— Хватайтесь за верёвку! — грубый голос Ульфгара откуда-то сверху оказался полной неожиданностью, и Алданон перевёл взгляд на него — грязного, перевязанного бинтами, но живого. За ним толпились люди и эльфы в балахонах. В недрах памяти что-то зашевелилось, но оказалось не столь существенным, чтобы складываться в логическую конструкцию.

Мозг тратил слишком много энергии впустую, что-то пошло не так, а затем Алданон вспомнил о выбитой из руки игле, развернулся и попытался вернуться, однако Форд, раскинув руки в стороны, преградил путь. С новым толчком ближайшая стена тоже пошла трещинами, щит на арке с пафосным, но стилистически неплохим предупреждением раскололся пополам и рассыпался.

— Мастер Алданон, вы слышите меня? Нет, он меня не понимает! — выкрикнул вверх Форд. — Я обвяжу его, подождите!

Словно бездушная мясная туша, Алданон позволил утянуть себя наверх, глядел на повисшие руки и ноги, пытаясь вспомнить, что же забыл там внизу, где так холодно, и вдруг увидел в не-живой черноте очертания рогов, шипов и длинных когтей. Что-то шевелилось внутри и глядело на него через замочную скважину между мирами. Настанет день, и дверь откроется, выпустит его…

«Никто не скажет, будто я тиран и сумасброд…» — подыгрывала песенка.

Люди в смешных балахонах шептались между собой, поглядывая на него, а затем маленькая эльфийка присела рядом, помогла размотать промокшее тряпьё и спросила, не нужна ли помощь лекаря.

— Не хочу показаться грубым, но вон тот дварф отрастил новую голову, — громко прошептал Алданон и указал на Ульфгара, который в это время тянул Форда вверх за руки, — хотя мог бы забрать старую из моей сумки.

— Мы успели откопать вашего друга, всё хорошо, — она замолчала, словно что-то не позволяло ей говорить, но теперь — упало с плеч. — Я узнаю твой взгляд: мой брат вернулся с таким же, но не смог дотянуть и до следующего рассвета. Он всё твердил, что время — это иллюзия, и мы живём в нём вечно. Надеюсь, он ушёл туда, где страданий не существует.

Почему-то и эта эльфийка грустила, как Энна, которая сидела у разрушенного лагеря спиной к ним. Последним выкарабкался Салхана и тут же выкрикнул что-то командным тоном, отправив Ульфгара и Эрна засыпать проход так, чтобы ни одна живая душа больше не смогла бы попасть внутрь. Жутковатый гул падающих стен был слышен даже отсюда. Чтобы скрыть опавшую почву, друиды наколдовали вокруг шипастую лозу.

— Скоро и мы сможем уйти, — сказал один из них, — когда убедимся, что это проклятое место действительно больше не сможет отбирать ни души, ни жизни.

— Идём, пока земля держит, — проворчал Ульфгар и устало поднялся, опираясь руками на здоровое колено, затем крепко обнял своего племянника.

Салхана, к несчастью, перегородил вид и навис грозовой тучей.

— Почему ты в пижаме? — наперво спросил он грубо, а когда эльфийка что-то шепнула, указав на голову Алданона пальцем, то опустил руки и замолчал: человек, который по пути растерял лицо и в ужасе выдёргивал собственные волосы, теперь не знал, какую команду отдать, чтобы всё встало как прежде.

Алданон же и сам не помнил момент, когда переоделся — да и разве это важно? Главное, что ему так удобнее. Нет ничего лучше удобной, тёплой пижамы, особенно в путешествии. Эльфийка поколдовала над его головой, но Алданон уже был далеко — подбирал ключи к новым архивам и с детской жадностью поглощал всё, что мог найти. Мельтешащие люди быстро его утомили, а лошадь так и норовила укусить за ногу, когда Алданон принимался тискать её гриву.

Некоторым вещам пришлось учиться заново, но тогда забывалось что-то уже известное. Тоннели памяти петляли, переворачивались с ног на голову и путали направления, даже когда Алданон развешивал указатели. С ровным горизонтом времени как-то сразу не срослось, а мысль оказалась куда быстрее происходящих событий. Он понимал, что сейчас ещё мог сосредоточиться, но с возрастом, когда ресурсы мозга начнут угасать, то едва ли сможет даже понять, где находится.

