— Тебе и не придётся: главное предупреждение уже получено. Если знать, как искать, то и ответы на все вопросы найдутся. Теперь повторяй за мной: «я, Энна…» У тебя есть фамилия?

— Алоро…

— «Я, Энна Алоро, отказываюсь от дара».

Несколько долгих мгновений она молча глотала слёзы, и Алданон не торопил её — фактически бросать его, — сам же запоминал это прекрасное чувство, когда касался кого-то живого и получал в ответ эмоции, а не их тень из прошлого. Эрн тихо стоял рядом, словно на похоронах. Наконец, Энна повторила его слова и судорожно выдохнула, однако ничего не произошло; они так и сидели во тьме.

— Что нам теперь делать? — спросила она.

— Готовиться к возвращению искусственного бога, видимо, — ответил Алданон. — Я разузнаю всё, что потребуется, ты передашь информацию Джерро, а тот его остановит.

— Что насчёт меня? Даже не надейтесь, что я просто сбегу после всего, что произошло, — заявил Эрн с вызовом, достойным настоящих бесстрашных героев. У Алданона потеплело на душе от мысли, что он не один, а с настоящей — пусть и не с самой дружной — семьёй.

— Этот… архитектор считал тебя идеальным кандидатом в преемники, так что, уверен, решение найдётся. Истинная радость знания в самом процессе, тернистом пути поисков, поэтому ты должен пройти его самостоятельно.

На прощание хотелось сказать так много, однако нужные слова, как назло, не находились. После ментальной встряски Алданон в принципе радовался, что не утратил способность составлять осмысленные предложения и не пускал слюни. Эрн помог им пройти к выходу, и в освещённом изогнутом коридоре они вновь посмотрели друг на друга — покалеченных, измученных, но стойких в желании дойти до конца.

Он встал первым и уже почти сделал шаг, когда его позвала Энна:

— Алданон! — Всё-таки её грустная улыбка была очаровательна, и он вконец уверился, что в эту женщину мог бы даже влюбиться. — Береги себя!

Оказалось сложно врать, примерно зная, что предстояло вынести; тяжело далась и последняя, самая высокая ступень к возвышению. Алданон остался один в болезненном бледно-синем свете круглого зала; разве что высохший труп Фаугара — его невезучего предшественника — составлял компанию. Здесь можно было отдышаться и, возможно, изобразить смирение, но у Алданона остался ещё один вопрос, с которым он, по сути, и пришёл сюда.

Фейн тоже касалась постамента в центре и пронзительно долго рассматривала окровавленное тело Фаугара, словно уже жалела о содеянном — по крайней мере, Алданону хотелось так думать. Затем она внезапно рассмеялась и адресовала вопрос куда-то в потолок, для своего наблюдателя:

«Значит, моих мучений мало — нужно ещё и рассудок в жертву принести? Что ж, если такова цена силы, чтобы защитить наш народ, я согласна. Забирайте всё».

Взрыв магии сотряс стены, выбив крупные куски камня и несколько светильников; земля содрогнулась. На миг они с Фейн, казалось, встретились взглядами — два потерянных одиночества — и разошлись каждый в своё время. Алданон хмыкнул, наконец признав иронию совпадения, опустился на колени и послушно положил голову на жертвенный алтарь.

Ему нужно было успеть, пока потолок ещё держался.

========== Эпилог ==========

В центре зала, у всех на виду, Алданон нашёл под массивной плитой нужные инструменты, накрепко запечатанные зачарованием, однако, к счастью, опыт в опознании предметов для археологического общества сыграл ему на руку. Взрывы учащались, стена слева расползалась под натиском магии Разрушения, что не мешало сосредоточиться. Знания уже были в голове — их раздавали каждому, кто проходил третье испытание, но только взявшись за длинную серебряную иглу, Алданон понял, для чего та понадобится.

Самый первый ключ открывал сознание для мира.

Он уже знал, что на лице слишком много капилляров, поэтому позаботился, чтобы глаза не залило кровью: вытащил из рюкзака какие-то последние тряпки и обмотал ими нижнюю часть головы, как делали на операциях хирурги. Он был готов; он мог это сделать! Холодный металл обжигал кожу, и по собственным ощущениям Алданон менял направление лезвия, зачарованного на остроту. Чем меньше площадь острия, тем оно эффективнее, даже сквозь кость проходило.

