики. Игорю, честно сказать, стало слегка страшновато от такой Настиной лихости.

– Настенька, хватит, ведь нарвёмся, – попросил он, когда разъехались с очередной иномаркой.

– Люблю поиздеваться над пижонами, – Настя всё ещё светилась от блаженства.

Момент казался благоприятный для разговора.

– Ладно, Настя, Бог с ними, с пижонами. Лучше скажи, ты у меня воровала комнаты?

– Вполне по-божески, – созналась Настя, – одну из пяти.

– Действительно, по-божески, – согласился Игорь. – А другие?

– А как вы думаете? Помните Ленку Воронину?

Конечно, Игорь помнил. Лена – бывшая артистка провинциального театра, лет около сорока, деятельная и предприимчивая. Игорь ей симпатизировал, всё-таки образованная, читала наизусть Есенина и Бёрнса. Время было лихое, театры закрывались, артисты бедствовали – на поиски лучшей жизни Лена с почти взрослым сыном и матерью отправилась в Москву. Где она познакомилась с Настиным соседом, двадцатипятилетним Русланом, покрыто было завесой романтической тайны; они вступили в гражданский брак, в результате которого Лена со всем своим семейством и молодым мужем оказалась в однокомнатной квартире рядом с Настей. Музам Лена больше не служила. Настя привела их обоих – Руслана и Лену – к Игорю в «Жилкомплекс». Скоро они стали отличными агентами, сделок у обоих, особенно у Лены, было немало, и Игорь решил её поощрить: предложил стать диспетчером, фактически руководителем группы.

Теперь у Лены имелась целая служба: секретари на телефоне, подрабатывавшие за копейки, – они отдельно принимали звонки от продавцов и от покупателей и передавали диспетчеру; Лена должна была связывать сделки и руководить своими агентами. Полтавский ожидал от неё успехов и денег, но, едва Лена стала диспетчером, сделок у неё и у её агентов (среди них был и Руслан) практически сразу не стало. Игорь надеялся, что они проклюнутся, медлил и ждал, пока Настя не сообщила: «Игорь Григорьевич, Лена с Русланом работают налево. У вас нет сделок, а они покупают новую мебель». Чтобы окончательно рассеять сомнения, Игорь попросил дальнего родственника – это был тот самый журналист Александр Суворин, что ездил в Холм-Жирковский, – притвориться покупателем и обратиться к Руслану. Всё оказалось именно так, как и следовало ожидать. Едва Александр согласился купить комнату, Руслан раскрылся: «Вы можете купить комнату через «Жилкомплекс», но это будет дороже, или частным образом, через меня, но дешевле». Лену с Русланом пришлось уволить. Да разве одну Лену! Другая диспетчер, Валентина Ивановна, бывшая сотрудница министерства, сладкоголосая, льстивая, – Игорь снимал для неё с дочкой квартиру в качестве офиса – года полтора проработала очень успешно, но постепенно мать и дочь сориентировались и обнаглели – сделок не стало. Пожалуй, из всех агентов лишь одна, лучшая, Надежда, бывшая директор школы из Воронежской области, сделки не уводила, но и она в конце концов испортилась – стала требовать от Игоря особых условий. Не согласиться с ней было нельзя, уйдёт, но и согласиться – тоже. Такое соглашение могло взорвать коллектив. Стоит уступить одному… Игорь договорился с ней втайне от всех и в тот же день почувствовал, что прежняя симпатия к Надежде исчезла. Заноза в сердце оставалась, даже когда он закрыл свою фирму. Дело заключалось не только и даже не столько в деньгах: Надежда взяла над ним верх.