– Будет часа через два-три, – сообщила Татьянина мать. – Вот так каждый день, до рассвета. Бывает, совсем ничего не продаст, только замёрзнет. Люди-то сидят без денег. Не думала я, что так повернётся жизнь. Я в Таджикистан в своё время ехала по комсомольской путёвке…
Она предложила Игорю позавтракать, и он сидел в тепле, на старом, потёртом, перевезённом из Таджикистана диване, смотрел старенький телевизор и наслаждался домашним уютом, пока не появилась Татьяна. Она оказалась пышной – Игорь заметил, что в Холм-Жирковском чуть ли не все женщины отличались полнотой из-за хлебно-картофельной диеты, – но крепкой, с золотыми зубами, выдававшими уроженку Средней Азии или очень глубокую провинциалку. Татьяна быстро перекусила и повела Игоря в центр, где располагалась районная администрация; там же, рядом с администрацией, находилась и торговая площадь. Собственно, никакую площадь Игорь не обнаружил, скорее это был пустырь, кое-где окружённый деревьями, среди которого одиноко стояла парочка летних киосков. По периметру пустыря вдоль забора стояли женщины, разложив прямо на снегу сумки и развесив на деревьях и заборе нехитрый товар. Татьяна торговала в основном одеждой, которую привозила из Лужников.
– Вот моё место, – указала она Игорю на пару огромных клетчатых сумок для челноков и тут же обратилась к стоявшей рядом с такими же сумками женщине: – Макаровна, посторожи ещё немного, только сбегаю в администрацию.
– Тоже наша, из Таджикистана, – сообщила Татьяна, едва отошли, – несчастная женщина. Муж у неё был водитель, передовик, как получили независимость, связался от безвыходности с наркоторговцами. Одни его кинули, другие что-то заподозрили и зарезали. Перерезали горло крест-накрест.
Расспрашивать про наркоторговцев было некогда. Татьяна с Игорем вошли в двухэтажный уродливый дом с облупившейся штукатуркой – это и было здание районной администрации – и прошли по пустынному тёмному коридору со скрипучими полами. Татьяна, велев ожидать, юркнула в одну из дверей. Через пару минут навстречу Игорю вышла глава администрации, бедно и просто одетая женщина с простонародными чертами лица. Вместе с Татьяной они отвели Игоря в дальний угол коридора.
– У вас всё неправильно, – Игорь достал документы, – надо переделать листок убытия и регистрационный талон. Не понимаю, почему ваши милиционеры ничего не умеют. А лучше верните деньги, я всё сделаю в другом месте. С вами замучаешься… – Игорь разговаривал слишком резко, он это сознавал, но остановиться не мог – устал от дороги, от снега, от холода, а главное, от этого убогого места, от которого невольно портилось настроение. Хотелось побыстрее закончить все дела и уехать в Москву, никогда больше сюда не возвращаться.
Во взгляде главы администрации появилось что-то жалкое, жадное. Никогда раньше Игорь не встречал такой взгляд. Так могут смотреть только задавленные нуждой люди.
«Не отдаст, – понял Игорь, – за эти деньги она скорее удавится».
– Всё сделаем, – подтвердила догадку Игоря глава администрации, – научимся. Не боги горшки обжигают. Вы погуляйте пока, я сама сбегаю в милицию к начальнику. Это здесь рядом. Через час приходите.
Проводив Татьяну к её торговому месту, Игорь принялся бродить по площади. Обойдя десятка два женщин, торговавших кто чем прямо из одинаковых клетчатых сумок, вернее, просто стоявших на морозе, потому что покупателей совсем не было, Игорь свернул в переулок, где располагались несколько маленьких магазинчиков. Народ толпился лишь у одного из них, где торговали водкой, дешёвым вином и ещё какой-то жидкостью для протирания стёкол, похожей на самогон. Игорь начинал мёрзнуть. Чтобы согреться, он зашёл в фанерный магазинчик напротив, где продавали соленья. В магазинчике было пусто, только двое мужиков, купив по солёному огурцу, стояли в углу и пили, крякая, мутную дрянь. Потом и они, слегка пошатываясь, вышли.
– А вам чего? У меня тут огурчики малосольные высшего класса. Совсем недорого, – обратилась к Игорю дородная золотозубая продавщица в полушубке с большими красными руками; она едва помещалась за прилавком, забитым ящиками.