Полное имя Фейн кануло в пучинах времени, словно архитекторам было важно стереть его; её образ остался лишь в ненадёжной памяти Алданона, да и там постепенно истончался под тяжестью более полезных знаний. Хорошо рисовать он так и не научился, а старая книга с набросками затерялась где-то в библиотеке. Энна всегда говорила, что важные мысли следует тут же записывать, поэтому в момент ясности Алданон снова вооружился иглой и чернилами вытравил на предплечье: «Её зовут Фейн».

Порой он практически бился внутри собственного тела, не в силах ответить на вопросы друзей или хотя бы дать знак, что он здесь, внутри — ещё прежний — и никого не винит. По правде, не очень-то и получалось: теперь для всех он был забавным сумасшедшим, который и раньше не особо умел выражать свои мысли. Подробности экспедиции замяли, а самого Алданона отправили на раннюю пенсию, хотя опознанием артефактов он занимался до сих пор и щёлкал секреты как орехи, мгновенно забывая о них.

Когда Аммон Джерро выписал археологическому обществу существенную компенсацию, Салхана тут же уволился и отдал свою часть вознаграждения Алданону — точнее, Энне, которая взялась его опекать. Она купила ему огромный дом в Чёрном Озере, где могло поместиться всё, чего он только ни хотел: мастерская под любые нужды, подробная карта Фаэруна во всю стену, целый шкаф для пижам, а ещё книги — много книг! Эрн и Форд каждый месяц присылали ему редкие экземпляры из путешествий. Из обрывков информации Алданон понял, что и Ульфгар смог удержать свой умирающий клан на плаву.

Фазы дня перестали иметь смысл, время в принципе размывалось, а значит, Алданон только приближался к заветному горизонту. Он спал урывками и ел, лишь когда напоминала Энна — затем её сменил слуга, но Алданон далеко не сразу заметил подмену, — его эффективность возросла в сотни раз, а разум словно источал чистейший свет. Со временем сложнейшие знания укладывались и словно цементировались — так, например, дети учились ходить.

Однажды Алданон сказал Энне о хрустальном шаре под глубоководным городом, который никто не может найти, а через пару дней к нему впервые явился сам Аммон Джерро. Мерзкая аура колдуна разила демонической кровью, однако Алданон принял его как интересного гостя.

— «Глубоководный город» — Уотердип; «стеклянный шар» — символ Савраса. Там его храм? — сходу бросил Джерро с таким видом, будто получил несварение, однако Алданон лишь растерянно хлопал глазами. — Неважно. Меня интересует, как остановить это тёмное существо: чем глубже я копаю, тем больше уверяюсь, что вы все говорите правду… Наши города стоят на костях империи, которую уничтожило это чудовище! Что оно такое?

Способность хранить тайны тоже исчезла, как только Алданон повернул первый ключ, поэтому болтал он без умолку, перемешивая ценную информацию с мусором, который вдруг вылезал из подсознания. От переизбытка чувств он всплеснул руками, сбив со стола подсвечник.

— Воронка, вихрь — потрясающей силы! Если с края стоять, то вмиг засосёт, но зато в центре всё тихо… относительно мгновенной смерти и превращения в нежить, конечно. Сердце бури отыскать легко, но вот лезть туда — форменное безумие!

Алданон весело рассмеялся и уже потирал руки, предвкушая главный вызов тысячелетия, да и какой толк от всех этих бесконечных архивов, если содержимое девать некуда?

— Точно. Мне нужна информация, какое оружие способно противостоять ему. За работу! Кстати, — добавил Джерро невзначай, уже унося демонический смрад за порог библиотеки, — у тебя амулет с истраченным зарядом защиты от смерти, чучело. Смотри, не помри случайно.

— Э-э, нет, случайно не выйдет.

Он уже знал, что Джерро выживет в битве со Стражем и вернётся для финала, душу сожжёт, но найдёт способ покорить время — ведь его всегда мало, а дел не убавлялось. Видение собственного будущего, где Джерро заносил горящий клинок над его седой головой, быстро сместилось новым и потонуло под грузом других мыслей: лакей снова куда-то перепрятал зачарованные чернила для магических формул, а затем те нашлись в башмаке.