Пот стекал по спине, пропитывал одежду и обвязанные тряпки, но руки не дрожали. Левее, выше, ещё вверх, к коре, минуя жизненно важные отделы — и он оказался на месте, дёрнул вправо, освобождая место для воздуха, медленно вдохнул и взялся за следующий инструмент.

Миэль с оставшимися в живых друзьями обрушила на Пути Испытаний целую гору, тогда как Салхана с Фордом сосредоточились на опорах и несущих стенах. Все трое ещё не знали, что тратили усилия впустую.

Звуки замедлялись, стихали, словно Алданон переносил своё тело через Портал Песен, потому что в голове так и не заканчивался прилипчивый детский стишок про бутерброд, под который он каблуком выстукивал ритм. Мигрень отступала, словно кто выпустил через отверстие в мир все нехорошие мысли — о жадности, зависти, неудачах и страхах. Вскоре Алданон и вовсе забыл, почему недавно печалился. Энна такая милая девушка, она же не должна плакать.

Всё-таки архитектор вводил кандидатов в заблуждение, когда обещал неограниченные знания. На деле он выдал Алданону связку ключей, не уточняя назначение каждого, и оставил его у своего рода бесконечного архива с запертыми стеллажами. Как ребёнок, ожидающий подарков, он сразу направился к самому большому участку и приступил к делу. Голова немного болела, под переносицей жгло, но в целом — жить можно. Главное, он понимал, что раньше смотрел в потоки времени через глазок, но сейчас — распахнул дверь настежь.

Ещё пока не зная, как совладать с новыми возможностями, он решил вернуться к своему маяку в прошлом и сосредоточился на мысли о Фейн: что с ней случилось и… как она умерла? Алданон неуверенно шарил в потоке, ориентируясь на образ, но не находил ответа, затем передвигался дальше вправо, как учил архитектор, и снова безуспешно. Её горизонт тянулся в бесконечность, полную тьмы и холода — что-то, похожее на жизнь, как обратная сторона луны.

Технологии Иллефарна перестроили её тело до неузнаваемости, лишив не только половых признаков, но и личности — вытравились память и чувства, желания и стремления, — освободившееся же внутри место заняла непомерно гигантская воронка, которая вбирала магию через Плетение в чудовищных количествах. Словно в назидание богам, какими им следовало быть, архитекторы оставили своему творению одно лишь чувство долга перед империей.

Однако и Страж был лишь псом, привязанным к магии, а значит, и к богине Мистре. В час её смерти и падения Нетерила, чтобы выжить, он потянулся к иному источнику — Теневому Плетению — и вернул себе часть утерянной памяти о страданиях во время преображения, когда распадались тело и разум. Определённо сердце Фейн до сих пор билось, но сочилось ядом омерзительной магии.

Алданон тянул за нити времени, едва ли разбираясь, которая из битв со Стражем станет для него будущим, и вдруг почувствовал на себе тот самый взгляд, что превращал мёртвых в не-живых — даже из глубин Теневого Плана он пробирал до костей. То же чувство Алданон испытал, впервые взглянув на настоящую Фейн в видении.

«Человек. Нетерилец!»

«Это лишь пустое созерцание», — пытался он себя уверить, пока хищная тьма тянулась к его разуму, игнорируя границы разных Планов. Однако тут же кто-то резко потянул Алданона назад. За тот миг, пока выбитая из руки игла летела на пол, он с улыбкой погрузился глубже в собственное сознание и завис где-то посреди сети пещер к разным участкам памяти, будто прогрызанных огромными червями.

— Мастер Алданон, что вы с собой сделали?! Держитесь, я вас вытащу!

До чего же храбрый мальчик этот Форд! Наконец сфокусировав взгляд, Алданон с восторгом уставился на ширящуюся длинную трещину в потолке и совершенно не участвовал в собственном спасении от камнепада. Тонны земли рванули в залы, освобождая место для прекрасного солнечного света.