– Если можно, погреться, – попросил Игорь.
– Да, я смотрю, вы не здешний, в таких ботиночках по морозу, – словоохотливо пожалела продавщица.
– Они с мехом, – возразил Игорь.
– А толку-то что. Мы здесь все ходим в валенках. Россия. Я сама тут недавно, не могу привыкнуть. Одни алкаши, – гигантше явно хотелось поговорить с приезжим. – Мы сами из Таджикистана. Посёлок недалеко от Душанбе. Там так не пили. Хорошо жили, фруктов много. Пока они не сбесились, все передрались между собой.
– Я так и не понял, кто там с кем воевал? – спросил Игорь.
– Так и мы не очень понимали. Кланы… Исламисты… То какие-то юрчики[3] с вовчиками[4], то кулябские с курган-тюбинскими, то гармские, то какая-то «молодёжь Душанбе»[5], то Народный фронт Таджикистана… Там одно время всем командовал уголовный авторитет Сангак Сафаров… Вроде бы за конституционный порядок… Друг друга резали как баранóв… Израиль вывез своих евреев спецсамолётом, а мы, русские, как всегда, оказались никому не нужны. Наших стали резать просто за то, что русские… В феврале в девяностом году устроили бойню. Несколько сот человек… Женщин заставили раздеться догола и бегать по кругу, пока те выбирали… Я сама видела в Душанбе: подошли к офицеру человека четыре и порезали ножами. Как овец режут. Кровь хлестала, кишки вылезли на землю. Никто не подошёл, боялись. Женщин насиловали и убивали. А бывало наоборот. Сначала убивали, потом издевались над мёртвыми… – Лицо продавщицы задёргалось и пошло красными пятнами. – У нас в посёлке шахта была, цветные металлы добывали, руду. Всё разрушилось. Мы им промышленность десятки лет строили, ехали по комсомольским путёвкам, а теперь всё, ничего не осталось. И наших там больше нет, разве что самые несчастные…
Её рассказ прервал вошедший в магазин пьяный. Игорь, погревшись ещё минут пять, вышел на улицу.
Через час документы в самом деле были в порядке.
– Приезжайте, – приветливо и, как показалось Игорю, заискивающе попрощалась глава администрации, – выручайте нас. Мы тут сами видите, как сидим. Можете прямо ко мне, без Татьяны.
– Не хочется Татьяну обижать. Хорошая женщина, – промямлил Игорь.
Выйдя от главы администрации, Игорь забежал на торговую площадь попрощаться с Татьяной. Она уже складывала вещи. Торговать было бесполезно. Покупателей не было.
– Приезжайте, Игорь Григорьевич, будем вас ждать, – ласково сказала Татьяна, сверкнув золотыми зубами.
Игорь хотел уйти, минут через пятнадцать отходил автобус в Сафоново, но Татьяна его остановила.
– Извините, Игорь Григорьевич, я вот что хотела спросить. Можно в Москве купить комнату? Для дочки, хочу пристроить в институт. Пусть живёт по-людски. Сами видите, как мы тут маемся. Перспектив никаких. Ни заработков, ни пенсии. Начудили Горбачёв с Ельциным.
– Самые дешёвые комнаты стоят тысяч десять долларов[6], – сообщил Игорь.
– Сколько лет работать, – вздохнула Татьяна.
Игорь больше в Холм-Жирковский не ездил. Пристроил посыльным дальнего родственника, журналиста. Тот за пятьдесят долларов всегда был готов подработать. Этот родственник первым делом сократил цепочку посредников, выбросив из неё Татьяну. Игорь промолчал. Для дела так действительно было лучше. Да и не было у него никаких обязательств перед Татьяной.
Когда родственник отправился в очередной рейс регистрировать кого-то в Холм-Жирковском, Игорь попросил его узнать, нельзя ли сделать гражданство для сестры Ирины Барзани с мужем. К тому времени пару раз гражданство в Холм-Жирковском уже оформляли. На сей раз, однако, Александр Суворин вернулся с категорическим отказом.
– Не только гражданство, вообще запретили регистрировать чурок. Одних славян. Особенно строго с Грузией. Из Грузии не только грузин, но и славян велели не регистрировать; и вообще от лиц с грузинскими фамилиями, даже граждан России, советовали держаться подальше.
